— Тише, дурочка, не плачь — утешал он ее — это как целку ломать — один раз вначале больно, а потом понравится. Не порвалось у тебя ничего — сто раз проверено уже, не настолько он у меня большой.
Мама продолжала молча всхлипывать. Васька, решив, что все слова уже сказаны и пора успокаивать делом, взял маму за бедра и принялся покачивать ее на члене, не приподнимая. Мамин клитор, и так не маленький, а из-за огромного члена внутри торчащий еще больше, терся о Васькин волосатый лобок. Вскоре это возымело свое действие — сначала прекратились всхлипы, а затем послышались стоны удовольствия. Мама уже начала слегка подпрыгивать на Васькином столбе, когда он глубоко вздохнул и насадив ее на себя, замер. Поняв, что произошло, мама принялась энергично подпрыгивать, но было уже поздно — еще совсем недавно угрожающе выглядевший член на глазах сдувался, превращаясь в невзрачную тряпку. Выскользнув из мамы, он повис, не внушая никаких надежд на скорое оживление. Василий виновато смотрел на маму и что-то пробормотал. Вдруг краем глаза он заметил меня. Повернув голову и раскрыв рот, он уставился на внимательно их разглядывающего и дрочащего при этом пацана, сидящего в полутора метрах от них. Не в силах ничего сказать, он молча тыкал в мою сторону пальцем и беззвучно открывал рот, другой рукой стараясь прикрыть свою и мамину наготу какой-то тряпкой, напоминающей мамино платье.
— Успокойся, Вась. — сказала мама, заметив его беспокойство. — это ж сын мой, он в курсе, зачем я здесь.
Внезапно мама заметила, что я сижу не просто так, а сжимаю в кулаке глядящий в потолок член. Спрыгнув с Васькиных колен, она моментально оказалась скачущей на мне, пытаясь получить хотя бы один честно выстраданный оргазм. Однако несмотря на соблазнительно подпрыгивающие перед глазами груди, я не почувствовал вообще ничего. Да и мама вскоре поняла, что после Василия делать мне в ней нечего. Растянутое во все стороны влагалище ни с какой стороны не касалось моего члена. Поняв это, она затихла, грустно положив голову мне на плечо. Поняв, что маму надо спасать, я опрокинул ее на диван и резко разведя ноги в стороны, впился губами ей в промежность. Скоро она начала оживать, постанывая и подаваясь бедрами мне навстречу. Неожиданно я почувствовал руку на своем плече. Рядом стоял Василий.
— Отойди-ка, пацан. Это я виноват, мне и вину искупать.
Уступив ему место, я с завистью понял, что мне предстоит еще учиться, учится и учится. Что он там делал мне было не видно, но по маминой реакции я понял — уж чего-чего, а опыта у Васьки не отнять. Мама извивалась, стонала, вскрикивала, прижимая Васькину голову к себе, что-то неразборчиво бормотала… Про себя я решил, что с Василием надо пообщаться получше — вдруг выдаст какие-нибудь секреты, а то и вообще напросится к нему в ученики. Пока я так думал, мое внимание привлекла мамина голова, свесившаяся через подлокотник, с полузакрытыми глазами и эротично приоткрытым ротиком, из которого доносились глухие стоны. Подойдя к ней, я сжал мамину голову ладонями с двух сторон и сунул свой член ей в рот. Она с готовностью принялась его посасывать, но мне, перевозбужденному, этого оказалось мало. Я начал просто трахать ее в рот, стараясь вбить член как можно глубже. Видимо, положение рта на одной линии с горлом при запрокинутой голове это позволяло — член без особых усилий входил ей между губ по самые яйца. Мама не обращала на это внимания и просто лежала, приоткрыв рот — все ее чувства сосредоточились внизу, где орудовал Василий. Не могу сказать, сколько это продолжалось, но очнувшись, я увидел, что член мой висит, а из маминого рта стекает сперма, на что она не обращает внимания, находясь после оргазма в полуобморочном состоянии. У ног ее сидел Василий, с улыбкой до ушей на перемазанном мамиными соками лице, не забывая при этом пошевеливать вставленными в маму пальцами, что изредка вызывало у нее непроизвольные судороги и стоны.
После мы сидели за столом, ели, пили и разговаривали. Мне, как полноценному мужику, Василий налил стопку своего фирменного самогона и заставил выпить, не обращая внимания на протесты мамы. Он вообще оказался неплохим мужиком, невзирая на некоторые свои недостатки.
— Ты вот, Вовка, говоришь, что завидуешь мне, моему размеру. А зря. Это только смотрится так гордо и внушительно, а на самом деле одни неприятности. Вот не поверишь, как увидят бабы — так не дают. Некоторые сразу сбегают, некоторые после примерки… Ну не лезет в нее и все! Они и так, и сяк, и сверху, и снизу, и раком, и с вазелином… интересно ж такой размер попробовать… все равно больно. Про в рот или в задницу вообще никакого разговора нет, даже пробовать не хотят. Не, некоторые из принципа в рот запихивают… только толку-то все равно нет. Я ж глядя на это шевельнуться боюсь — вдруг порву чего. А некоторые, как мать твоя, с трудом, но сядут до половины, а дальше не хотят. Это я уже потом придумал, как их полностью посадить. Когда понял — если до середины вошел, то и весь влезет.
— Молчи уж! — прервала его монолог мама. — я и так на него еле села, думала порву себе все. А уж когда до конца. . все, думаю, в клочки… ходить мне теперь с громадной дырищей между ног. Хорошо еще, если зашивать не придется. А больно-то как! Убить бы тебя, Васька… Еще и чуть неудовлетворенной не оставил. . Нафига тогда я, спрашивается, все это терпела?
— Ну не оставил же. — довольно улыбался Васька — тебе же понравилось, я видел. Да и не порвал ничего и не растянул — сама посмотри. Зато теперь тебе уже легче будет, вот увидишь.
— Нет уж, больше ко мне со своей дубиной не подходи! — мама ощупала себя внизу — вроде и правда не очень растянул.
— Дядь Вась — встрял я во взрослый разговор — а что ты такое маме делал, что ей понравилось? Я тоже так научится хочу.
— Это, пацан, мой главный секрет, я его кому попало не выдаю — страшным шепотом отвечал Василий под аккомпанемент звонкого маминого смеха. — вот уговоришь мать дать мне еще раз-тогда скажу.