— Либентодд! — пронеслось в моей голове, — В карете оборачивающийся монстр. Бог мой, как он проник сюда. Если бы не проницательность маркиза, то наши тела давно бы превратились в фарш!!!
— N, дери тебя лесные духи, возьми пистолет и застрели её, — маркиз проорал эти слова таким страшным голосом, что у меня душа ушла в пятки, — Застрели эту суку, пока она не исторгла из своей "вагины" какую-нибудь ползучую мерзость!
Рычащая "графиня" удвоила усилия, и мужчины едва смогли удержать ее на месте. Влагалище твари с хлюпающим звуком раскрылось. Во все стороны потянулась склизкая, отвратительная смазка, из недр которой показался длинный невообразимо мерзкий щуп, увенчанный бесчисленными глазами и коготками. В панике, я зажгла в руке скорчер…
— Дура тупая, эту тварь магией не возьмешь, — вопль маркиза был полон животного ужаса, и я поняла, что монстр готов вырваться из рук мужчин. Вопрос стоял так — либо мы, либо она! Находясь посреди мрачной лесной чащобы, в десятке миль от человеческого жилья, мы не могли рассчитывать на чью-либо помощь…
Протянув руку к оружию, я взвела курок пистолета и, зажмурившись, воткнула его ствол в "вагину" чудовища. От грохнувшего выстрела у меня заложило уши. Внутренние помещения опрыскались каплями темно-бардовой крови. Раздался отвратительный, раздирающий душу визг, после которого наступила сокрушительная тишина.
Когда я открыла глаза, мужчины недвижимо лежали по обе стороны от чудовищно развороченного куска плоти. Сцена, которая наступила за этим, не поддается никакому описанию. Мерзкое и отвратительное существо возвращалось в свой изначальный облик, теряя лишнюю жидкость и отбрасывая в сторону ненужные конечности, органы и ткани.
Содрогаясь от отвращения, Киннерштайн пинками выбросил чудовище из стремительно едущей кареты и вылил на свой половой орган целую бутылку хмельной спиртовой жидкости. Едва придя в себя от шока, маркиз высунул голову в окно и, согнувшись от боли, опустошил свой желудок. Внятно говорить он смог лишь после того, как над мрачными деревьями леса взошла огромная луна.
— Как вы поняли, что это не графиня, а либентодд? — наконец спросила я уставшего и дрожащего аристократа.
— Случайность, нелепая случайность, — отозвался на мой вопрос маркиз, — Эта тварь совершенно не возбудилась. Все живые, нормальные женщины, даже самые высоконравственные, сначала приходят в ужас от моих рассказов, а потом начинают испытывать возбуждение. Однако наша гостья была абсолютно суха.
У нее даже не напряглись соски. Я начала подозревать, что дело нечисто, но чтобы доказать свое предположение и спасти наши жизни, я должен был принудить ее к сношению. Либентодд обязательно бы выдал себя, когда дело бы зашло о совокуплении, потому что эта тварь прячется внутри человеческого тела. Когда во время отсоса я почувствовал, что у твари нет слюны, да еще, в отличие от графини, она и сосать-то толком не умеет, я все понял. Остальное дело техники и везения!
— Значит, изнасилование графини было всего лишь жестоким спектаклем?
— Конечно, моя дорогая. Графиня Эйзенхофен столь раскрепощена, что ее не требуется насиловать. Она сама даст то, до чего хочет дорваться любой преступник. Да и какой из меня, к черту насильник, когда я от одного вида крови падаю в обморок.
— А как же история с порванным девичьим задом? — немедля спросила я маркиза.
— Дорогая N, вы задаете слишком много вопросов, — покачал головой Маркиз, — Ответ на на один из них я, с вашего позволения, навсегда оставлю при себе.
9 Месяц сева 1784 года.
Ранним утром 7 числа над землями Фалькенвальда поднялся тяжелый туман. Избавившиеся от снега, обнаженные, черные деревья немедленно стали похожи на гигантских скелетов, прокладывающих себе дорогу через призрачное царство мертвых.
Поскольку наши нервы были взвинчены до предела, маркиз остановил экипаж поблизости от перекрестка двух крупных дорог (один из этих путей шел через лес, тогда как другой вел к горным перевалам Вайтхилла) . Именно здесь, в этом колдовском месте, ставшим местом погребения для множества висельников и убийц, располагалась небольшая таверна, известная под именем "Улыбка разбойника".
Покуда мы дожидалась появления второго экипажа, в котором ехала Жюльетта, Жозеф успел снять для нас две комнаты, а также премило побеседовал с хозяйкой этого простого, но крайне чистого и приятного заведения. Маркиз же, с улыбкой встретил мою любовницу и даже поцеловал ей руку, как будто бы она была не служанкой, а представительницей высшего общества. Подкравшись ко мне сзади, Киннерштайн схватил меня за талию и горячо прошептал прямо в мое маленькое ушко.