— Ма, я схожу а Алёшке. Помнишь, я рассказывал, что к нему должен приехать Пашка, его двоюродный брат, областной чемпион по боксу? Так он уже приехал и пообещал нас сводить на секцию, познакомить со своими товарищами, с которыми малым сам тренировался. Что? Ну, ты меня знаешь, в неприятности сам не полезу. Да они хорошие ребята, не волнуйся. Все, целую, буду не поздно.
Медленно положил трубку и невольно сморщился — от вранья всегда горчило в горле, особенно если врешь дорогому человеку. Но жгучее желание увидеть ее в другой обстановке, в другой ипостаси безоговорочно доминировало над чувством стыда.
Из-под низкой кровати я достал спрятанную от посторонних глаз сумку, набитую книгами, открытками и брошюрками о конкуре, о существовании которого узнал именно благодаря ей (с тех все связанной с этим конного спорта обрело для меня мистическое, фетишное значение) . Мне казалось, что когда я расстегиваю молнию сумки, из нее солнечными стрелами вырывается загадочное сияние, несущее с собой запах пьянящего соцветия запаха сена, конского пота и жаркого девичьего тела.
На миг закрыв глаза, чтобы обострить обоняние, я сделал глубокий вдох. Сердце забилось чаще, в джинсах увеличилось напряжение. Пришлось прилагать усилие, чтобы вырваться их сладостного плена, и доукомплектовать сумку. Из ящика письменного стола я извлек недавно купленный телеобъектив для своей камеры и бережно уложил его к остальному снаряжению.
Прибыв к ипподрому, я с радостью обнаружил ее маленький синий "Пежо" , припаркованный у главного входа. Значит, она здесь. Значит, я скоро увижу ее опять. Свою машину я решил оставить подальше, ведь она вполне могла видеть ее в университете, а быть пойманный за шпионажем мне не хотелось.
Без особых усилий пробрался через проходную. Оказывается, всякому, кто захочет попасть на трибуны в свободный от соревнований день, путь открыт. На негнущихся ногах я взобрался чуть ли не на самый высокий ряд и умостился у прохода. Зрителей вокруг было очень мало, но я вполне мог сойти за корреспондента, следящего за восхождением новой спортивной звезды, и не вызвать никаких подозрений. А может, я сильно преувеличиваю? На воре шапка горит, так говорят?
Она была легко различима среди других и без помощи телеобъектива. Держась, словно рожденная в седле, она галопировала на темно-гнедом коне удивительно правильных, величественных пропорций. Грациозно прогнув поясницу и выпятив назад попу, она приподнималась в седле в такт движениям коня, отчего крепкая огненно-рыжая коса, змеей вьющаяся из-под картуза, обхаживала и приглаживала ее спину.
Светло-кремовые бриджи, заправленные в высокие черные сапоги, подчеркивали стройность полусогнутых ног; пуховый жилет в красно-черную клеточку с меховой оторочкой по краю воротника туго стягивал очень крупную грудь, не позволяя ей вносить дисбаланс в подстраиваемый под аллюр коня так движений наездницы.
Чуть не уронив новый объектив, я дрожащими руками присоединил его к камере и направил в сторону Анны. Теперь я мог видеть ее лицо: уверенный и сосредоточенный, немного надменный взгляд был устремлен вперед, будто стараясь вселить страх в преграды и заставить их расступиться перед конем; слегка приоткрытые губы и еще по-детски пухленькие щечки, закаляемые ранним морозом, были почти одинакового, ярко-алого цвета. Лицо очаровательной куклы, написанное на фарфоре.
Не замечая ничего вокруг, она самозабвенно отдавалась езде. Казалось, она существовала в иной реальности, ограниченной лишь небольшим коридором, в котором одна за другой чередовались преграды, преодоление которых и было единственным смыслом ее существования. Раскрасневшаяся и учащенно дышавшая, она вслушивалась в игру мышц несущего ее животного и легкими незаметными движениями управляла им, словно кукловод своей марионеткой.
По истечении двух часов тренировки она завернула коня в стойло. Недовольный расставанием, он раздосадовано вскидывал могучую голову и выпускал из ноздрей клубы пара. Приласкав его утешающими поглаживаниями и прошептав что-то напоследок на ухо, молодая наездница удовлетворенным шагом направилась в примыкающее к ипподрому здание, где, по всей видимости, находились раздевалки.
Настало время уходить и сочинять историю о том, как я встретился с Пашей, и как увлекательно было наблюдать за тренировкой боксеров.
В ту ночь я спал неспокойно и проснулся в мокрых постелях. В воображении всплывали образы полуодетых девушек-всадниц, окруживших меня и бесстрастными голосами обсуждавших, как меня порешить. В другом сне я убегал от стада взбушевавшихся мустангов, неизбежно приближавшихся ко мне в облаке пыли.
Парализованный ужасом, я старался убежать, свернуть с дороги, спрятаться за деревом, но непослушное тело не повиновалось мне. Когда табун меня уже почти настиг, я обернулся взглянуть смерти в лицо, и на холме, заливаемом ослепляющим красным солнцем, увидел высокую девушку с волосами, сливающимися с солнцем. Ее ноги были широко расставлены, руки уперты в бока, а на лице играла широкая улыбка.