Процедурная на третьем этаже оказалась вовсе не пустой: богатырского вида женщина в белом халате натягивала резиновые перчатки, а невысокий плотный дядька смешно прыгал возле кушетки, стараясь снять запутавшиеся пижамные штаны. – "Ой, Нина Васильевна, это вы тут!" – "Зиночка, заходите ради бога, мне только одного больного посмотреть, и я исчезаю немедленно! Ребята, посидите пока!" – Мы дружно уселись на ближнюю кушетку, Зиночка стала наполнять клизмы, а дядька наконец снял штаны и смешно влез на четвереньках на соседнюю кушетку, сильно оттопырив голую задницу. Женщина-врач смазала палец в резиновой перчатке вазелином (я сразу узнал знакомый запах!) и полностью засунула его прямо в дядькину попу! Он же не только не возмутился такому нахальству, но даже как-бы подвинулся навстречу руке в перчатке!
"Так, так – чуть прогнитесь! Ну что сами чувствуете – я же давлю прямо на вашу больную железу! Всё запущено совершенно – теперь только операция вас и спасёт, умрёте ведь под забором от разрыва мочевого пузыря!" – "Шо? Ну почему сразу – забор, и какое-такое вы там щупаете? У меня вот действительно горе – не при дамах будь сказано, но на моём половом члене возникли проблемы, я уже не имею шанса, чтобы вы посмотрели мою мошонку, а вы всё время уделяете через задний проход!" – плаксивым голосом ответил дядька. "Это ещё что за новости! Быстро показывайте!" – сказала врачиха и вытащила глубоко засунутый палец из его попы. Дядька слез с кушетки и выставил прямо под нос женщине свой здоровенный писюн. Врачиха сняла резиновые перчатки, и стала щупать дядькины яички, одно из которых было просто огромным, намного больше другого. Увлёкшись прощупыванием, она стала двигать кожу на здоровенном дядькином писюне, и в процедурной резко завоняло чем-то противным: "Фу, Малкин, ну почему вы не промываете под крайней плотью?" – "Нет, я вас умоляю – это где же я могу совершить туалет в вашей прекрасной больнице с разбитыми унитазами? Уже третий космонавт готов к полёту, но сортир у нас во дворе, умывальники на свежем воздухе вместе с женщинами и детьми, а я-ж таки потею как боцман!"
Врачиха продолжала щупать дядькины яички: "Зиночка, вы ведь студентка? Подойдите-ка сюда, это просто случай из хрестоматии!" – "Нина Васильевна, у меня стажа не хватает, я в следующем году только буду поступать!" Повернувшись к нам, девушка даже залилась румянцем: "Но я ведь на педиатра хочу, по детским болезням!" – "Так поэтому я вас и зову – если бы эту патологию выявили в детстве, то медикаментозно бы всё выправили, а сейчас – только под нож, да и то успех не бесспорен!" Красная от стыда Зиночка подошла к дядьке и стала послушно рассматривать его писюн. "Нет, вы уж пощупайте мошонку, ни в каком институте таких пособий не найдёте, а книги – они и есть бумага, это надо чувствовать – вот лимфатические узлы гипертрофированные вам о чём говорят?"
Самое интересное, что дядька не только не постарался прикрыться, а гордо выставлял своё хозяйство женщинам на обозрение, на его лице даже проступила какая-то блаженная улыбка. Врачиха же нарочно или нечаянно старалась всё показать не только Зиночке, но и нам троим, сидящим буквально рядом на кушетке. Разумеется мы смотрели во все глаза, а стриженный пацан аж рот разинул. Зиночка послушно прощупала дядьке между ног, отчего он только шире заулыбался, обнажив жёлтые зубы.
"Семён Владиленович?" – "Да можно Владимирович!" – "Это не моя вина, что вас так запустили, я всё это вижу в первый раз! Так что оперировать вас во вторник не будем – нужны дополнительные анализы и снимки! И операция предстоит более сложная – только требование категорическое: я иду на преступление, но отпускаю вас домой на выходные – хоть в бане, хоть в пруду, хоть на площади – но промойте всё под крайней плотью! И советую лобок побрить самостоятельно – у нас тут условия вы сами видите какие! Бритвы старые, сёстры нищие! Со мной сейчас пойдёте, и получите свою одежду!" Дядька просто просиял: "Ниночка Васильевна, да я тише воды и ниже клевера! Как сказали, так Сёма и сделает, в самом лучшем виде!" – От возбуждения дядька с трудом натянул пижаму и вприпрыжку выскочил из процедурной вслед за врачихой, а Зиночка наконец занялась нами вплотную: "А ну, гвардейцы – штаны долой и на кушетки боком! Это у нас Уткин, Сидоров – а ты кто?" Стриженый пацан снял штаны и неожиданно тоненьким голосом как-то сдавленно пропищал: "А я – Капустина Катя!" Я невольно обернулся и увидел уже знакомую девчачью щелку между ног и никакого писюна! – "Вот незадача – так ты девочка?" – И без того розовая Зиночка совсем покраснела от конфуза: "Ну ты не испугалась, маленькая – это ведь сильно больной был мужчина!" – "Да чего тут страшного – интересно даже! У моего папки – совсем не такие яички! А у братиков пиписьки совсем маленькие! Я вот тоже вырасту и буду доктором!" – "Ну и хорошо, солнышко – подставляй попку!" Зиночка ловко вставила Кате клизму и перешла к толстому пацану, у которого писюн почему-то надулся и торчал торчком. Я опять удивился, а Зиночка просто всунула ему шланг в попу как ни в чём не бывало. Я уже несколько раз видел здесь в больнице такие раздутые писюны и решил, что раз никто не обращает на них внимания, то это совершенно нормально.
После клизмы я почувствовал себя намного лучше и вернулся в палату повеселевшим.
Становилось всё темнее и темнее. Было не просто жарко, а очень душно, как бывает перед грозой у нас на юге. Тяжёлый влажный воздух совершенно не двигался, накопленное в нём электричество шибало в головы. "Сегодня прогулки не будет – видите, какая страсть надвигается?" – объявила нянечка. "Все гуляем в коридоре!" Где-то вдали засверкали молнии, раскатисто загремел гром.