С одной стороны, мобилу это спасло: каратель сменил первоочередной приоритет с уничтожения улик на ликвидацию преступника. С другой стороны, спасти последнего уже было нечему, некому и, главное, некогда.
Допинав подвывающий клубок из ног и рук, Костик перенес внимание на второго персонажа, накрепко примерзшего к подоконнику.
— Слышь, ты! Этому передашь, когда прочухается: мобилу верну, когда запись скину. Если захочу. Понял?
Клубок издал неразборчивое: "уука… ййдуубля… здецте… ууук… ". Несколько новых пинков ясности монологу не добавили, только слегка подняли громкость.
— Короче, пиздюки, вы поняли! Кому вякнете — за яйца подвешу! А потом оторву нах! А щас валите отсюда в пизду!!!
Примерзший издал некую последовательность фонем, смысл которых неясным образом складывался в "ненадопонялиоченьоченьхорошопонялиненадоужеуходимужеушлиненадобля". Отмерз от подоконника, деревянными руками подобрал с пола останки павшего товарища и уволок их по коридору, оглядываясь и успокоительно бормоча.
Остывающий (и почти слышимо потрескивающий при остывании) Костик уселся на место примерзшего — надо же, теплое! — перевел запись на начало и запустил по новой. Минут пять коридор оглашался хмыканьем, гыканьем и репликами вроде "твою мать, руки кривые! че за ухо в кадре?!" Впрочем, судя по общей тональности, герой остался в целом доволен эпизодом. Натуральные эмоции — за них многое прощается.
Досмотрев, он снялся с подоконника и ушагал в темноту коридора, засовывая мобилу в карман джинсов.
— Здрасьте, Нелли Наумовна!
— Здравствуй, Хоев.
Обогнав учительницу, Костя отсчитал двадцать широких шагов и на мгновение крутнул головой. Никогда не мог удержаться, сколько ни зарекался. Вот и в этот раз: сетчатка за полсекунды впитала изящный силуэт, глазища и рыжую гриву до пояса, а широкий Костиков шаг внезапно стал причинять обладателю изрядные неудобства. Пришлось, шепотом матерясь, перестроиться к стенке и сделать вид, что внезапно и ужасно зачесалась нога в туфле.
— Что, Хоев, ноги чешутся? Носки давно не менял?
Нелли прошествовала мимо, издевательски улыбаясь. Все она понимала, сучка.
— Не вздумай на уроке разуваться, на улице зима, окна не открываем! — донеслось из удаляющейся гривы. Сзади захихикали. Костя обернулся, готовый рвать и метать, но в улыбках группки десятиклассниц так нескрываемо сквозило ожидающее "Ну-ну?", что оставалось только зашипеть сквозь зубы.
Не любила его Нелька, хоть тресни. С самого первого урока, еще в десятом, когда он попытался с ней поспорить о роли Троцкого в революции. Это с выпускницей истфака-то! Загнала в угол, распотрошила на глазах у ржущего класса, торжественно выклевала печень и оставила подыхать от позора под общее улюлюканье. В тот раз, правда, досталось всему классу: разъяренной Наумовне одной жертвы всегда было мало. Но запомнили, естественно, только Хоева. Одиннадцатые, вон, весь десятый класс его "Троцким" погоняли.
Костя Хоев на полном серьезе собирался на истфак универа. С восьмого класса собирался. Читал, учил, дурел, заработал в школе репутацию чрезвычайно начитанного гопника, но направления не менял… пока в исторический второй день десятого класса не влупился с разбегу в эту рыжую дуросволочь. Оказалось, что читает он не то и не так, выводов делать не умеет и никогда не научится, лоб у него чугунный, и именно из-за таких вот големов история никак не может стать нормальной наукой. В общем, последние полгода Костя всерьез подыскивал себе другую экологическую нишу. Если у них на истфаке водятся еще такие Наумовны — печенки на всех не напасешься.
При этом красивая же, тварь! Двадцать пять лет, в самом расцвете девка, и от природы наделена по-царски. Физкультурник, говорят, в учительскую не заходит, когда Нелли там — во избежание сплетен. Пацаны сначала Костика подкалывали — мол, Наумовна же в тебя втюрилась напрочь, давай подкатывайся, дело верное. Но несколько последующих встреч на уроках и в коридорах отбили у него всякую охоту даже приближаться к Нелли, не то что подкатываться.
*****
Язык у девушки оказался подвешен за нужный конец, "опускала" она его с удовольствием, безжалостно и — что самое мерзкое — прилюдно. Теперь, когда приходилось пройти мимо — пробегал на максимальной скорости, здоровался как можно нейтральнее… и все равно через двадцать шагов оглядывался. После чего, матерясь, сворачивал к стенке и подвергался новой порции унижений.
Почесав как следует ногу, Костя прочапал в класс, хряснул ранцем об парту, уселся и обозрел. Вокруг кипела жизнь.
— … Пики козыри! . .
— … Что у тебя вот тут написано, разобрать не могу? …
— … А он мне такой: да че ты ломаешься…
— … Вилка, ты геометрию сделала?
— … И че, ты с ним поехала? . .
— … А я вальтом! . .
— … Вилка? . . Вилкаа? … Ну Виола?! …
— … Тут?"Квазипараболическая зависимость"… ну чего уставилась? Я, что ли, это выдумала?