Я уже ничего не соображал, кроме того лишь только, что буду её сейчас трахать!!! Трахать не свою Маринку, к которой я так уже привык, а ту, которая до сих пор казалось мне просто недосягаемой! Засматриваясь на которую, когда она была рядом с Вовчиком, я мог только лишь кусать мысленно локти, что она, такая прелесть, и не моя!
— Господи, Викочка! Ты даже не представляешь себе, как я тебя хочу!!! — невольно вырвалось у меня, когда я, как завороженный, всё ещё не мог никак понять то, что такую вот красивую до беспамятства девочку я буду сейчас реально ебать!!!
*****
— Вика, не пей, детка! Иди лучше сюда: — вот подзываю я её к себе и, потянув за руку, усаживаю её в момент к себе на колени. Пер-вый! Увидев это, Вовка тоже усадил тут же засмеявшуюся мою Маринку на колени к себе. — Викочка, маленькая моя, может быть ты всё- -таки и так не будешь меня стесняться? А?! Может быть тебе не стоит больше пить?
— У-уы: Не буду: правда! Нет, я правда не буду тебя стесняться! Честно-честно!!! Только, Серёж, можно я, и в самом деле, не буду больше пить, а? — и этот ангел, чтобы я, наверное, его пожалел бы, обнимает меня даже, ласково так, за шею своей левой ручоночкою.
Бо-о-о-оже: Как я давно ждал всё же этих мгновений!!! От одной только даже ручонки её, ласковой и хрупкой, ошалел:
И тут, чтобы удержать этого, сидящего у меня на коленях, лёгенького такого — прилёгенького и вертлявенького ангелочка, который ещё и сел, к тому же, так неудобно как-то, как я его прямо силком сюда, к себе на коленки, и затащил, догадываетесь, куда мне пришлось положить ему свою руку? О, господи, ну конечно же на его наинежнейшее бёдрышко! Прямо на его пухленькую ляжечку, которая обожг-ла мне сразу же пальцы своей необыкновеннейшей нежностью, потому что на ней не было ни капрончика колготок, ничего!!!
Просто неж-ненькая такая вот девчячья ляжечка, и всё!!! Возле самой-самой уже, считай что, юбочки! А знаете, как здесь девичья кожа нежна? Пол-ностью уже беззащитная и слегка-слегка ещё даже такая вот как бы прохладненькая на ощупь! Но однако уже в тот же миг согревшаяся от твоей ладошки: Это только в самый первый миг она прохладненькая, когда ты только-только как коснёшься её пальцами, а потом тут же доверительно согревается от твоей ладошечки и делается тебе уже такой прямо родной-родной, потому что ты уже знаешь досконально, что будет там, выше:
— А я ведь могу и проверить: Будешь ли ты меня стесняться или нет?? — еле сдерживая взволнованное своё дыханье, смотрю я этому ангелу, вот так вот близко-близко, в его пронзительно синие там, вглубине, глаза. Уже вдыхая в себя его нежнейший аромат. Понимая уже, что так могла пахнуть только лишь одна она вот, Викторьичка!!! Детка, каждый грамм которой, сидящей сейчас у меня на коленках, явля-ется для меня чистейшей драгоценностью! И в особенности, конечно же, эта пухленькая такая вот её ляжечка, пригревшая сейчас на себе мои жадные пальцы. Когда, не то, чтобы там подумать страшно, а даже вообще и не представляется, что ж она мне сегодня подарит-то, эта наинежнейшая и ещё по-подростковому чуточку пухленькая такая вот, и так давно-давно уже мной наижеланнейшая, девчячья ляжечка: Обыкновеннейшая, между прочим!!! Совсем обыкновенная такая, молоденькая девчёночья ляжка! Пухленькая, особенно, когда она растеклась сейчас у меня вот так вот, на коленке:
— Проверяй: — спокойно смотрит девчёнка, после того, как граммов пятьдесят водки, мне на радость, попало всё же для храбрости в её юный и растущий организм. В организм такой вот наикрасивейшей, голубоглазой и белокурой сказки: Да эти граммы, что всё ж таки попали ей вовнутрь, они — самые драгоценные граммы водки во всём мире! Потому что, подарят мне вскоре её любовь!!! Любовь ангела!
— Эй, ребята!!! А нам можно поцеловаться-то хоть? Или сегодня только трахаться разрешено? — смеётся рядом с вовчиковых колен Марина, которая, ссучка такая, осушила все сто грамм!!! И не поперхнулась даже! Всё-таки шестнадцать лет, как-никак, не четырнадцать.
— Им можно поцеловаться? — спрашиваю я сидящего у меня на коленях ангелочка, посильнее надавив при этом пальцами, так вот неза-метно, на внутреннюю сторону его мягенькой до изумленья ляжечки.
— У-угу:
— А нам?
— М-м-м: Серёж, я не люблю целоваться! Правда. — отворачивается вот уже от меня засмеявшаяся девчёнка, находя в себе силы, чтобы не замечать бы моей, потянувшейся ей прямо под юбочку, ладони.