— Каких ещё… гм. Это же капуста!
— Нету! Зачем мне капуста? Не веришь, сам погляди.
Саша потянулся к мешку и приоткрыл его. Там и вправду оказались золотисто-розовые крупные хуи. Мальчик вновь покраснел и отпрянул к столу, вытирая ладони о брюки. Чтобы собраться с мыслями, он выпил ещё чаю. Но мысли его, наоборот, начали путаться, веки почему-то отяжелели, он зевнул:
— Но почему? . . Как Вы это делаете? . .
— По кочану! У кого кочан есть, тот и молодец. А мне нравятся другие. — Сукасима внимательно наблюдала за Сашей, а потом, встав, отодвинула дверцу стенного шкафа и вынула оттуда длинную подушку, похожую на перину. Она положила подушку на пол:
— Да ты уже спишь совсем, Саша. Ложись, сосни.
— Зачем это… у кого это… соснуть? . . Ах, впрочем, как Вам угодно.
Сукасима, сидя на корточках, проворно расстегнула у мальчика куртку и брюки, раздела его догола приятными тёплыми руками и вместе с ворохом одежды вышла, задвинув за собой дверь, после чего Саша повалился на перину, свернулся калачиком и заснул.
Ему снились странные сны. Будто из мешка выскочили хуи и, подлетев к нему, начали к нему приставать, тыкаясь ему в губы по очереди. Саша и отворачивался, и отбивался от них, но они, вдруг залупившись, стали такие упругие, такие горячие и настойчивые, что он всё-таки уступил, разжал зубы, и хуй проворно заёрзал у него во рту, нетерпеливо тёрся о нёбо и щёки, заставлял мальчика проглатывать залупу и в конце-концов задрожал и брызнул терпкой жидкостью. Не успел Саша сглотнуть, как его уже обхаживал следующий, а потом и ещё один, а потом двое попеременно, — мальчик только и успевал пить у них густую жидкость. Под конец устали и хуи, убравшиеся восвояси, и Саша, который вновь растянулся на перине и вновь задремал.
Потом будто Саша, открыв глаза, застыдился своей наготы посреди пустой комнаты. Он повернулся на живот, прижавшись писькой к перине, и тут почувствовал, что у него появился длинный кошачий чёрный хвост с белым пятнышком на конце, и он даже помахал им в разные стороны. Испугавшись, что превращается в Апулея, и ощупав себя, мальчик обнаружил на макушке пару кошачьих ушек. С ними он и впрямь стал слышать острее: за решётчатой стенкой слышалась какая-то возня и царапание. Вдруг дверца отъехала, и в комнату набежали такие же хвостатые и ушастые, только они были одеты в форменные чёрные платьица с белыми манжетами, белым воротничком; поверх у них были повязаны белые фартуки и чёрные ошейники. Саша лежал на животе и обалдело махал хвостом. Для него достали из шкафа такое же платье и помогли одеться. Пока они вертелись в комнате, Саша успел разглядеть, что под короткими платьями у котят ничего не было, кроме одного того, что делало их мальчиками. Они повели его к Сукасиме.
Потом будто Сукасима надела на Сашу ошейник и провела его по всему дому, показав своё хозяйство и объяснив обязанности горничных при многочисленных гостевых комнатах, которых она и оказалась хозяйкою. С того времени Саша начал убирать комнаты в гостинице, стирать бельё, мыть на кухне посуду, учиться готовить суси с соусами для хозяйки и её гостей.
Будто Сукасима наказывала своих котят за провинности, замысловато привязывая их к столбам и устраивая им порку, но и занималась с ними помногу разными учениями, и не препятствовала рассматривать сад, а перед сном, прежде чем разойтись по своим комнатам, собирала их всех в огромной деревянной лохани с горячей ароматной водой, в которой они сидели вокруг своей хозяйки среди фонариков и наслаждались теплом, ароматом и видом смуглых блестящих грудей хозяйки гостиницы.
Однажды будто Сукасима, оценив прилежание Саши, оставила его у себя и долго ласкала. Потом достала из ниши ящик, открыла его и вытащила чёрный хуй. Сукасима приподняла короткий подол своего халата и приставила чёрный хуй себе к смуглой пизде. Чёрный хуй прирос и сразу встал, нацелившись на Сашу.
— Залупи, — сказала негромко Сукасима, придерживая руками халат.
Голый Саша, сидя у ног хозяйки, осторожно взялся за свою письку и оттянул девственную удлинёную кожу назад.
— Да не письку свою залупи! Хуй мне мой залупи! Горе ты моё луковое…
Мальчик покраснел, тотчас же спрятал письку, сжав бёдра, и, прильнув к Сукасиме, отважно обхватил чёрный хуй ладонями. Из чёрного хуя натужно выскользнула фиолетовая залупа.
— Молодец! Стань теперь к окну передом, а ко мне задом, и немного нагнись.
Саша повиновался. Хозяйка обняла его за бёдра, притянула к себе, и мальчик почувствовал, как в ложбинке у него между ягодиц подрагивает чёрный хуй. Саша ойкал и айкал, а Сукасима медленно и терпеливо лишала его девственности, входя в его попу чёрным хуем. Чёрный хуй начал понемногу двигаться, дыхание у хозяйки участилось, она стонала и, хотя старалась ебать мальчишку в первый раз вполсилы, очень возбудилась и, протяжно вскрикнув, кончила одновременно с чёрным хуем. Саша, весь красный от смущения, стоял на коленках, с хвостом трубой; сперма стала из него вытекать одновременно со слезами. Запыхавшаяся Сукасима, запахнув халат, отделила и вымыла чёрный хуй в серебряной ендове, заперла его в ящике, а ящик спрятала в нише, где висел рисунок с иероглифами.
Потом будто Саша не раз оказывался в комнате хозяйки и отдавался ей поначалу с обязанностью, а затем и с удовольствием, так что впоследствии, бывало, и кончал сам-третей.