Я подошел к окну, выглянул, поднял руку с книгой. Через стекло она бы не услышала и я мимикой спросил:
— Эту?! . .
Тетя утвердительно кивнула. В цветастом сарафане на лямочках, она была какая-то игривая, веселая. Я снова сделал открытие — у тети имелась фигурка. Мое отличие от девочки шевельнулось в трусах — я наблюдал, как тетя выходила со двора.
Катер обычно проходил по реке мимо дома деда в три часа дня, — плюс-минус минут десять, а сейчас было только два, и у меня был целый час на чтение.
Лениво открыв книгу — разломив ее на середине, я прочитал строку, две, три…
В моей голове возникли такие картинки природы! что самое время было снова бежать в баню на поиски мочалки…
"Она стояла спиной к нему, вся голая, белая, крепкая, наклонившись над умывальником, моя шею и груди. "Нельзя сюда!" — сказала она и, накинув купальный халат, не закрыв налитые груди, белый сильный живот и белые тугие бедра, подошла и как жена обняла его. И как жену обнял и он ее, все ее прохладное тело, целуя еще влажную грудь, пахнущую туалетным мылом, глаза и губы, с которых она уже вытерла краску…" — читал я как зачарованный.
Сначала, я отыскивал в книге короткие рассказы, но потом, забыл о лени и погрузился в мир Ивана Бунина полностью. Даже те рассказы, что уже прочитаны — снова читал, больше не бегая по страницам.
Полтора часа пролетели как одна минута, я так и сидел за столом, в трусах, когда зашла тетя. За это время, мое отличие от девочки настолько переполнилось эмоциями, что зуд прошел и без моего участия.
Вообще, странное было ощущение, — все полтора часа во мне боролись два чувства. Первое: отложить книгу и потрогать зуд в трусах, — что такое "снять напряжение" , я не знал, и второе: книга не отпускала, заставляя читать дальше и дальше. Зашла тетя, и я искренне пожалел о своем первом желании, — книгу можно было читать и при ней.
Чувство раздвоенности при прочтении хорошего произведения с эротической направленностью, последующие годы моего взросления, неоднократно меня посещали. Я все время жалел, что вовремя не отложил книгу, но это повторялось и повторялось. Тяга к познанию во мне пересиливала физиологическую потребность. Но только по какой-то причине книга отложена, тут уж физиология давала о себе знать, — требовать, точить.
На рассказе "В Париже" мне и пришлось закрыть Ивана Бунина, но открытие писателя со мной осталось навсегда. Несколько поспешно, я перекинул страницы на титульный лист, хотя это было излишне — с какой страницы "Темные аллеи" ни читай, все равно. Сам факт держания этой книги в руках говорил о многом.
— С пользой провел время? Или как? — спросила тетя, выкладывая из авоськи на стол, — не убирая книги, бумажные пакеты с пряниками, конфетами "Школьник" и сушками.
— Он что — белым был? — спросил я, пытаясь изобразить на лице Даньку из Неуловимых.
— Кто?
— Иван:
Я снова взял со стола книгу, и, словно не запомнил автора, прочитал: "БунИн" , делая ударения на последней гласной. Хотя я его запомнил, и как оказалось на всю жизнь.
— Бунин! На первую ударяй. Иван Алексеевич Бунин. Русский писатель.
— Советский!
— Нет, русский!
— Это как?
— Долго объяснять. Как-нибудь вечерком. Договорились? Вот уж не думала, что "Темные аллеи" уведут тебя совсем в другую строну. А я вот, тоже — с пользой. Покупки на катере сделала. Давай, помогай выкладывать.
Я встал из-за стола и на обозрение тети попали мои трусы с мокрым пятном. Она лишь мельком взглянула. Опустила взор в авоську и начала ворошить покупки.
— Вот, купила тебе, — проговорила она, вынимая очередной сверток и разворачивая. — У нас не городские магазины. На катере все есть! Примерь.
Это была пара новеньких семейных трусов, — темно-синих, однотонных, маленького размера. Растягивая, проверяя резинку и, в то же время, сооружая из них ширму меж нами, тетя говорила быстро, не давая мне сказать: "нет" , "не надо" , или что-то в этом роде.
— Я отвернусь, — бросила она, как последний аргумент.
Должен сказать, что стеснения у меня не было. Как-то это обыденно все происходило. Тетя отвернулась, продолжая рассказывать, с какой пользой провела последние полтора часа, — открывая комод, беря ножницы, а я переодел трусы. Только когда снимал, увидел что они мокрые.
Так или иначе, но смена произошла. Тетя повернулась, подошла. Ловко оттянув край, надрезала, подтянула резинку, обмотав о палец и завязав узлом.
Вот здесь я немного стушевался, ее рука скользнула по низу живота, а в оттопыренные трусы показалось верхняя часть моего отличия от девчонок.
— Покраснел-то как? — засмеялась тетя. — Словно в бане не я тебя мыла.