*
Не знаю, кто — как, а я так называемую "половую жизнь" подразделяю на три вида: Похоть, Секс, Любовь. Иванова вызывал во мне похоть.
Благодаря Ивановой, я понял, что должен был чувствовать Фридерик Шопен. Наверное, он тоже заводился с полоборота не столько от Авроры Дюдеван, сколько от вида мужских брюк на женской "пустоте" : там, где должно ВЫПИРАТЬ, на брюках было ПУСТО. Он, как бешеный, кидался на Аврору, потому что мужские брюки на женщине в то время должны были действовать на него с непривычки так же возбуждающе и умопомрачительно, как на меня довольно большой член и весомые яйца Ивановой под поясом с резинками для захвата чулок или в трусиках с кружавчиками.
Наслаждение от Ивановой я получал бурное, быстрое и очень острое. Но потом испытывал отвращение и к себе, и к Ивановой. После занятия сексом и любовью отвращения не было. Бывали усталость, томность — но только не гадливость. Этим и отвратительна лично для меня похоть.
Иногда, впрочем, нам с Ивановой удавалось после случки посидеть, поговорить. Тогда-то я и узнал, что Иванова — мастер литейного производства, специалист по коксу. Но на заводе ему нет житья из-за того, что он не прячется. Все знают, что он слаб до женского белья, потому что после смены обязательно идет в душевую. Известно всем и то, что, он считает себя способным составить счастье какого-то мужчины. На заводе одни от него шарахаются, другие над ним издеваются.
*****
Года через два нашего такого шапочного знакомства у нас состоялся последний разговор. После традиционного темпераментного слияния, мутившего рассудок, Иванова сказал, смывая с себя мою сперму:
— Все, больше не увидимся. Завербовалась на Камчатку на рыбоконсервный завод-холодильник. Буду разделочницей тушек.
— Разве сейчас есть вербовка, Игорь Васильевич?
— Сколько хочешь. Дала в интернет объективку — и вербуйся хоть на луну. Они думают, что я без их кокса не проживу. Да я через их коксовый газ больная стала!
— Может, не стоит ехать к незнакомым людям? — испугался я за Иванову. — Тут к вам привыкли, все вас знают.
— И там уже знают, — совершенно трезво сказал Игорь Васильевич, подтираясь полотенцем и усаживаясь рядом со мной на крохотную скамеечку. — У нас в городе оказалась представительница их фирмы. Вызвала меня на собеседование и спрашивает: "Почему вы себя называете в женском роде?". Я ей прямо ответила: "А ты почему себя в женском? Вот и я поэтому. Ты не хочешь в мужском — и я не хочу". Так прямо в лицо и сказала. "Тебе, говорю, кто нужен — мужчина, женщина или разделывать тушки?" Она дальше спрашивает: "У вас семья есть?" Я говорю: "Есть". — "Вы ее хотите с собой перевезти на Камчатку?" — "А куда мне ее девать, мою семью? Конечно, с собой. У меня брат-инвалид первой группы по зрению. Слепой. Неужели ж брошу его умирать от голода? Куда мне его деть и куда мне от него деться? Меня потому, говорю ей, и в психиатрическую больницу ни разу в жизни не ложили, что брата оставить не на кого". А я здорова! Меня лечить ни от чего не надо! Я никому жить не мешаю, это они мне всю жизнь тут житья не дают. Пусть они себя сперва полечат, и отстанут от меня со своими насмешками и воспитательными прокламациями. А то думают, раз сами круглые идиоты, то и все должны быть. Я моему брату Сергею Васильевичу — собака-поводырь. При советской власти и то лучше к нам, женщинам, относились. Дефицит нижнего белья был, конечно, лютый, но семейное положение женщины понимали, и не грозили мне уколами, от которых идиоткой сделаешься. А теперь?"Тебя, — грозится, — Иванов, лечить отправим принудительно, не посмотрим, что у тебя брат слепой". А я ему так прямо и сказала: "А брата на себя возьмете? Это — во-первых. А во-вторых, говорю, я вам не Иванов, а Иванова! И попрошу не оскорбляться и не грозиться братом! Я брата кормлю, обстирываю, сама ему уколы делаю, и честь свою знаю. Я трудовая женщина, а не тунеядка. Я не вредительница какая-нибудь, а человек, полезный обществу" : Да ну, надоели они мне тут все:
Иванова достал из сумки с банными принадлежностями пудреницу и, глядясь в зеркальце, стал утирать лицо краем полотенца, как это делают женщины.
— Господи, красная вся стала: Буду на Тихом океане разделывать тушки: Там, может, и закончу свой поход, на Тихом-то океане: Так что эта ихняя представительница про меня все знает. Раз выдали подъемные, то, значит, поняли, что я за человек: Может, там еще и замуж выйду, и брата Сергея Васильевича женю на рыбачке-камчадалке. Рыба-то, — Иванова произнесла эти слова с особенным значением, — рыба-то — фосфор. Первое лекарство для зрения человека! Фосфор — это тебе не кокс:
С тех пор я Иванову в душевом павильоне не встречал. Как-то они там с братом на Камчатке, среди чужих, незнакомых? . .