"Это почему, вдруг, порвут?" , удивилась Михайловна.
"Да потому, что после такой красавицы как ты, я ж ни с одной не смогу. А бабы тебе этого не простят!".
Поняв, что над ней смеются, Михайловна ответила, однако, серьезно:
"А что, я первая красавица на селе еще в Больших Радуницах была. За мной такие парни бегали — не тебе чета!" , сказала бабка, жуя сердито беззубым ртом.
"А я и не сомневался!" , ответил Евсей. И они разошлись довольные друг другом.
Эпилог
Надвигался канун 1944 года. К Малым Радуницам приближался фронт, обозначая себя грохотом артиллерийской канонады и всполохами зарниц. Хозкоманде Евсея был дан приказ: забить всех оставшихся свиней и эвакуироваться вместе с немецкой тыловой частью.
И тут Евсею удалось подкинуть пару копченых окороков в погреб к Михайловне — ее дом был ближе всех к свинарнику.
Провожать Евсея вышло всё село. Все десять его баб и даже старая Михайловна. Он стоял перед ними в полушубке в русской шапке-ушанке с немецкой кокардой. И не знал что сказать. Он сроднился за два с половиной года с этим селом. Прирос к нему сердцем. Про каждую из баб он знал, что и когда та скажет, как на что отреагирует, как застонет в его объятьях.
На глазах баб были слезы: уходил защитник, уходил кормилец, уходил их Мужчина. Все эти годы, снабжая немецкую армию, Евсей подкармливал село, как только мог. То кусок сала, то копченого мяса, да картошка и свекла, которые должны были идти на откорм свиней. В общем, в самое военное лихолетье голода тут не знали.
Евсей снял ушанку: "Ну, бабоньки, простите, если кого обидел!".
К нему рванулась Анютка, прижимая полуторагодовалого сынишку к вновь напухшему животику.
"Евсей, не уходи! Мы тебя председателем колхоза выберем!". Она прижалась к его полушубку и разрыдалась ему в плечо.
"Да, и доведут вашего председателя до первой березы, чтоб на нее вздернуть". Невесело сказал Евсей.
Подошла Людмила, тоже держа на руках сынишку: "Спасибо тебе, жаль только, партбилет мой сжег!". Она чмокнула его в щеку и, схватив за руку, оттащила от него Анютку. Подошла Зинка, держа на руках его дочку.
И пошел поток прощающихся: подходили, целовали в небритую щеку или всплакивали в плечо полушубка и отходили — давая проститься другим. Когда все простились и вновь выстроились в рядок, вышла вперед старая Михайловна.
"Ты, сынок, спасал нас от холода и голода все эти два года. То, что баб наших пользовал, Бог тебе судья. Да и они на тебя ни одна не в обиде — бабе мужик нужон! Так, что от всех наших баб говорю тебе наше большое бабское спасибо! Ступай с Богом!"
Евсей посмотрел на округлившиеся животики, на тех, кто держал его детишек на руках и вдруг осознал, что он своими стараниями увеличил число жителей села более чем вдвое! Даже Настасья как не береглась, а в запале, таки, довела Евсея, что он дал ей своё семя.
Самый большой животик был у Аглаи. За шесть лет муж не смог сделать ей дитё, а Евсей за десяток раз их близости, сделал ее будущей мамой, что ей очень шло. Ее мощное тело гордо несло округлившийся живот — богатырь народится!
Евсей долго стоял, молча, думал, что сказать им напоследок. И тут, вспомнилось лихо своего детства и на ум пришло: да ведь их всех в Сибири сгноят за телесную связь с врагом. Он снял шапку и крикнул:
"Бабы, запомните одно, когда вас спрашивать станут — твердите одно: снасилили вас и всё тут! Запомните, иначе лиха не избежать! Запомните это мое слово!".
Он пытался защитить дорогих ему женщин даже в своё отсутствие.
Затем он повернулся и, не оглядываясь, пошел к ожидавшим его саням своей команды.
Одиннадцать пар женских глаз провожали Настоящего Мужика.
Июль 2010. Киев.