Но в этом случае я заслужила порку, и наказывать меня должен был офицер Вулф. Теперь меня всегда должен был наказывать он, а не дежурные экзекуторы в подвале: Следующий день начался как обычно, в десять утра я прибежала на построение. Потом тренировалась в паре с наставником, потом с ним отправилась на конюшню, ухаживать за нашими лошадками и он вел себя как обычно и даже шутил. Я уже решила, что возможно на первый раз он ограничится строгим разговором со мной, но офицер Вулф, видать сильно осерчал на меня.
В шесть часов я робко постучала в дверь его квартиры:
Когда я вошла, то поразилась тому, как хорошо мой наставник живет. Еще бы, он ведь не просто состоял в хорошем чине, но и имел несколько больших сражений на своем счету. В них он отличился как герой и получил очень жирную прибавку к и так хорошему жалованию и мог себе многое позволить. В гостиной, где я очутилась, была хорошая дубовая мебель, везде лежали медвежьи и волчьи шкуры и горел камин. Так как в это время смеркалось уже рано, то в комнате было несколько стальных подсвечников со свечами, которые стояли на низеньком столике перед креслом в котором сидел он. Недалеко от входа стоял другой, высокий обеденный стол, на котором не было ничего. Не глядя в мою сторону, наставник строгим голосом сказал мне:
— Аннет. До сих пор ты только радовала меня, и я гордился тем, что ни у кого из моих коллег нет такой прилежной и старательной ученицы как ты. Но то, что ты сделала вчера, не может оставаться безнаказанным и не должно повторятся. Я совсем не против того чтобы ты иногда отвлекалась от службы на развлечения, но я не позволю тебе самовольничать и не считаться со мной. Поэтому я вынужден буду преподнести тебе урок уважения ко мне. Сними, пожалуйста, свой камзол, а затем подойди к столу и спусти штаны и облокотись на него, чтобы получить заслуженное тобой наказание.
Все это он сказал, чеканя каждое слово, и у меня холодок по коже пошел от того, каким ледяным тоном он все это говорил. Ком подкатил к горлу и ноги сделались ватными. Я покорно и нерешительно расстегнула и сняла камзол, как он и сказал, и подошла к месту, где наставник меня намерен был выпороть. Перед столом я немного замешкалась, потому что поняла, что сейчас этот человек увидит меня с голой попой, а это ни как не вязалось с нашими отношениями до этого. Дрожащими руками я развязала шнурок на штанах, немного спустила их, как можно меньше обнажив зад, и облокотилась на стол. В такой унизительной позе я стояла, когда Джейк подошел ко мне сзади:
— Что это? — произнес он резким, раздраженным тоном — ты думаешь, я тебя через штаны пороть буду? Спусти ниже, давай, выполняй все как следует. Руки выпрями и схвати края столешницы. Вот так. Попу прогни получше и не смей убирать или хвататься за нее руками, щекой прижмись крышке стола: Вот уже лучше. И имей ввиду, без моего приказа, чтобы позу менять не смела. Моя задача наказывать — твоя покорно терпеть и наматывать на ус:
Позже я узнала, что все эти придирки и мелкие точные приказы делались намеренно. Ледяной тон, которым он разговаривал с провинившимися подчиненными, тоже был давно отработан. Джейк знал, как быть вежливым и максимально унизить человека, чтобы тот хорошо прочувствовал всю тяжесть своего проступка. Знал, как приказать так, чтобы приказ немедля исполнили. А еще, позже меня в нем поразило то, как легко он переключался с мягкого, дружеского тона (и когда он им разговаривал со мной, я выкладывала все, что наболело на душе) на этот резкий тон. Тон старшего по званию.
Я решила, что скорее умру, чем начну перед ним кричать, хныкать и молить о пощаде. Решила, что все наказание вынесу как герой, молча. Пускай оценит и поймет что не всех можно унизить.
Порол он меня тонкой гибкой палкой, которую специально держал у себя в квартире для таких целей. Хотя он редко сам кого-то наказывал, но считалось, что у каждого офицера она должна быть. Удары он наносил щадящие, но точные и звонкие, стараясь чтобы следы от ударов не перехлестывались. Было ужасно больно, но я старалась. Он сказал, что на первый раз, я получу всего 35 ударов, и он не просит меня считать их, как это делают многие экзекуторы. Я уже забыла о том, что порка это не только унизительно, но еще и настолько больно. Я кое-как подавляла крик в своем горле, после первых десяти ударов слезы подкатили к моим глазам и я тяжело дышала. Я не издала ни звука, но почувствовала что после двадцати палок, мышцы на попе стали сами инстинктивно подрагивать от боли и Джейк прекрасно это видит и понимает что мне не сладко. Во время порки он больше не разговаривал со мной, просто порол, делая между ударами паузу, на то чтобы получше прицелится. И мне стоило титанических усилий сохранять ту позу, в которую он меня поставил и подавлять в себе инстинктивное желание прикрыть свой зад руками или повертеть им чтобы уменьшить боль. Но я до сих пор горда тем что я сделала невозможное. Все 35 ударов я перенесла идеально и ни разу не пикнула и не шелохнулась. Только попа, подрагивающая от непереносимой боли выдавала то, что я на самом деле чувствую.
Когда все кончилось, я еще некоторое время стояла в позе удобной для наказания и не меняла ее, как и приказал наставник. Хотя бить меня перестали, но мышцы на заду еще некоторое время продолжал дрожать.
— Больно было, заяц? . . — произнес Джейк неожиданно мягко и в его голосе слышалось искреннее сочувствие: Заяц: Было как то странно и глупо от того, что он вдруг решил назвать меня таким ласковым, детским именем после того что он только что сделал:
Я не знала, что сказать в ответ и лишь хрипло кашлянула:
— Ты не хорохорься. Зачем все это геройство? Тебя же не на плацу наказывают, тут только я. Хочешь кричать, кричи: Я прекрасно понимаю, что тебе не хочется ударить в грязь лицом, но думаешь меня в свое время не наказывали? При мне не стесняйся, я пойму: Вставай. Надевай штаны, заяц:
Я подчинилась, и когда закончила со штанами, подняла на него свои глаза полные слез:
Он сразу понял что я кое- как удерживаюсь от того чтобы не заплакать и нежно прижал мою голову к своей груди: Тут то я и разревелась:
— Ну- ну. Проплачься: Все закончилось уже, плачь девочка. Такова жизнь. Ты в армии, а тут должна быть дисциплина и порядок. Ты нарушаешь, я наказываю. Много лет назад я сам через это прошел: Он стоял и обнимал меня, пока я не закончила реветь. Затем повел к камину и усадил на покрытое шкурами роскошное сидение. Сходил в соседнюю комнату и принес бутылку вина и два кубка. Вино было дорогое, такого которого я сама не могла себе позволить:
Я осушила свой кубок залпом, так как у меня сильно пересохло в горле от пережитого. Потом молча, сидела, изредка шмыгая носом, а он молчал и смотрел на меня:
— Ты его любишь? — неожиданно спросил наставник.
— Очень. Я обо всем забыла. Я не хотела: