грубо опускали в жопу грязные опущенки.
Я терпела под ними самые тяжелые минуты в жизни. Меня насиловали все кто хотел, и в итоге поимели все девочки из этой камеры.
Всё со мной было кончено. Я обессилев упала на колени на пол. Я была морально растоптана. Я умерла как личность. Было позорно, или точней было уже всё равно. Всё на свете было всё равно.
Марина подошла ко мне под шуточки и смех коллег. Схватив меня за ухо так, что я взвизнула она спросила, играя на публику: — Поняла теперь кто ты есть в этой жизни?
Корчась от боли в ухе я ответила под гогот зевак: — Поняла, Мариночка.
— А теперь ты поцелуешь меня в задницу, педовка! — продолжая веселить публику, заявила такая же педовка эта самая Марина.
— Нет, я повешусь после такого позора! Я не сделаю этого, — заявила я, стоя на коленях в окружении ржущих товарок.
Марина повернулась ко мне задом и приподняла подол платья. Возникла короткая пауза. Но гнетущая атмосфера надломила раньше мою психику, чем опущенки бы отказались от своих унижающих мое человеческое достоинство намерений.
Я осторожно прикоснулась руками к худощавой попе Марины и коротко чмокнула ее туда. Раздался грохот аплодисментов и улюлюканий. Я была готова умереть в этот момент от груза стыда и позора навалившегося на меня.
— И меня пусть поцелует в засос в анус, — вдруг сквозь всеобщий крик и гам, услышала я голос одного из петухов.
Через несколько мгновений перед моим лицом уже оказалась чья-то прыщавая задница с петушиной татуировкой на одной из булок. Пристальней взглянув на анус я еще явственней поняла, что это анус разъебанного петуха. В это мгновение мне хотелось схватить что-то острое и пронзить себя в самое сердце. Но гнев быстро сменился иным ощущением. Мне вспомнился тот мужчина, который мне сегодня объяснился почти что в любви. Ради новых встреч с Мартином я готова была на всё. Я страстно и со слюнями поцеловала петушиный анус под возгласы восторга каторжан. Через минуты мной были облизаны попы всех сидельцев этой камеры.
— А теперь пойди и помой нам парашу, прошмандовка, — заявила Марина, после всех издевательств.
Я засеменила в сторону вонючего угла в камере, взяв половую тряпку. Было муторно, но я старательно вымыла им туалет.
Когда в тюремном коридоре послышался грохот ключей я обрадовалась в надежде на избавление. Однако, последние полминуты в камере мне дались весьма дорого и жестоко.
Марина несколько раз ударив меня, сообщила, глядя в глаза: — Еще раз появишься в нашей тюрьме вообще убъем, парашница. Поняла?
— Поняла, девочки, — попыталась задобрить своих товарок я, но не успела.
Град ударов и пинков посыпались на меня. Били грубо и сильно. И только когда ключи заскрежетали в замке камеры, девки разбежались по своим шконкам.
Вертухай, увидев меня, лежащей в крови на полу был изумлен.
— Можешь идти сама, дырка? — спросил он, брезгуя касаться меня.
— Да, могу, — соврала я и поползла в сторону дверей камеры.
Домой мы с Мартиным ехали почти не разговаривая. Помывшись в тюрьме, я переоделась в новое женское белье, но все тело ныло и походка была уже не слишком женственной. Хозяин мне помог выйти из автомобиля возле моего подъезда. Я хотела уже было попрощаться, но он настоял, чтобы проводить меня до дверей квартиры. Я не противилась. Мы вошли в лифт. Наши взгляды встретились. Моё сердце дрогнуло. Мартин расстегнул свою рубашку. Мы сплелись в страстном поцелуе.
— Я все сегодня дала, кроме тебя, милый, — прошептала, продолжая висеть на Мартине.
— У тебя наверное попа болит? — нежно переспросил он.
— Для тебя я всегда доступна, любимый, — тут же отреагировала я.
Прямо в лифте меня поставили раком. Секс был быстрым и страстным. Бляяяяя+
Приятные воспоминания тешат мне душу.