"Отсосал, отсосал: !" — послышалось изумленное со всех сторон.
"Ну, кто еще?" — сержант смотрел на обалдевших солдат, едва скрывая улыбку.
"Уточняю вопрос, кто еще ни разу не сосал хуй?" — уже наигранно серьезным тоном повторил он вопрос. Все молчали.
А за день до дембеля, сержант "торжественно" передал Дениса своему приемнику — тоже сержанту, переведенному к ним из другой части. Оба проставились по-полной и все трое прилично набрались. Денис, расположившись между раздвинутых ног приемника, старательно показывал ему свое умение, а сержант, сидя на корточках, отчаянно долбил его последний раз. Увлекшись новым инструментом, Денис даже не заметил, как его бывший покровитель кончил и уже стоя над Денисом с наигранно серьезным выражением, приложив ладонь к виску, отрапортовал, — "Пост сдал!" "Пост принял!" — подхватил тот и, перевернув Дениса на спину, набросился на него, словно на добычу. Ошеломленный бешеным натиском, вздрагивая от мощных толчков, ворвавшегося в него совсем другого, изогнуто серпом, со здоровенной коричневой, как каштан, головкой, изголодавшегося члена, и жалобно постанывая от боли раздавленных мышц, Денис уже не слышал, как захлопнулась дверь, навсегда оставив в его памяти этого угрюмого спокойного невозмутимого первого в его жизни мужчину.
Приемник сержанта был совсем другим. Женившись перед армией, он словно наверстывал с Денисом, несостоявшийся медовый месяц, изматывая обоих своей нерастраченной похотью молодого жеребца. Он не скрывал, что целуя губы, лицо, и шею, нетерпеливо врываясь, либо осторожно проникая в него, а затем, безжалостно истязая или лаская его тело, перед его закрытыми глазами стонет и извивается в благодарном изнеможении образ той, что осталась где-то далеко, но, воплотившись в теле Дениса, находится так осязаемо рядом. Только в последний вечер, перед отъездом Дениса домой, сержант, долго не выпускал его из рук. Сдерживая себя, он медленно покачивал корпусом, словно старался до утра растянуть прощание и неотрывно смотрел на распростертое под ним тело, а затем опустился на него и, сжав их переплетенные пальцы, тихо шепнул, — "Я всегда буду помнить тебя!"
Николай, еле сдерживая себя, чтобы не кончить, вплотную прижался к Денису и, сжав его плечи, пересохшим от волнения голосом спросил, — "А до армии у тебя кто-нибудь был?" "Были две неудачные попытки: первый раз кончил едва успел вставить, а во второй, заранее сдрочил, чтобы не облажаться снова, а потом вовсе не смог — он просто не встал" -, равнодушно, ответил Денис и, обняв Николая, добродушно прижал его к себе, как старого все понимающего приятеля. Растроганный доверием и откровенностью Дениса, но чувствую, как сердце отдает в ушах гулким набатом, а его колено медленно поползло вверх, раздвигая послушные ноги, он сбивчиво, в последней надежде, что Денис оттолкнет или остановит его, предложил, — "Я могу дать тебе пару телефонов. Может, попробуешь еще?" "Конечно, только зачем мне телефоны?" — улыбнулся Денис, крепче прижимая его к себе и шире раздвигая ноги.
От волнения, которое Николай никогда раньше ни с кем не испытывал, он несколько раз безуспешно ткнулся вперед, затем привстав на колени, развел подрагивающими от нетерпения руками согнутые в коленях ноги Дениса и, сложив его пополам, замер, коснувшись членом выпуклых влажных, словно приоткрытые губы, створок. Наклонив голову, он неотрывно смотрел, как его головка, раздвинув нежную ткань, медленно исчезла внутри, увлекая за собой твердый как камень член, пока он полностью не скрылось в глубине совсем новых для него ощущений, открывая другой мир чувств и иных представлений о том, что раньше так презрительно отвергалось им раньше.
***
Городской пляж нельзя было сравнить ни с одним из других мест, будь то спортзал, дискотека или баня, где бы он так сильно ощущал почти магическое возбуждающее воздействие своего тела и снисходительно отдавал его робким, застенчивым, зовущим, нетерпеливым, бесстыдным и прочим бесчисленным взглядам. Без труда освободив в самом его центре, достойное себя свободное пространство и раздевшись, Николай улавливал их локаторами пор, впитывал кожей, заряжался ими как энергией. Они покрывали все его тело, осторожно касаясь рук и ног, нежно поглаживая плечи, дерзко ощупывая бицепсы и жадно скользя по рельефу плавок.
"У Вас не найдется закурить?" — жеманное мурлыкание менялось на недоумение и досаду после его небрежного, — "Не курю." Или, — "Молодой человек, не хотите ли составить нам компанию" , — нарочито вызывающий тон одной из девиц сразу мерк от встречного вопроса, — "Для игры в бутылочку или ромашку?" Но особым шиком он считал, выходя из воды, почти у самого берега, выразительно запустить руку в плавки и будто, проверяя наличие, тщательно расправить и уложить их содержимое, искоса наблюдая при этом за произведенным эффектом.
"Мама, смотри какая у дяди большая пиписька?" — восторженно, чуть ли на весь пляж крикнул какой-то малыш, обернувшись к молодой женщине, читавшей книгу, и показывая пальцем на Николая.
"Замолчи!" — услышал он после звонкого шлепка по попе. Неподалеку с разных сторон раздался сдержанный смешок. Мальчик надул губы, но не заплакал. "Ну, зачем же Вы так?" Павел присел на корточки напротив нервно поправлявшей сползшую бретельку симпатичной мамаши, выразительно раздвинул колени и, откровенно демонстрируя выкатившее между ног убедительное подтверждение слов мальчика, как бы между прочим, заметил, — "Вы держите книгу вверх ногами." Женщина густо покраснела. Затем он обернулся к мальчику, потрепал его по голове и нарочито строго сказал, — "Не надо так громко кричать и тыкать пальцем." "А то что?" — насупившись спросил тот. "Спугнешь" , — отшутился Николай. "А она выскочит и улетит?" — уже улыбаясь, с любопытством спросил мальчик. "Не улетит!" , — Николай еле сдержал смех, когда рядом грянул безудержный хохот, а женщина, уронив книгу, молча затряслась, уткнувшись лицом в книгу.
"А Вы забавный" , — она оценивающе посмотрела на него, собирая вещи. Взяв сына за руку, она прошла мимо, и маленький сложенный листок бумаги упал ему под ноги. Николай развернул и усмехнулся.
Но вот, несколько пар глаз одна за другой отвернулись от него в другую сторону. Николай даже оторопел — этот парень появился на пляже, будто сошел со щита рекламы толи мужского нижнего белья, толи дорогого дезодоранта. Высокий, белокурый атлет приковывал внимание не шириной плеч или размерами бицепсов, а скорее, редким изяществом телосложения в сочетании с явно тренированной мускулатурой, которая не отпугивала и не угрожала, а наоборот, впечатляла своей затаенной мужской чувственностью и завораживала недоступностью. Густые светлые волосы, обрамляли вьющимися прядями, узкое вытянутое с тонкими чертами лицо. Прямой нос, впалые щеки, выразительные яркие голубые глаза, бледное лицо в контуре узкой коротко подстриженной бороды и тонкой полоски усов, производили какое-то мистическое впечатление.
"С таких пишут иконы" , — подумал Николай, продолжая пристально рассматривать незнакомца, и тут же почувствовал привычное для него на пляже, но странное именно сейчас, нарастающее волнение. Если бы это было обычное возбуждение от припекающего солнца или не менее жарких взглядов, он еще и расправил бы свои принадлежности так, чтобы они лучше вырисовывались под плавками, но теперь, взглянув вниз, где уже явно обозначился горб, а на ткани проступило небольшое мокрое пятно, Николай смутился и быстро присел. Так увлекшее его только что разглядывание как бы беспричинно мгновенно перешло в ярость. Перед глазами замелькали картины насилия и жестокой кровавой расправы.