Освежившись, Пашка вернулся в купе, где его сразу же начали кормить в четыре женские руки.
– : а вот у меня в практике еще был случай, – впихнув в Пашку очередное вареное яйцо продолжила прерванный разговор Марина. – Привели ко мне как-то девочку семи лет. Осмотр показал, что девочка регулярно живет половой жизнью, причем – весьма активно! Прямо на малых губках следы свежей спермы, то есть контакт был вот-вот! Влагалище почти без складочек, растянутое. И анус, знаешь, так характерно структурирован: В общем – никаких сомнений. Я к матери – что это, мол? А она искренне удивляется – а что такого? Ну да, говорит, у них в общине все мужчины, не важно, мальчики, взрослые или старики, обязаны осеменять всех женщин, не важно, это девочки, тетки или старухи. Вера у них, говорит, такая. Причем осеменяют чуть ли не с рождения! Не имеет, говорит, значения, через какое отверстие осеменять, так что сначала кончают на грудь кормилице, чтобы девочка ссасывала сперму прямо с соска, вместе с молоком, чуть позже вместо соски подсовывают писюны свои, потом, лет с трех-четырех – в попку, и уж лет с шести девочка у них пригодна к полному употреблению. Такая вот секта!
– О, гос-с-споди! – дивилась Люба, тараща круглые глаза. В голосе ее сквозило едва прикрытое поддельным возмущением любопытство – А мальчишки-то, мальчишки-то как?
– Ну, мальчикам, соответственно, грудь, вымазанную в женском секрете, дают сначала, чтоб, значит, привыкали. Все время писюнки им теребят, когда они сосут, ну, чтоб рефлекс закрепить. А потом, как мальчонка на ножки встанет крепко, лет с полутора-двух, мамка раздевается, ставит сынка себе между ног и дает сосать грудь. Срабатывает рефлекс, писюнок встает и мамка заправляет его себе в вагину. Это уж я сама видела. Меня они к себе приглашали осмотр делать. Очень серьезно относятся к половым вопросам, как ты понимаешь.
И Марина весело рассмеялась.
– Я бы, наверное, так не смогла, чтоб меня кто захочет тот и трахал! – проговорила Люба и сконфуженно глянула в сторону Лешкиной полки.
– А при чем тут "кто захочет?" – улыбнулась Марина. – В этой секте строжайший матриархат, дорогая моя! Кого дама захочет, тот и должен ее ублажить.
Люба задумалась, явно примеривая ситуацию на себя.
– Ну а девочки? -нашлась она. – Девочки-то никого не хотят, а их же имеют.
– Ну, не совсем так, Любочка! Пока девочка грудная – мать за нее решает, чья сперма будет ее "осеменять". А лет с пяти у этих девочек уже такой гормональный фон, что куда там нашей Милочке!
Сонная Милочка, до этого мирно лежащая с книжкой-раскраской на подушке, встрепенулась и полезла на ручки к маме, одновременно оттягивая ворот ее балахона.
Люба обреченно застонала.
– Бли-и-ин! Начинается! Мальчишки, отвернитесь, пожалуйста! Мне надо Милку уложить.
Лешка разочарованно заскрипел полкой, отворачиваясь, а Пашка забрался наверх к себе и оглядел диспозицию. Как он и думал, в зеркале отражалось все, что происходило на Любиной полке. Пашка толкнул Лешку в спину, и когда тот обернулся, сделал знак молчать и указал на зеркало. Лешка глянул в него, да так и залип, глядя на то, как Люба выпрастывает большую, слегка грушевидную сисю с растянутым розовым пятном ореолы и длинным, очень толстым соском, и как пихает сосок в рот Милочке; и как послушно подчинятся ее безмолвному требованию, спускает ее трусишки и умело ворошит Милочкино натруженное за день хозяйство; и как Марина смотрит на них и ее глаза смеются.
У Лешки отпала челюсть, и, виновато взглянув на Пашку, он приспустил трусы и начал увлеченно мастурбировать. Под его ладонью тихонько чавкнул свежей смазкой благодарный писюн.
Пашка поймал в зеркале встревоженный Маринин взгляд. Но все обошлось – за чавканьем сосущей Милочки Люба ничего не могла расслышать. Однако, не желая рисковать, Марина сочла за благо потушить свет, оставив гореть только Любин ночник.
Постепенно Милкино чмоканье сошло на нет и амплитуда движений Любиной ладони у нее в промежности уменьшилась. Она попыталась было отобрать грудь, но Милка снова в полусне зачмокала.
– Что-то сегодня быстро, – выдохнула Люба. – Обычно пока ей все там не разворотишь, да вторую сиську не скормишь – не угомонится.
Люба поерзала на полке, убрала руку с Милкиной письки, засунула себе под подол, быстро вынула и озабоченно обнюхала, потирая друг о друга пальцы.
– Ну вот! Забыла подол убрать, дура! – со злостью прошептала она. – Теперь вся задница мокрая, поди:
– А что такое? – встревожилась Марина. – У тебя месячные? Вроде запаха нет:
– Да, нет! У меня месячных, считайте, уже лет семь как не было, я же кормлю. Меня эти пососушки вечерние прямо выматывают! Как Милка к сиське присосется, так я вся теку. Прямо беда! И внизу живота все аж ломит!
– У-у-у, дорогая, да это может быть проблема! Дай-ка я твою грудь осмотрю. Да не отбирай у Милки, давай лучше достанем вторую.
Люба, мельком глянула на Лешкину полку и кивнула.
Марина потянулась к Любочке, та слегка подалась вперед, и Марина, приспустив с Любиного плеча балахон, вынула наружу вторую сисю.
– Какая у тебя красивая грудь, Любочка! – восхищенно поцокала языком Марина. – Такие крупные соски, прелесть!