— Робка, а Робка! Сегодня к вам опять материн любовник приезжал?.. — спрашивали Робку пацаны, когда мы собирались вечером у завалинки "почесать языки".
— Да ладно вам! — смущался Робка и огорчённо махал рукой. Но, чтобы мы "заткнулись", он выносил нам кое-какие гостинцы, привезенные Каменецким: мандаринки, жвачки, карамель.
Подполковник с виду был неказист: небольшого роста, пузатенький. А тётя Тоня отличалась крутым нравом и дородной внешностью. Мужа своего (Робкиного отца) держала в "ежовых рукавицах" и "под каблуком".
— Слышь, Робка?.. Как этот сопливец-дружок матери до пизды-то достаёт — табуретку подставляет?.. — не унимались пацаны, и Робка чуть ли не со слезами убегал в дом.
Надо признать, что и Робкины, и мои родители никогда не жалели денег на домашние "посиделки": то у них, то у нас часто собирались любители выпить-закусить "на халяву". Моя мама и тётя Тоня были мастерицы готовить, в обоих домах было по инструменту (пианино) — детей учили музыке. А мой отец вообще был профессиональным музыкантом и играл на многих инструментах. Мы с сестрой пошли, видимо, в него: сестра впоследствии окончила консерваторию по классу рояля, а я (хоть и не стал профессионалом) с 8-9 лет сопровождал своей игрой на пианино почти все взрослые вечеринки. Однажды я присутствовал на одном из таких застолий и по привычке аккомпанировал общему пению популярных песен. Тогда это было в порядке вещей, и почти все любили петь за столом. У Робкиной мамаши был приятный голос, и она задавала тон, зная наизусть немало текстов. А после песнопений (если можно так выразится) все с удовольствием пустились танцевать под патефон. Радиол в ту пору ещё не было (или почти не было), а патефоны были у многих.
Я как безработный временно (пока работал патефон) "тапёр" принялся закусывать. Но тётя Тоня подскочила ко мне и потребовала, чтобы я с ней потанцевал. Видимо, это выглядело комично: худенький 15-летний пацан и высокая, с большой грудью красивая женщина. Тётя Тоня крепко обхватила меня и прижала к своему дородному телу так, что я просто утонул между её крупных сисек. Мне казалось, что всё моё тело тоже тонет между её ляжек, и я весь плыву чуть ли не на весу под бодрые звуки фокстрота, а мой член быстро принял свою боевую стойку и упёрся тёте Тоне куда-то ТУДА. Не знаю, почувствовала ли она что-нибудь, но по окончании танца она подтащила моё размякшее туловище к стулу возле пианино и уронила меня на него. "Хорошо хоть так!.." — подумал я, довольный тем, что никто ничего не заметил, и ударил по клавишам.
Спустя несколько дней, я зашёл к Робке, когда никого из его родителей не было дома. Мне хотелось взглянуть ненароком на спальню — там (по моим предположениям) Робкин отец ебал тётю Тоню. Спальня, как спальня: две сдвинутые вместе кровати, упирающиеся спинками в стенку, за которой в соседней квартире стояла и моя кровать. "Вот здесь — или вон на той половине — она лежит на спине, раздвинув ноги, а Робкин отец вставляет свой хуй в её пизду…" От этих мыслей мне стало как-то не по себе, и я сунул руку в карман, чтобы Робка не заметил мой торчащий член. Вечером я постарался подольше не заснуть, хотя свет был погашен, и все спали. Мне это удалось, и я услышал, что хотел. Я запасся пустым стаканом (меня научили соседские пацаны), который прислонил к стене, а потом прижался ухом к этому стакану. И услышал голоса Робкиных отца и матери. Слов разобрать я не мог, но звук самого разговора до меня доносился. Потом разговор затих, и мне даже показалось, что я слышу скрип кроватных пружин. Впрочем, может быть, я это просто домыслил. Зато то, что было потом, домысливать было незачем — столь явными были эти звуки: спинка кровати стала ритмично биться о стенку, и я легко представил себе, что двое взрослых делают в соседней спальне. Я не дыша лежал в своей постели со стоячим членом и не мог уснуть долго после того, как за стеной стало тихо…
*****
На следующий день мне в школу надо было идти во вторую смену, а моя сестра и Робка учились в первой. То есть, я был дома один. Взглянув в окно часов в 11 утра, я заметил, как к нашему дому подкатил "газик" военного госпиталя, и из него выкатился, словно шарик, подполковник Каменецкий. "Ну, даёт тётя Тоня!.." — только и успел подумать я и (на всякий случай) поспешил со стаканом в руке в спальню. Я далеко не был уверен, что всё произойдёт так же и там же, где происходило ночью. Однако, громкая беседа в соседней спальне не замедлила состояться, и после неё начался мерный стук спинки кровати о стенку. Я обескураженно сидел на своей кровати и сжимал в руке затвердевший член…
Спустя примерно полчаса зазвонил телефон.
— Ой, хорошо, что ты дома! — услышал я тёти Тонин голос. — Ко мне тут заехал Марк Моисеевич ("Ещё бы!" — злобно подумал я), и мы с ним решили немножко развеяться — а то скучновато! Ты умеешь "В парке Чаир"?.. Ну, вот и прекрасно! Можешь зайти на парочку минут?..
Пока я одевался, я едва не задыхался от такой наглости и собственной по этому поводу злости.
Тётя Тоня открыла мне дверь в панбархатном розовом халатике. Те, кто ещё застал эту материю, помнят, что бархат — это приклеенный к "газовой" (прозрачной!) основе узор, а всё остальное как бы невидимая и ничего не заслоняющая субстанция. Глаза тёти Тони явно смеялись, потешаясь и надо мной, и над её гостем: она предстала перед нами обоими практически обнажённая! В верхней части её фигуры под халатиком перекатывались мощные шары грудей, а чуть пониже живота чернел треугольник густых иссиня-чёрных волос, обозначающий сами знаете что.
Но я сделал вид, что всё о-кей и сел за инструмент. "В парке Чаир распускаются розы, в парке Чаир расцветает миндаль…" — запела тётя Тоня, и они с Каменецким томно двинулись по гостиной. Я обратил внимание на то, что подполковник (ростом он был примерно с меня) точно так же, как ваш покорный слуга, утонул носом и вообще всей своей головой между мощных сисек партнёрши, а его нижняя часть… Вот она-то меня и интересовала больше всего! Робкина мамаша была в своём амплуа: она плотно притянула своего ёбаря туда, куда ей и хотелось — он почти прилип к этому её месту!.. Но я играл как ни в чём не бывало.
Мы сели за стол, уставленный яствами. Взрослые выпили вина, а я отказался. Случайно, или нарочно тётя Тоня села на стул как-то боком, лицом ко мне и потянулась за чем-то, лежащим в середине стола. Полы халата разошлись, и я увидел, что кроме халата на ней не надето ровным счётом ничего. Мой взгляд упёрся в курчавую заросль, игриво чернеющую там, откуда "растут ноги". Белозубая улыбка была мне наградой.
Когда Каменецкий уходил, Робкина мама сказала мне:
— И тебе пора, а то сейчас пацаны из школы вернутся. Завтра ты ещё во вторую? Ну, вот и хорошо! Приходи часиков в 10, будешь учить меня играть "В парке Чаир", хорошо?..
"Интересно: зачем она меня позвала?.." — подумал я, но решил, что обязательно пойду.
— Здравствуйте, тётя Тоня! — постучавшись ровно в 10 утра, промямлил я.
— Никакая я тебе не тётя, понял? — она почему-то закрыла входную дверь на ключ.
— А как же тогда?..
— Просто Тоня, или Тонька, можно — Тося. В общем, как хочешь. И на "ты" — когда мы одни. Это будет наш с тобой секрет. Идёт?..
Я молча кивнул. Тоня была сегодня в простеньком ситцевом платьице, никакого панбархата. Поэтому поначалу моё настроение стало не столь радужным, как когда я готовился к встрече. Мы сели за инструмент.
— Покажи, как и где я должна держать руки, — сказала Тоня, и я потянул её кисти к клавиатуре.
— А твои? — спросила она.
— Что мои? — не понял я.
— Твои руки где должны быть?.. Этому тебя буду учить я. Хорошо?..
Она медленно сдвинула вверх подол своего скромненького платья, взяла мою руку и положила на свой заросший волосами холмик…
— Вот это да! — воскликнула она, нащупав у меня под брюками то, что ей удалось там найти. — А я-то думала, что мне просто показалось, когда мы с тобой танцевали. Каменецкий по сравнению с тобой от-ды-ха-ет!..
Мы пошли в спальню, к той самой кровати, которая так хорошо билась о мою стенку. 32-летняя красавица Тоня-Тонька-Тося легла перед 15-летним пацаном и широко развела свои стройные ноги. А пацан стоял, замерший, как истукан со стоячим хуем, и не знал, что делать. Я привык за много лет к тому, что к сестриной писюшке можно только прислоняться и ничего больше. И ей, и мне этого хватало в течение долгих лет. Лишь чисто случайно однажды 13-летняя одноклассница моей сестры притянула меня к себе так, что мой хуй провалился в её пизду и я испытал то, чего не знал и о чём не догадывался никогда. И вот передо мной лежит рожавшая не раз и желанная для многих и многих женщина!..
— Ну, что же ты?.. — она села в постели и, ухватив меня за довольно крупный и вполне взрослый член, потянула к себе. Я ничего не мог разглядеть у неё между ног так как никогда не видел женскую письку, заросшую волосами. Но Тоня направила член туда, куда следовало. Я ожидал, что мне не удастся испытать с взрослой женщиной то, что я испытывал с девчонками. Но я ошибался. Хуй не провалился в пизду Тони, его пришлось продавливать в тугую, жаркую "топочку" (так я это назвал) — как у паровоза. Он двигался, сжатый женским сладким лоном, как кинжал в ножнах, и от этого всё моё существо становилось невесомым, как бы парящим на волнах наслаждения. Так я стал взрослым, теперь уже навсегда.