Вспомнилось, как она отстранялась, когда я слишком уж расходился и переставал контролировать амплитуду движений…
Ей больно… Рычание перешло в хрипы. Но они все длились и длились… Да сколько же можно?! Ей больно… Моей жене больно! Слышите вы, свиньи?! Хватит! Хватит, перестаньте! Кто это кричал? Я? Нет, я не в силах… Это кричала Лена… Моя Леночка, Ленусик, моя хрупкая, нежная жена…
Хрипы стали затихать… затихли… Слышалось только тяжелое дыхание. Один выполз… Там остался еще один и двое ждут очереди…
Чмоканье, звук слюнявых поцелуев… Она, моя девочка отворачивается, а он, бугай, хватает ее, стискивает и сосет, сосет, содрогаясь всем телом и бешенно работая тазом!.. Слюни его текут по нежному личику моей маленькой жены, а там… внизу… там, где соединяются их тела… где он проник в ее нежное тело своим огромным… Там — все мокро. Течет, на одеяле, конечно же, пятно… Отвратительное, липкое пятно!.. А он все качает и качает!.. Прекрати!
Он выполз из палатки с все еще эрегированным, мокрым, блестящим в отблесках костра, членом.
— Ну, братан… — он присел рядом и доверительно похлопал меня по плечу мокрой, липкой рукой, — хороша у тебя жена, в натуре! Гадом буду! Мышиный глаз!
— Нет, нет, нет… — опять кричала Ленка.
Постепенно крик перешел в рыданье. Она плакала навзрыд, как тогда, у костра… Плакала не переставая. Она плакала, а они… Они на ней… получали удовольствие… Тискали ее, терзали, насиловали ее плоть…
Всзлипывания Ленки стали ритмичными, плачь невольно подстраивался под ритм содроганий.
— Я — все, — хрипло сказал один, — давай ты!
Все… Он — все… Значит, он спустил ей… внутрь нее… они все наспускали там… Она же забеременеет! Аборт в ее годы? Как же ты залетела, милочка? — спросят врачи.
Всхлипывания опять стали ритмичными. Значит, ее сейчас второй… Его дыхания не слышно… только ее стоны… Стоны? Когда это плач перешел в стон?! Ей больно?! Нет… Это стон не боли… Или, все-таки боли? Нет… Именно так она всегда стонала перед тем… У нее были очень бурные оргазмы… Она вначале стонала, потом кричала, иногда плакала…
Я с огромной душевной болью прислушивался к звукам, доносящимся из палатки. Зачем я слушал? Ведь можно было мычать, стонать, заглушать ТЕ звуки. Так хорошо мне знакомые — звуки приближающегося оргазма моей девочки.
Да, она уже не плачет… Она сладостно стонет… Он забыла обо всем… Может, ей представилось, что ее любит муж? Или… или кто-то другой, но близкий и желанный? Сейчас она будет кричать и влагалище ее будет бешенно сокращаться, доставляя неземное блаженство этому бандиту. Этому потному, мерзкому насильнику!
Ленкин крик прорезал ночной воздух. Она кричала и стонала, плакала и смеялась…
Собственно, в чем я ее обвиняю? А я — разве уже ее в чем-то обвиняю? Ну да! Она испытала оргазм с насильником! Значит, ей понравилось, как он ее?.. Как они ее… Но…Нет, нет — до этого можно довести любого человека! Постоянные фрикции делают свое дело, независимо от того, кто на тебе — любимый человек, или мерзкий насильник!..
Да сколько же можно кричать?! Она уже несколько минут кричит под ним!.. А, может — не под ним? Может он ее… как-то по-другому?.. Да нет… вряд ли… Она всегда любила ощущать тяжесть мужчины… Да причем тут — любила?!!
Она так и говорила… "приятно чувствовать на себе мужика". И вот тут… уж почувствует.
Какое-то шевеление. Поднимаю голову — рядом со мной сидит главарь и еще один. А другие?.. Значит, они… У меня что-то выпало из памяти? Когда они все залезли в палатку?
— Не… могу… не на-а-до… — крик глохнет… рот заткнули мокрыми губами.
А, может… не губами? Нет, она же никогда не любила делать минет… Только если очень попрошу! Да причем тут — любила-не любила, идиот?!! Тут ее никто и не спросит…
А тот запах изо рта? Когда она, моя Ленуська приходила домой пьяненькая? Запах — такой чужой и знакомый… Запах спермы — вот что это было!.. Она не любила делать минет?