— Во-первых, на два с половиной, — начал было папа, и вдруг заметил ее позу, — Эй, а где это у тебя руки?! Совсем совесть потеряла, прямо при всех продолжает! Руки на голову, кому сказано!
— Я не продолжаю, — заплакала Алена, послушно складывая ладошки на макушке, а взамен пытаясь прикрыться, скрещивая ноги — Я закрываюсь. Мне стыдно так стоять. Простите меня, пожалуйста! Я больше никогда не буду! Я всегда-превсегда буду вас слушаться!
— Будешь, — подтвердил папа. — И нас с мамой, и брата.
— Хорошо, — обреченно ответила она, — и Юрку тоже. Можно я теперь оденусь? Ну пожалуйста, я так ходить стесняюсь. Мне все-таки двенадцать уже.
— Вот. Мы подошли к самому главному. Ты считаешь, будто тебе двенадцать лет. Но возраст — не отметка с датой в твоих документах. Это способность вести себя так, как положено в твоем возрасте. А ты что вытворяешь? Раздеться догола и писку натирать, разве так двенадцатилетние поступают? Так вот что я тебе скажу… раз ты себя ведешь, как годовалая, то до твоего полного и окончательного исправления мы все будем к тебе относиться как к годовалой. Во всем, включая любые мелочи. Запомни… тебе не двенадцать, а годик. Нет, не так. Каждый раз тебе будет столько, сколько посчитает нужным твой дежурный воспитатель. Мама, ты хотела маленького ребенка?
Получай. Этого младенца можно купать, пеленать, тискать и сюсюкать, сколько влезет. Ты боялась, что она втихаря будет при всех руки под платье совать и наяривать? Не сможет. Потому что никакого платья не будет. В ее возрасте голопопить полезно, а не наряжаться. В ее новом возрасте, хочу я сказать. Дома она будет голенькой. Всегда. Без исключений. Ее шаловливые ручонки и бесстыжая писка всегда будут на виду у взрослых. При нас она туда не полезет!
У мамы был совершенно счастливый вид. Надо же, у нее снова будет младенец! Разве мама могла устоять против такого соблазна? Аленка всей кожей почувствовала, что в эту минуту ее судьба решилась бесповоротно и окончательно.
— Не хочу-у-у-у-у-у-у!!! — раздался душераздирающий сдавленный крик со стола.
— Кстати, — сказал папа. — На время твоего перевоспитания ты будешь подчиняться кое-каким правилам. Тебе будет категорически запрещены…
— Ка-те-го-ри-чески за-пре-ще-ны, — удивленно повторила мама. — Дорогой, ты это говоришь годовалому ребенку?
— Верно, — согласился папа, — назовем это как-то попроще. Например… эээ… например, нельзяйки. Аленушка, теперь у тебя будут нельзяйки. За их нарушение ты будешь наказана. Как именно, будет зависеть от тяжести преступле… тьфу, давай проще… нельзяйки бывают маленькие, средние и большие. Если ты нарушила маленькую нельзяйку, тебя накажет как захочет твой дежурный воспитатель. Нарушение средней нельзяйки будет обсуждаться на совете воспитателей, который выберет для тебя серьезное наказание. А про большую нельзяйку даже думать бойся… за нее четыре раза отхватишь. Для начала каждый из воспитателей отдельно тебе покажет, где раки зимуют, потом педсовет соберем и такое наказание придумаем, чтобы на всю жизнь запомнила! Все нельзяйки выучишь наизусть и будешь Между прочим, вот тебе сразу первая большая нельзяйка… на все время твоего перевоспитания тебе нельзя касаться, даже случайно, своих половых орга… я хотел сказать, сисек и писки.
— Все равно не понимаю, — перебила его мама, которая никогда ничего не упускала. — Не можем же мы с тобой круглые сутки с нее глаз не сводить. И в туалет ей надо будет, и помыться, и мало ли… А у голенькой-то ручки еще быстрей где не надо окажутся.
— Ей теперь годик. Какой еще туалет? Завтра горшок купи. А заодно соски, присыпки… в общем, что для ребенка надо, — ответил папа.
— А если мне готовить надо? Не могу же я ее с собой таскать?
— Зачем таскать? У нее ножки есть. Кстати, у нас в гараже старые коврики валяются.
Папа повернулся к зареванной Аленке и мягко обнял ее за попку, прижав боком к себе.
— Слушай внимательно. Сейчас мы тебе в каждой комнате, в коридоре и на кухне оборудуем местечки из половиков. И вот тебе первая нельзяйка. Наверно… да, средняя. Запоминай… ты всегда, когда твой воспитатель не дал тебе другой команды, должна находиться на своем месте. Можешь сидеть или стоять, хоть лежать. Если воспитатель дал тебе игрушки, можешь играть.
Но не заиграйся… ты должна следить за взрослым. Если он ходит по комнате, ты должна всегда поворачиваться к нему так, чтобы твои руки и писка были в любой момент хорошо и полностью ему видны. Если ты видишь, что воспитатель выходит из комнаты, то должна вместе со своими игрушками перебежать впереди него на новое место. Именно впереди, и именно сама, без команды. И на новом месте немедленно принять такую позу, чтобы эта бесстыжая щелка (тут папа шутя пощекотал пальцем аленкину пельмешку) была как на ладони.
*****
— А ночью как быть? И в школе тоже, — продолжала допытываться мама. Видно было, что ей ужасно нравится предстоящее развлечение и поэтому она постарается предусмотреть возможные помехи.
— Сама придумай, — ответил папа. — Для школы сшей ей какие-то плотные трусики. Такие, чтобы Аленка их снять не могла, и сквозь них себя тереть тоже. А на ночь… Ну, давай сегодня ее на ночь спеленаем. В простынь, например. А завтра еще подумаем. Кстати, Юра, и ты подключайся. Изобрети, как можно без твою сестру иногда без надзора оставлять. Без риска, что она тут же рукоблудить начнет. Не хихикай, а думай. Помоги сестричке исправиться. Считай, это твой экзамен на право быть ее воспитателем.
Папа снял девочку со стола и пошел с ней в детскую.
— Как ее перевоспитывать, мы решили, похоже. Осталось наказать за то, что она уже сделала. Идем поздороваемся с ремнем, принцесса.
На пороге папа обернулся и сказал…
— Кажется, я придумал, как нам при посторонних называть нашу работу по исправлению дочки. Предлагаю "перевал". Это и точно, и невинно звучит.
— А почему перевал? — спросила мама.
— Очень просто. Это начала двух слов… ПЕРЕВоспитание АЛенки.