Я с детства любила читать книжки про Анжелику, как она попадала во всякие неприятные истории, как она любила, как радовалась жизни, путешествовала и работала над собой, воспитывала детей и жила порой в восхитительном полного шика мире. Когда мне бывает грустно то я иду в мебельный магазин, просто хожу среди кроватей, таких огромных, с мягкими подушками и цветным бельем. Хожу и смотрюсь в зеркала, в свое отражение, как будто я дома, вот сейчас выхожу из спальни и спускаюсь в по лестнице на кухню, чтобы выпить цветочного чая, обожаю цветочные чаи, тонкий, порой еле уловимы запах, только вода должна быть хорошей. Но это все фантазии, а сама живу в однокомнатной хрущевке, реальность она немножко грустновата.
Я стояла на втором этаже, это большая двухэтажная квартира, голубоватый свет заполнял весь коридор, тихо и удивительно спокойно. Мне не хотелось ни куда идти, хотя и не поздно, но пора, медленно перебирая ногами, я шла вдоль стены рассматривая натюрморты. Их было много, они заполняли все пространство, и почти на всех были нарисованы фиалки, нежные, голубоватые, фиолетовые, и очень мелкая прорисовка, даже бархатная сеточка на листьях была видна. Красиво, кто их так нарисовал, просто удивительно, а вот и капельки сияют, даже пыль видна на столике. Я шла босиком, ступая по мягкому как речной песок дорожке, и слушала шум дождя, Алексей любит этот шум, меня он изначально раздражал, но теперь даже нравится, просто шум дождя вместо музыки и ничего лишнего. А еще он научил меня слушать тишину, обычно я не расстаюсь со своим плеером, не хочу слушать чужие разговоры и что хорошего в городской шумовой анархии, музыка меня отвлекает, создает свой мир, вот и ходят люди по городу в своем мире и не замечают друг друга.
В низу, где-то у двери раздался шум. Наверное, что-то уронил. С Алексеем я познакомилась, наверное, месяца три назад. Надо же так мало времени прошло, а мне кажется, что знаю его уже давно. Он мой любовник. Он высокий, чуть полноватый, животик, вот, что значит сидеть за столом, и, наверное, старше меня лет на пятнадцать, ужас как много, но именно это мне в нем понравилось, а еще то что он мне говорит. Не зря же говорят, что женщина любит ушами, я не исключение, просто растаяла вот и все. Сама я замужем вот уже год, три месяца и семь дней, в этом, что-то есть, когда произносишь слова — замужняя женщина, дает авторитет и вес среди подруг.
Максим мой муж, обожаю его, спортивный, даже кубики пресса есть, быр, как заводит, когда глажу их. Моя мама имела любовника, она не говорила этого, но я знала, папа не знал, у моей тетки Вали то же был любовник и не один. Юлька, моя подруга, она вышла замуж чуть быстрей меня и все трендила про своего Вовчика, мол Вовчик то, Вовчик се, а потом она стала встречаться с Игорем, но при каждых удобных случаях опять шептала мне на ушко как любит Вовчика. Я считала, что так и должно быть, семья — это дом, дети, это то место, куда можно прийти и просто насладится уютом, и то, что любовник или любовница, неотъемлемая жизнь любой семьи. Когда я вышла замуж, больно было об этом думать, но смерилась, хотя и зря.
В низу, раздались громкие голоса. Они не принадлежали Алексею, это был кто-то другой, и не один. Я остановилась и прислушалась к разговору. Чужие голоса были грубыми, они звучали на повышенных тонах, иногда доносился даже мат и какое-тот рычание. Осторожно переступая ногами, я пошла по коридору посмотреть, что там происходит и вдруг меня дернуло, ударило в грудь и все тело оцепенело. Я четко услышала голос, я его знаю, очень хорошо знаю, этот хрипловатый голос ни с кем я бы не спутала, и он принадлежал Максиму, моему мужу. Я испугалась. Неужели он меня выследил, ведь я в доме любовника и что сейчас разыграется сцена мести, но как он узнал? Я отпрянула назад, сделала шаг и повернулась, чтобы скрыться в одной из комнат.
Меня застукали — только и вертелось в голове, по спине побежала холодная струйка пота, стало страшно, ужасно страшно. Я открыла первую дверь, она предательски щелкнула, а когда прикрывала, просто хлопнула. Я сжалась в комок, все я пропала, быстро отошла от двери и отвернулась. Тяжело тянулись секунды, неизбежное было за дверью.
Перед тем как идти к Алексею, я переодевалась, мне нравилось это делать, научила Юлька, я заходила к ней, она танцует в клубе, укладывала мне волосы, надевала парик, я в нем совершенно иная, сама себя даже не узнавала. Короткие каштановые волосы, прическа каскадом, сразу открывался подбородок и носик, все открыто, но я себя долго не могла узнать, пришлось привыкать, казалось, что на улице на меня все только и смотрели. Одевала короткую джинсовую юбку, футболку и болеро, очень даже круто получалось.
Но сейчас в этой одежде я чувствовала себя клоуном которого выпустили на улицу. Я боялась повернуться, уже хотела снять парик как услышала, что открывается дверь.
— Ольга Петровна, — это был голос моего мужа, но почему он меня так назвал, так ведь зовут жену Алексея.
Я прижалась к столу и старалась не повернутся к нему, а еще секунду назад я бы это сделала и холодно посмотрела бы ему в глаза, но теперь все изменилось, я прислушалась к его шагам. Он уверенно вошел в кабинет.
— Ольга Петровна, не хорошо бегать, — сказал почти у самого уха.
Я отвернулась от него. Что он имел в виду? Он не узнал меня? Он не знает, что это я? Значит он не за мной? В голове с бешенной скоростью пролетала одна мысль за другой, и каждая была более несуразной предыдущей.
— Ольга Петровна, я рад вас лично видеть, — опять начал Максим, — не хорошо от нас скрываться, не надо.
Скрываться? Почему он ее ищет?
— Ольга Петровна, вы, наверное, знаете меня, коли так поспешно убежали, — он откашлялся, — я Максим Валерьевич Стрыжин, сотрудник коллекторской компании вашего банка
Теперь я все поняла, да действительно Максим мой муж работает при банке в коллекторской службе по возврату задолженности клиентов перед банком. Он работает не так давно, его пригласил на работу его одноклассник, кажется того зовут Дима, один раз видела, такой большой, гора мускулов, просто качек и все. И почему мужчины считают, что эти мускулы нравятся женщинам, лично мне это кажется уродством, ведь природа не заложила в тело мужчины эти мускулы, значит это лишнее, а вот быть стройным и здоровым и без живота, вот это другое дело.
— Мы что по-вашему, мальчики, чтобы бегать от нас, — его голос мгновенно стал грубым и раздражительным, — блядь, почему я должен этой хренью заниматься!
Я вздрогнула всем телом и вытянулась по струнки. Стало ужасно страшно за себя. Я никогда не слышала, что бы Максим хотя бы раз повышал голос и уж тем более матерился, я не узнавала его, может это не он, может я ошиблась.
— Сука, — чуть не крича начал он, — ты взяла деньги у моего хозяина, и ты сучка хочешь или нет, но отдашь их.
Он подошел так близко ко мне, что я ощутила его дыхание у себя на спине, мне стало противно, отвратительно за то, что я знаю его и ужасно обидно за себя, что я его жена.
— Сколько ты там должна? — спросил он у меня, но я молчала.
Как-то само собой получилось, что я стала Ольгой Петровной, он не видел ее раньше и поэтому принимал меня за нее. Я не могла повернуться, думала, что он сейчас прокричиться и уйдет, мне надо только молчать и все, главное, чтобы он не увидел моего лица. Я очень боялась, что он узнает меня и поэтому отворачивалась, когда он пытался заглянуть мне в лицо.
— Что ты вертишься? — он дернул меня за руку, но я выдернула ее и повернулась к нему спиной, — что бля, думаешь тебя твой кобель спасет, — он говорил про Алексея, — он тебя и сдал, показал куда ты шмыгнула.
Я покраснела, неужели Алексей это сделал, не может быть, нет, не верю, из глаз потекли слезы, но я их не вытирала, пусть бегут, что из того. И тут я увидела, что на тумбочке лежала маска, такие носят на новый год или на маскарадах, осторожно переступая, я подошла к столику и взяла маску.
— Решила поиграть, собираешься на бал?
Он быстро подошел и дернул мою юбку, от неожиданности я присела, чуть было не упала, выпрямилась, и стараясь как можно спокойней надела маску.
— Надо платить проценты, — прошипел он у меня над ухом и шлепнул по ягодице, я чуть было не вскрикнула.
Мой голос очень звонкий, меня одногрупники так и называют колокольчик, и не узнать его невозможно, это равносильно, что повернутся и сказать, что это я твоя жена. Сердце то колотилось, то сжималось, то с потугой начинало биться, дышать было тяжело и больно.
— Проценты небольшие, но они подлежать оплате.
Он тут же бесцеремонно задрал мою юбку, провел мерзкой рукой по плавкам, и подцепив резиночку пальцами, щелкнул ей как из рогатки. Боль. Она ужалила меня, и я подпрыгнула на месте.
— Блядь, что дергаемся, не нравится, — я закачала головой, — а кто тебя спрашивает, надо было думать, когда брала у банка, а теперь процент к оплате.
И с этими словами его рука скользнула под плавки, пальцы сжали ягодицу. От ужасного унижения я окаменела и не шевелясь терпела пока он тискал, пою попку.
Мне девятнадцать лет, сразу после школы я поступила в институт на музееведение, мне очень хотелось самостоятельности и поэтому вышла замуж за Максима. Сперва не обращала на него внимание, он вернулся из армии, был сам себе на уме, у меня еще не выветрилась первая любовь, а потом все изменилось. Я ложилась спать и думала о нем, шла на пару и опять думала о нем, я все время хотела его видеть, даже заболела и считала, что вот это и есть любовь. Но любовь зла, она меня подвела, я не увидела в Максиме того, что было наверняка на поверхности, и даже сейчас я не хотела верить в то, что со мной происходит. Может он меня разыгрывает, только это и утешало меня несколько секунд.
— Ольга Петровна, можно вас попросить подойти к столу, — он сказал это как-то спокойно, с сарказмом.
Я так и сделала, бочком, не поворачиваясь к нему, подошла к столу.
*****
— Вот и славненько, — сказал он и одним движением сдернул с меня плавки до колен.
Я подпрыгнула от неожиданности, а дальше он ткнул меня в спину, я чуть не упала, рухнула на стол, сбив с него голубую папку, что он до этого вертел в руках и пытался ткнуть мне в нос.
Не ожидала, я вообще ничего подобного не ожидала, еще минут пять назад думала вернутся домой пораньше, сегодня конец мая и на улице жарко, солнце еще во всю светит и хотелось просто дома повалятся. Дома, дом, отвратительный дом, он уже сейчас стал для меня чужим, грязным и вонючим.