Я никак не мог осознать, что мои половые функции мною утрачены, и до сих пор ходил как в тумане. Пребывание в её доме затянулось на пару недель, понятное дело, что никуда дальше автостопом я не поехал. Мне нужно было осмыслить происшедшее. Это было слишком шокирующе — стать бесполым. Помню, как я сидел в ванной, теребил свой безвольно поникший мягкий член и повторял про себя "Кастрат! Кастрат! Кастрат!" Я кастрат… Я намыливал себе мошонку, висевшую тонким пустым мешочком, сжимал пальцами головку и пытался подрочить свой безжизненный хуй. Представлял себе женские груди и жопы, перед моими глазами вставали сочные влагалища, но возбуждение не наступало. "Бесполезно" — сказала мне тетя Галя, обнаружив меня за этим занятием в ванной. Двери в её доме на защелки не закрывались. Она зашла в одном халате и бесцеремонно потянулась рукой к моей промежности.
— Дай его сюда.
Ох, тетя Галя, какая же ты извращенка.
Даже под её теплыми пальцами мой член остался мягким.
— Нет смысла его дрочить. Член мертв. Ты кастрирован. Ты евнух. Евнух! Забудь про баб. Ты теперь на женщин будешь смотреть как кастрат. Ни одна пизда не заставит подняться твою евнушачью письку. Скопцом теперь будешь жить безъяичным. Ты безмудый выхолощенный скопец, петух безъяйцевый. Петух-кастрат. Так что привыкай быть евнухом.
Она раскрыла халат у себя на груди и обнажила свои отвисшие сиськи.
— Лучше не грусти, а иди сюда.
И я зарылся лицом в её грудь, вдыхая аромат дешевого одеколона и ощущая её пальцы на своей пустой мошонке.
*****
Это случилось давно. Было мне тогда лет семнадцать, и я путешествовал автостопом в глубинке подобно героям Керуака. Меня манила дорога: проносящиеся за стеклом автомобиля поля и дома, бесконечные шоссе, ветер, бьющий в лицо, ожидание на обочине с поднятой рукой. Новые города, новые люди, которых было столь много, что я их уже не запоминал. У меня было много свободного времени, за моими плечами были километры, и я хотел ехать всё дальше и дальше, но внезапно всё оборвалось. Сейчас я описываю всё произошедшее со спокойствием, ибо уже свыкся с тем, что произошло, но тогда это перевернуло всё. Абсолютно всё. Жизнь изменилась. В один из августовских дней я остановился в доме некоей тети Гали — так она просила себя называть. Полная, одиноко живущая женщина лет сорока часто сдавала комнату автостопщикам, как она мне сказала.
Я уж не помню, как добыл её адрес, но помню, что по приезду к ней упал на кровать и проспал мертвецким сном часов двенадцать от усталости, а на следующий вечер пошел прогуляться по окрестностям. Город был тихим и уютным, со старыми одноэтажными домами, разбитыми дорогами и печатью запустения во дворах. Вернувшись, я обнаружил на столе приготовленную еду и немного алкоголя. Тетя Галя оказалась очень гостеприимна. Не могу сказать, что я горел желанием общаться с ней, да и с кем-либо в тот вечер, но и обижать хозяйку дома не хотелось. Я рассказывал о своих поездках, мы пили с ней сладкую наливку домашнего изготовления, кажется, на рябине, после чего меня потянуло в сон, и я, извинившись, снова отправился спать в свою комнату.
Проснулся же я оттого, что почувствовал во рту нечто инородное, какую-то тряпку, мешавшую говорить, и кто-то при этом хлопал меня по щекам. Оказалось, тетя Галя. Еле-еле я раскрыл глаза, сфокусировал свое внимание на её пухлом лице, а когда попытался повернуться, то обнаружил, что мои руки и ноги привязаны к ножкам кровати. И вообще я лежу зафиксированный как на операционном столе, с широко раздвинутыми ногами, а тетя Галя стоит рядом и смотрит так по-доброму и при этом как-то очень неуютно. На ней были только трусы, а в руке поблескивало лезвие ножа.
Я что-то промычал, закрыл и снова открыл глаза, подергал руками. Нет, это не сон.
Стало страшно.
— Мне нужны твои яйца. — внезапно обратилась она ко мне.
Спросонья я не понял, что происходит, замотал головой и попытался что-то сказать, но лишь прогудел в тряпку. Попытался изогнуться и задергал ногами, отчего кровать подо мной затряслась. Тетя Галя наклонилась: