Они помолчали.
— Юрочка: как мне было хорошо! — она сладко потянулась.
— Тебе правда понравилось?
— Ты же видел, дурачок! Я ведь тоже: брызнула. Как и ты.
— Правда!?
— Да, сынок. И это первый раз уже за много времени! У меня трусы — хоть выжимай. Видишь, что ты со мной делаешь, ловелас! — ее голос и глаза смеялись. — Вон и напрудил на меня еще.
Она взяла пальцем мутную каплю со своей сорочки, понюхала, и слизнула. Причмокнув, сказала:
— Как у отца твоего вкус. Хороший.
Они помолчали. Потом она встала с кровати, но в дверях обернулась:
— А соски у меня, между прочим, не длинные. Самые обычные женские соски. А то я у тебя прям коза какая-то дойная! — глядя на его удивленные глаза она расхохоталась и ушла в ванную.
— Ну, ты же мне не показываешь, — вслед ей крикнул Юрка.
— И не надейся! — весело отозвалась она.
Хлопнула дверь в санузел.
А Юрка задумался, как это в ней уживается- кончать при сыне она не стесняется, а груди показать — ни в какую!
***
Веселая, свежая мама, сменив футболку и натянув спортивное трико, уже хлопотала на кухне.
— Юрочка, кушать хочешь? Садись мой хороший. Сейчас что-нибудь сообразим.
За окном было уже совсем темно и Юрка изумился, что он и не заметил, как пролетел этот сумасшедший день.
Но он ошибся — это день еще не закончился.
Пока Юрка наворачивал пельмени, мама сидела напротив него и не могла наговориться.
— Господи, как же хорошо-то! Давно я так не расслаблялась! Какой же ты молодец, все-таки. Меня до сих пор от твоей фантазии с маленьким мальчиком трясет! Это же какой эротический, оказывается, образ — голенький малыш и его мама. А помнишь — попкой задергал, чтобы пиписькой о мамин животик потереться! Я чуть не взорвалась! А мама ему — нельзя мол, на сиси смотреть: — мама залилась счастливым смехом.
— Мама, — посмеявшись вместе с ней, сказа Юрка. — А у тебя молоко есть?
— Ну что ты, сынок! — улыбнулась она. — Боюсь тебя разочаровать, но нет. Если сильно постараться, то можно вызвать приток, конечно. Но это не очень эстетично, да и мороки много. Я свое откормила 10 лет назад. Ты долго у меня сосал. До трех лет. Это очень долго. Тогда отец, как раз погиб, и я все никак не могла решиться от груди тебя отнять. Может это с тех пор у тебя фиксация на моих сиськах, а?
Она лукаво подмигнула.
Юрка помедлил. Вот случай поверить Верину теорию про анальные дела. Поведется мать или нет? Он никак не мог решиться, но ситуация, вроде, благоприятная. А! Будь что будет!
— У меня не только на них фиксация. — улыбнулся он.
— Да что ты?! Ну-ка расскажи, мне интересно!
"Любопытной Варваре на базаре нос оторвали" — подумал Юрка, а вслух сказал, помявшись:
— Ну: понимаешь: первый раз, когда я подумал про тебя: ну, как про женщину: давно еще:
Юрка замялся, потом мотнул головой.
— Нет, не скажу! Тебе не понравится!
— А ну, молодой человек! Что это еще за новости! Ну-ка выкладывай! — взволнованно заговорила мама.
Юрка, как бы неохотно, продолжил:
— Ну, помнишь, два года назад, летом мы на дачу к тете Римме ездили.
— Помню, конечно. И что?
— Ну я там: играл в саду. А там у них туалет, помнишь? Ну, в углу.
— Да помню я, помню! Не тяни, рассказывай! Что за манера такая! Я же от любопытства сейчас лопну!
— Ну, я играл там, за туалетом. А тут ты идешь. Меня не видишь. Наверное, сильно хотелось:
Юрка выдумывал на ходу, наблюдая за реакцией матери, готовый свернуть в сторону, если что-то пойдет не по плану.
— Ну и! — в ее глазах он видел зверское любопытство, но ни злости, ни обиды там не было.
Ну, с богом!
— Ну и там щели были в задней стенке.
— И ты за мной подсматривал? — она склонила голову на бок, хитро прищурившись.
— Ну: да.
— Ну, и что же ты увидел?
— Так ведь в том-то и дело. — быстро заговорил Юрка. — Там внутри потемки, не видно сначала почти ничего было. А потом я увидел. Ее. Твою попу. Ты так наклонилась вперед — трусики, наверное спускала, мне не видно было. Наклонилась, а она прямо передо мной — белая, гладкая, выпуклая с таким розовым следом от резинки. А между половинками — пятнышко такое, ну: как звездочка: с лучиками. А внизу все темное-темное. А потом ты стала выпрямляться и звездочка вдруг: не знаю, как сказать: вдруг раскрылась! Ну, как маленький удивленный ротик.
Юрка запнулся. Мать молча смотрела на него влажным застывшим взглядом.
— Это все в одно мгновение произошло. Потом ты села, и мне уже ничего не было больше видно. Но мне хватило: на всю жизнь. Это было так прекрасно и так мучительно. Я даже заболел на следующий день от этого. А сейчас я понимаю, что именно в тот момент я и начал хотеть тебя: ну, как женщину, я имею в виду.
Мать задумчиво молчала. Ее глаза подозрительно блестели.
Юрка тогда действительно сильно заболел. Это была та мелочь, которая добавляла картине достоверности.
— И сейчас для меня нет ничего кайфовее, чем представлять, как я: брызгаю тебе на попу, а этот ротик: жадно глотает мою: мое молочко.
Мать сильно-сильно зажмурилась, и из краешков глаз у нее вдруг быстро скатились две слезы. Рот горько скривился.
— Мамочка! Что-ты! Вот я дурак! Я же знал, что тебе не понравится эта история.
— Нет, сынок! Нет! Ты не причем! Это я: я дура! — мать всхлипнула и разрыдалась в голос, уткнувшись в сложенные на столе руки.
Юрка обнял ее и молча гладил по волосам. Она такая чувствительная! Это же надо! Все по Вериному выходит!
— Если б я знала! Если б я только знала! — всхлипывая повторяла она. — Ты же тогда чуть не умер, я же помню! Температура была под сорок целую неделю! И ничего не помогало! Ничего! Господи, да что мне, жалко что ли! Я бы для тебя тогда все, все сделала! И попу бы подставила, и сердце бы вынула! Ты мне веришь? Веришь, сынок?!
Мать смотрела на Юрку мокрыми лучистыми глазами.