— Нет, — Расим отрицательно покачал головой. — Сейчас Дима продиктует — я вобью.
— Хорошо. Значит, мальчики, без опозданий — ждать никто никого не будет! — подытожила Зебра, выходя из номера. — Через полчаса собираемся внизу! А я зайду ещё раз в восемьсот восьмой — посмотрю, как у них дела…
Зебра вышла, бесшумно закрыв за собой дверь, и Димка с Расимом, посмотрев друг на друга, друг другу непроизвольно — одновременно — улыбнулись… классно всё начиналось! Член у Димки за те несколько минут, что находилась в комнате Зебра, чуть ослаб, утратив свою сладостно ноющую окаменелость, острота возбуждения миновала — и Димка, глядя на Расима, подумал, что хорошо… хорошо, что появилась Зебра — постучала-вошла, словно ангел-хранитель Димкиного счастья, не дав Димке сделать явную глупость!
Любовь безрассудна — и человек, который влюблен, порой в угаре своей любви перестаёт понимать, как может тот, кого он безумно любит, не разделять его чувств, — человек влюблённый подчас теряет ощущение реальности, и ему начинает казаться, что сила любви его такова, что не ответить на любовь его просто невозможно… вот и Димки в какой-то миг показалось-почудилось, что если он Расима обнимет, то Расим воспримет это соответствующе — на объятие отзовётся объятием ответным… да уж!
Не появись Зоя Альбертовна — и неизвестно, что теперь было бы… "идиот!" — подумал о самом себе Димка, только теперь осознавая, как близок он был к тому, чтобы своими руками разрушить только-только зарождающиеся отношения; и ещё подумал, что не надо торопиться, не надо форсировать то, что придёт само… "обязательно придёт!" — в состоянии радостной эйфории подумал Димка, еще не зная, как именно это случится, но пребывая в полной уверенности, что случится это обязательно… потому как по-другому просто не могло быть — теперь, когда они оказались вместе!
Ужин был так себе — пюре, жареная рыба… какая-то запеканка, и ещё — по пирожному… компот или чай — по выбору. Расим сидел отдельно от Димки, причём сидел он за Димкиной спиной, и Димка, за одним столом сидя с Вовчиком, Толиком и Серегой, слушая их, говоря что-то сам, то и дело ловил себя на мысли, что ему хочется обернуться назад — хочется увидеть Расима…
После ужина Расим сказал Димке, что он сходит в гости к братьям-близнецам — посмотрит, как устроились в своём номере они, и Димке ничего не оставалось делать, как тоже идти в гости, — сидеть в номере одному было глупо, и Димка, подумав, что всё равно это делать будет нужно, отправился к девчонкам; с Расимом Димка договорился, что Расим, если он будет домой возвращаться раньше, чем Димка, ему, Димке, позвонит, чтоб узнать, в каком номере взять у Димки ключ от номера своего.
Девчонки встретили Димку радостно — и щебетали, щебетали… два часа щебетали, не умолкая, — время пролетело совершенно незаметно. Расим не звонил. Димке хотелось, чтоб Расим позвонил, чтобы он закончил свои посиделки первым, но телефон упорно молчал — и Димка, устав от глупого щебетания, в начале третьего часа своего пребывания в комнате девчонок, наконец, поднялся, говоря, что "пора шагать в свои апартаменты".
"Дима, заходи к нам ещё! Завтра приходи! Каждый вечер будем ждать!" — щебетали девчонки, и Димка, девчонкам обольстительно улыбаясь, говорил, что хорошо, что обязательно придёт, в то время как перед его мысленным взором уже неотступно стоял Расима — парень-девятиклассник, который, едва появившись в школе, свёл Димку с ума… теперь они были вместе, жили в одном номере и уже были п о ч т и друзьями, а он, Димка, битых два часа просидел в номере девчонок, привычно изображая ловеласа… пипец, как всё это было и несуразно, и глупо!
Говорят: "человека ведёт судьба"… говорят так в том смысле, что ничто в нашей жизни не бывает случайным — ничто никогда не происходит просто так, и кто-то верит в это, полагая, что действительно в жизни каждого человека всё заранее где-то кем-то расписано и предопределено, а кто-то, наоборот, всё это отрицает, пребывая в твёрдой уверенности, что никакой предопределённости в нашей жизни нет, что каждый сам кузнец своего счастья, и кто здесь прав… как можно узнать достоверно то, чего нельзя ни увидеть, ни потрогать?
Димка мог бы ещё посидеть у девчонок в номере полчаса или даже час — девчонки его не гнали, он им, всем троим, втайне друг от друга нравился, но он вдруг решительно поднялся, говоря, что ему "пора двигать в свои апартаменты"; конечно, девчонки своей пустой трескотней за два часа его изрядно притомили, и потому желание их покинуть было вполне объяснимо — и вместе с тем какое-то смутное, непонятное, необъяснимое беспокойство вдруг овладело Димкой, заставив его поспешно покидать номер девчонок…
А дальше, войдя в лифт, Димка по ошибке нажал кнопку не своего — девятого — этажа, а нажал кнопку этажа десятого, и объяснение такой невнимательности тоже было вроде как на поверхности: Димка, входя в лифт, был всецело поглощен мыслями о Расиме — он, влюблённый, хотел видеть Расима, хотел его слышать, а потому по ошибке нажал не ту кнопку… то есть, всё это — и желание улизнуть от порядком надоевших девчонок, и невнимательность при нажатии кнопки этажа в кабине лифта — было вполне объяснимо, точнее, было бы вполне объяснимо, если бы, выйдя из лифта на чужом этаже, он, Димка, не увидел бы Расима…
*****
Димка, нажавший не ту кнопку в кабине лифта, увидел Расима там, где его, Расима, не должно было быть, — думая о Расиме, Димка нажал именно т у кнопку, какую нужно было нажать, и вот это-то было уже совершенно необъяснимо… как здесь не поверить в то, что ведёт человека его судьба?
Выходящие из кабины лифта сразу попадали в небольшой холл, из которого вправо-влево уходили коридоры с номерами, — Расим стоял к Димке вполоборота, рядом стояли два чужих парня — тоже к Димке вполоборота, так что Димка их всех троих увидел на мгновение раньше, чем они, повернув головы, увидели его, и — перво-наперво, что испытал Димка, это чувство кольнувшей ревности: Расим — е г о Расим — стоял с какими-то парнями…
Но уже в следующее мгновение, когда они — все трое — повернули на шум открывшейся двери лифта головы, Димка увидел лицо Расима, и по лицу Расима он тут же понял, что что-то здесь неладно, что-то не так… то есть, всё совершенно не так, как ему померещилось в первое мгновение, — в глазах Расима, устремлённых на Димку, была растерянность и вместе с тем беспомощность, отчего выражение лица Расима показалось Димке каким-то детским, бесконечно милым, щемяще родным, но уже в следующее мгновение, едва лишь Расим понял-осознал, что из лифта вышел Д и м а, взгляд его мигом преобразился, вспыхнул неподдельной радостью, словно Расим подался взглядом вперёд — к Димке…
Этих мгновений оказалось достаточно, чтоб Димка понял главное: Расима пытаются прессинговать, что-то хотят от него, что-то требуют — помимо его, Расимой, воли… и, едва лишь Димка это осознал-понял, как в то же миг он почувствовал, как кровь прилила к его лицу, а ладони сами собой сжались в кулаки…
Парни, стоявшие подле Расима, смотрели на Димку выжидающе вопросительно; — они, увидев вышедшего из лифта Димку, в первое мгновение, видимо, предположили, что Димка пройдёт, не задерживаясь, мимо, но уже в следующее мгновение они уловили-увидели какие-то им непонятные изменения на лице у замершего Димки, и теперь замерли сами, выжидающе глядя на Димку — не зная, что всё это может значить-означать; Димка, мимолётно скользнув взглядом по лицам парней — мысленно отметив, что парни не старше его, вновь устремил свой взгляд на Расима.
— Расим, что-то случилось? — голос у Димки прозвучал чуть глуховато, так что Димке самому показалось, что голос, прозвучавший в холле, словно не его.
— Вот… пацаны… — Расим растерянно хлопнул ресницами, не зная, как сформулировать ответ.
— Так, всё понятно, — Димка медленно перевел взгляд на парней — посмотрел на одного, потом на другого, чувствуя, как взгляд его непроизвольно — ничуть не наигранно — сам собой наливается свинцовой тяжестью. — Короче, парни… отвалите в сторону!
Тот, что был пониже, чуть прищурился, в свою очередь стараясь изобразить во взгляде полное презрение к Димкиным словам… но вся разница была в том, что парень, сверля Димку взглядом прищурившихся глаз, старался изобразить исходящую от него угрозу, в то время как Димка ничего не изображал — Димка, чувствуя, как горячий ком подкатил к его горлу, лишь крепче сжал кулаки.
— А ты кто? — медленно, "по-блатному", процедил-проговорил тот, что был повыше; глаза его, устремленные на Димку, точно так же сощурились, и тот, что был ростом пониже, то ли демонстрируя перед Димкой их слаженность, то ли просто подражая своему приятелю, так же, "по-блатному" выделяя каждое слово, повторил-проговорил в свою очередь:
— Да, ты кто?
— Хуй в пальто! — ни на секунду не задумываясь, отчетливо произнёс Димка, одновременно с этим делая шаг вперёд. — Я сказал вам: отвалите… ну!