— Прошу вас, Антон Николаевич, я через секунду буду готов. Я вас ждал, но уже хотел ложиться спать и поэтому разделся.
Он схватил меня за волосы и заглянул в лицо.
— Запомни, пидар, любое непослушание и ты кастрат. А сейчас одевайся и на колени.
Я быстро натянул на себя пояс с чулками и белые кружевные трусики. Затем снова опустился на колени и стал ждать избиений и насилия. Но вдруг он открыл нараспашку дверь нашей комнаты и закричал:
— Вон отсюда.
До меня дошел весь ужас происходящего. Соседи были дома, и даже проходя по общему коридору, могли увидеть меня в таком виде.
— Я сказал вон! Убирайся, пока я не созвал сюда весь подъезд. Пусть посмотрят, кто здесь живет. Пусть все узнают, что ты педераст.
От его криков мне стало еще страшнее, так как этим он мог разбудить пол дома. Я бросился к двери, попытался по дороге прихватить свои брюки. Однако он вытолкал меня только в женских шмотках, отвесив напоследок смачную оплеуху. Тут же дверь закрылась, и в замке клацнул ключ.
Положение было отчаянным. Я закрылся на кухне и стал судорожно искать выход из создавшегося положения. Хотелось забиться где-то в угол и стать невидимым. Но как это сделать?
Скрипнула соседская дверь, и кто-то задергал дверь кухни. Наверняка соседей разбудили ночные крики этого изверга. Я затаился и надеялся на чудо. Неожиданно запорный крючок оторвался, и дверь распахнулась. В кухню не спеша, зашел Паша.
— Ты чего тут закрылся, Юрец. И после паузы:
— И чего ты оделся девочкой?
У меня по щекам текли, слезы и я ему объяснил, что Антон Николаевич меня избил и заставил это одеть, а затем выгнал из комнаты.
Паша только улыбался и я не заметил никакого сочувствия. Вместо этого, он откровенно, в упор рассматривал меня с ног до головы.
— Тебе идет, твой размер. Антон говорил мне, что ты балуешься женскими шмотками, но я не верил. Теперь вижу, что он был прав.
— Паша, это он меня заставляет и бьет, если я его не слушаю. Поверь мне.
Я снова заплакал. Мне стало так горько, что мне не верят. Но он явно ухмылялся, на лице играла издевательская улыбочка.
— Знаешь, Юра, нам такие здесь не нужны. Я сдам тебя в милицию как извращенца. От кого, кого, но от Паши я такого поворота не ожидал. Я стоял, прикрыв трусики руками и понурив голову. С глаз капали слезы горечи и страха.
— Пойдем со мной. Паша сделал движение увести меня в милицию.
Я был близок к истерике.
— Нет не надо, оставь меня. Прошу. Зачем тебе меня сдавать? Что я сделал тебе плохого?
Паша приостановился, он явно о чем-то размышлял.
— А что хорошего ты мне сделал? Ты знаешь, как называют тех мужиков кто ходит в женских трусиках? И знаешь, что их за это просто сажают на зону? Там они обслуживают попами и ртами всех желающих. И ты будешь обслуживать. Тебе этого хочется?
— Паша, я не виноват. Я бы никогда это не надел по своей воле.
— А нет разницы, по чьей воле ты это одел. Ты стоишь в женском белье, значит хотел этого.