Последняя осень. Часть 2

— ты хоть думай о чём ты говоришь, на дворе 1979 год, жрать не чего, зарплаты хватает на то, чтоб только прокормиться и по праздникам что то купить в подарок. А тут несовершеннолетняя школьница рожает ребёнка, мы живём на Севере, не на Кавказе, где это нормально. Как быть после родов? Что скажут окружающие, которые почти необразованные и им не понятны чувства подростков, они их просто не уважают, потому, что сами отстали от жизни и замордованы бытовухой. Это очень серьёзная ситуация и как правило в нашей стране она заканчивается трагично — абортом в лучшем случае.

— понятно

— вот именно, понимать надо, а у нас не понимают. Так что вас с Олегом тоже не понимают и не поймут, но хоть такой трагичной ситуации не будет, потому, что ваши отношения никогда не приведут к зачатию ребёнка. По христиански — это грех, но по жизни — это гора с плеч. Ты живёшь в маленьком городке, культура здесь на таком уровне, что подавляющее большинство жителей не отличат картины Ван Гога от Васнецова, музыку Баха от Вивальди и уж точно ни чего не слышали о формировании личности с её особенностями, природными закладками и непредсказуемостью бытия.

Вот к примеру, вы в школу ходите в одинаковых костюмах, девочки в одинаковых платьях, стрижки одинаковые, портфели одинаковые, ручки одинаковые, обычная одежда одинаковая, дома мебель одинаковая, слова одинаковые, дела одинаковые, по телевизору одно и то же, книги везде одни и те же, да всё одинаковое кругом — ведь так?

А теперь представь, что посреди всего этого подобия возникает кто то, кто не одинаково мыслит, чувствует, переживает и делает. Что сделает серая и мрачная толпа? Даже и не сомневайся — казнят, помиловать будет не кому, а если кто и в душе за тебя, тот промолчит, чтоб не попасть под пресс большинства.

— а у Вас дети есть? — почему то у меня вылетел этот вопрос, не знаю даже, как то стало не по себе.

— есть, два сына 9 и 3 годика. Я понимаю к чему ты клонишь. Как бы я поступил, будь на твоём месте один из моих сыновей? Да точно так же как и с тобой. Я никогда, ни кого не осуждаю, а пытаюсь понять, что происходит в душе каждого человека, тем более такого юного как ты. Итак то тебе нелегко, да тут ещё если устраивать чистилище, травлю и отвергнуть от общества, совсем пропадёт душа человеческая.

Тут я заплакал, и уже говорить не мог, просто сидел и ревел. Палыч сел и закурил, я его не видел, просто почувствовал запах дыма. Сколько я плакал не помню, но пока не успокоился, Палыч не вымолвил ни слова. Потом, когда я фыркать перестал, сказал мне, чтоб я умылся и шёл в палату к себе. Перед дверью я повернулся на своих костылях и сказал:

— простите меня, я не хотел

Он обнял меня, сильно так, и сказал:

— береги себя и держитесь, не сдавайтесь!

Я уковылял, а когда зашёл в палату, то мужикам сказал, что зарёван из-за того, что нога болит, да и выписывать не собираются.

Они очень хорошие люди, конечно стали хлопотать, налили молока, дали печенья, а я снова захныкал и уткнулся в подушку, так и заснул.

И видел я сон очень яркий и цветной, кстати у меня всегда цветные сны, но этот был настолько яркий, что я его запомнил на всю жизнь, никогда такое не повторялось и вряд ли будет.

Голубое небо, облака как огромные острова, плывут по небу медленно и красиво, на равном расстоянии, не опережая и не отставая друг от друга. Каждый остров похож на кого то из моей жизни, очертания настолько знакомы, что кажется я знаю кто это, но вспомнить не могу. А я просто не имею веса и как бы вишу в воздухе, поворачиваю голову и вижу Олега, он тоже парит рядом со мною, но тел у нас нет — только глаза, которые видят друг друга — это его глаза — их ни с кем не перепутаешь. Я ему говорю, а давай полетаем тут и посмотрим что внизу? Он согласился и мы обратили взгляд вниз, а там посреди огромного простора воды маленький остров, зелёный и уютный.

Мы полетели к острову, он становился всё больше и больше, вот уже мы приземляемся на песок, аж дух захватило от такого падения, было страшновато, но мы не разбились, а плавно приземлились. И вот мы голяком купаемся в воде, а она прозрачная и тёплая, мы гладим друг друга по спине, животу, держим письки друг друга и как обычно медленно дрочим при этом целуемся всегда почему то с закрытыми глазами. Так хорошо и свободно на душе, что хочется летать снова и снова. Конечно тут происходит то чего всегда ждёшь, постепенно тепло внизу живота усиливается, идут муражки по коже, ты дышишь всё чаще и чаще, непроизвольно дёргаются ноги, ты задерживаешь дыхание, напрягаешься и кончаешь: :

Потом расслабон и такая усталость, что просто валишься на песок и не открывая глаза, целуешь его в такие же усталые губы, обнимаешь его, а он взгромождает свою ногу на тебя и так засыпаем не на долго, чтоб только восстановить силы. Мы одни, ни кого рядом, нет чувства опасности, стыда и переживания, всё просто и свободно. Но это было не долго, появилась какая то тяжесть во всём теле, дышать стало трудно, всё вокруг потемнело и, задыхаясь, я проснулся.

Поднялся на руках, осмотрелся, мужики спят, а я лежу на животе, нога с гипсом на табуретке рядом с кроватью. Пощупал свой петушок, блин, ведь обкончался прямо в трусы. Так я и знал, теперь надо корячиться, идти в ванную и менять трусики, а эти простирнуть. Я выкарабкался в коридор, горит только лампа у сестры на посту и она сидит, читает что то. Я прокостыливаю мимо, а она мне говорит:

— что полуночничаешь, спал бы да спал, яж тебе укол сделала

Вот это да, я и не почувствовал, а она сделала. Это наверное мужики сказали, что я ревел вот она и решила мне помочь, мне вообще то всегда делали укол на ночь кроме антибиотиков ещё и обезболивающий — промедол называется, такой классный, что я сразу засыпал и нога не болела. Вот и щас наверное его же и сделали.

Я спросил: — а какой укол то?

— много будешь знать — состаришься, ладно это новое лекарство, реланиум называется — импортное, тебе Палыч назначил, я колола, когда ты уже спал, ты даже не дёрнулся, видимо сильно устал. Да, тебе ещё Олег звонил часов в 9 вечера, но я тебя не стала будить, всё равно завтра придёт, а ты хоть выспишься по хорошему.

Вот блин, я был и благодарен ей и расстроен, как это Олег звонил, а я дрыхнул как пожарник, ведь он всегда вечером звонил и сестрички меня всегда звали к телефону. Ну и лекарство блин. Ладно срочно в ванну, а потом уж разберёмся. Всё сделал быстро, чтоб Люда не зашла проверить, а то стыдно будет голышом перед ней, хотя они видели и не такое, но всёж. Мне просто уже скоро 15 стукнет, а у меня ещё член маленький и волос совсем нет — типа позднее созревание, но мне то не легче, у пацанов из класса такие болты, да и на хоккее я в душ всегда иду последний, чтоб не издевались. Я вратарь и типа дольше раздеваюсь, вот и последний захожу в душ. А наши парни издеваться любят, особенно когда нас с Олегом 3 года назад застукали в бане летом — мы дрочили друг дружке, так с тех пор и повелось.

Мы летом, всей нашей спортшколой в спортлагеря ездим и живём там в больших палатах на 10-15 человек. Хотя у нас, у хоккеистов, тоже все пацаны дрочат и по одному и друг у дружки, но вот с лыжниками нельзя — типа другая стая. Вот еслиб я скажем с Серёгой был в бане, нашим вторым вратарём, то ни ктоб ни чего не сказал, а вот с Олегом — это западло. Дураки, блин. Но, по правде сказать, с Серегой мы после отбоя этим занимались регулярно тут ни кто меня не критиковал, так как все по парочкам укладывались когда тренер сваливал.

Добавить комментарий