Под дембель интендант дарует с барского плеча два месяца халявы при доме офицеров.
И вот, забывший о чинах, после застолья, в угаре пьяной страсти, вчера курсант — сегодня лейтенант, седлает его член.
Остаток дней они проводят вместе в его квартире.
Жаль, но время службы подошло к концу."
На втором курсе института Артем женился на неброской однокурснице. Скромная по тем временам свадьба закончилась еще более скромной брачной ночью. Для нее она была первой, а для него разочарованием, поскольку назвать их мужем и женой в полном смысле слова стало возможным лишь через месяц его отчаянных попыток прорвать девственную оборону супруги. Но извергнутые им потоки семени не изменили вердикт врачей. Тлевшая в нем надежда возродить брата в собственном сыне угасла вместе с супружеским долгом. Еще год был вычеркнут из памяти, не оставив следа.
Друг детства — Павел, появился в его жизни также неожиданно, как и исчез много лет назад. Он вряд ли узнал бы его, настолько его сверстник изменился, превратившись в модно детого молодого мужчину с печальным рассеянным выражением больших карих глаза. Растерянность и неловкость неожиданной встречи, постепенно рассеивались за холостяцким застольем, пока не стало очевидно, что Артему уже поздно возвращаться домой, а крепкий кофе и пачка выкуренных сигарет не оставляли шансов для сна.
"А почему ты развелся?" — невпопад спросил Артем, решив прервать затянувшееся молчание.
"Я не развелся, развели меня" , — словно чужим голосом ответил Павел и, в упор посмотрев на Артема, вдруг схватил его за рубашку, резко рванул на себя и прошептал ему в самое ухо: "Хочешь расскажу, как все было?"
*2. НА ПЕРЕКРЕСТКАХ ДОРОГ*
Бабушка не могла отдать внука в детдом и растила Павла, как могла. Но однажды она слегла и угасала с каждым днем. Из больницы ее выписали умирать дома, и тут, как добрая фея, появилась она. Нина, работавшая по-лимиту медсестрой в той же больнице, все время была рядом со старушкой. Чуткая и внимательная, она старалась облегчить ее последние дни и не оставила ее заботам, совсем упавшего духом взрослого внука.
"Уже поздно, может мне остаться?" — как-то невзначай спросила она.
"Я поставлю раскладушку" — машинально ответил он.
Кровать испуганно скрипнула. "Мне холодно!" — прошептала Нина, сжавшись комочком рядом с ним. Павел нехотя вытащил из-под себя одеяло и теплое мягкое женское тело, пугая и непривычно волнуя своими формами, прижалось к его спине. Ему стало не по себе, когда она, как слепая, принялись обшаривать руками его тело, но обидеть ее он тоже не хотел и, поддавшись упорному натиску, повернулся на спину. Скрестив руки под головой, он вытянулся и ждал, но чужие руки не могли оживить его и лишь когда ее влажные и мягкие как у рыбы губы заглотили наживку, он все-таки встал. Добившись своего, она уверенно оседлала его, и, затолкав в свою лунку едва окрепший девственный побег, понеслась галопом.
На следующее утро, еще не успев одеться, — он в трусах, она в халате, стояли у кровати бабушки. "Теперь я могу спокойно умереть!" — она поцеловала их благословляя.
Нина быстро освоилась в доме, переиначив все на свой манер. Ему же все было безразлично и она, понимая горечь утраты, совсем не докучала ему супружеским долгом. Прошло время, и однажды Нина, мягко заметив, что они уже долго живут как муж и жена, предложила оформить их отношения. Павел решил, что это его долг за все то доброе, что она сделала.
Свадьба была немноголюдной, но веселой. Приехал ее старший брат Вано и его друг — Тимур. В свидетели от жениха Нина пригласила две супружеские пары из их подъезда. Вино и коньяк лились рекой. Проснувшись утром с тяжелой головой, Павел уже не мог припомнить, как он оказался голым в постели с Вано. Здоровый, крепкий, покрытый с головы до ног черными волосами, он принялся по-отечески приводить в чувство новоиспеченного зятя, растирая и массируя его тело, не обращая внимание на возражения, когда его руки время от времени беззастенчиво скользили у него между ног. Нина и Тимур еще на рассвете уехала навестить родственников.
Вано взял на себя все заботы и хлопоты по дому. Уже на следующий день он по-хозяйски вычистил и убрал всю, за последнее время изрядно запущенную, квартиру, по-своему переставил мебель, перестирал белье и, в довершении всего, удивил умением хорошо готовить.
*****
Непривычные для него знаки родственного расположения, крепкие объятия, похлопывание по спине, Павел относил к национальной особенности и темпераменту. Вано запросто мог, например, расхаживать голым по дому, почесывая свое хозяйство, норовил то и дело, шутя шлепнуть Павла ниже поясницы или залезть к нему в ванну. Но искренние радушие, покладистость и обаяние непосредственности перевешивали, и Павел не хотел обижать родственника, а тем самым и Нину. Ко всему прочему, он не мог представить себя в одиночестве. Одиночество пугало его.