— Юрочка! Юрочка! — шептала она. — Сыночек! Как хорошо! М-м-м! Как мне приятно! Соси, маленький, соси мамочку:
И Юрка сосал, пока теплая жижица, выплеснувшаяся из раздроченного мамой хуйка, не потекла ему на живот. Он лишь несильно дернулся и выпустил сисю изо рта.
— О-о-охх! — выдохнул он.
— Вот, мой сыночек! Вот, мой хороший! Дал мамочке молочка! — шептала мать возбужденно, собирая Юркину сперму в ладонь.
Несмотря на оргазмическую расслабленность, Юрке в голову тут же пришла идея.
— Мамотька! Покольми Юлотьку молотьком!
— Нету у мамочки молочка, сынок, — грустно отозвалась мать.
— Поколми Юлоцкиным молотьком. Как птеньцика!
Мать непонимающе глянула на Юрку, потом на свою ладонь, в которой поблескивала белесая лужица, потом расширившимися глазами снова на Юрку. Он кивнул. Она задрожала от новой волны возбуждения, и быстро слизала все со своей ладони. Потом наклонилась к Юрке, прижалась губами к его губам и выпустила в его рот смесь спермы со слюной. Их языки забарахтались в этом терпком болотце, быстро превратившимся в пену, рты жадно сосали друг друга, сглатывая "молочко" , а мать стонала горлом и извивалась от возбуждения.
Вдруг она прервала поцелуй, резко отстранившись.
— Юрочка! Юрочка! — уже знакомым Юрке горячечным шепотом затараторила она. — Отодвинься, маленький! У мамочки писька чешется: надо почесать: сил нет: ну, давай!
Именно к этому моменту Юрка и вел всю игру. Сейчас или пан, или пропал!
— Юлоцька поцесет!
Мать от неожиданности поперхнулась, вся как-то сжалась и слегка осипшим голосом зачастила:
— Да как же это, сыночек! Это мальчикам нельзя! Нельзя! Там срамное место, там плохо пахнет! Я сама, сама все сделаю. Подвинься, маленький! Ну, чуть-чуть! Ну, пожа-а-алуйста!
Юрка понял, что самый опасный момент пройден. Теперь только настойчивость!
— Нет! Хоцю цесать!
— Ну, Юрка! Я же стесняюсь в конце концов! — со слезами в голосе почти закричала перевозбужденная женщина.
— А мы свет выклюцим!
Юрка соскочил с ее колен, вырубил свет и, не давая матери опомниться, тут же опустился на колени между широко разведенных ног, не позволяя им сомкнуться. Сквозь открытую дверь сочился скупой вечерний свет, поэтому в ванной было не совсем темно — Юрка видел контуры материнского тела, но подробности разглядеть, конечно, не мог.
— Юрочка! Юрочка! Мальчик мой! Я боюсь! Боюсь! — почти рыдая шептала она, но попыток оттолкнуть Юрку не делала.
Ободренный мальчишка потянулся вперед и нащупал дрожащую ладонь, закрывающую ему доступ к материнской вульве. Он решительно убрал вяло сопротивляющуюся руку, и положил свою ладонь на очень выпуклую, влажно-горячую, слегка пружинящую, покрытую мягким волосом плоть.
Мать резко дернулась, но почти сразу, горько всхлипнув, поникла, отдавая всю себя на волю и ответственность решительного мужчины.
Юрка быстро ощупал свой трофей, радостно понимая, какое крупное, богатое, тактильно-приятное чудо ему досталось. И первое, что он почувствовал, это то, что у него под ладонью всего много — много волос, большие внешние губы, много складочек внутри, фактурный, длинный клитор с круглой, вылупившейся из капюшончика, головкой. Это была никакая не писька. Это была настоящая, стопроцентная пизда.
Юрка, не рассусоливая, по хозяйски затеребил сочащуюся пахучей жидкостью плоть, прислушиваясь к материнским всхлипам, вздохам и ахам, пытаясь понять, что ей особенно нравится. Он быстро понял, что ей нравится вообще все — она извивалась, повизгивала как животное, скулила. В плотном сумраке было видно, как мать немилосердно тискала податливые груди, пока Юрка занимался ее пиздой.
Под Юркиной рукой мокро чмокнуло и он, вспомнив о своей обязанности, сложил указательный и средний пальцы на свободной руке и, продолжая теребить сочный клитор, упруго ввел их в теплую, хлюпнувшую вязким соком, вагину.
— Уй-й-й-й! Ой-ей-е-е-е-е-й! — запищала она, и еще сползла вперед, подставляясь сношающей ее сыновней руке. Юрка сначала медленно, но неумолимо ускоряясь задвигал рукой. Поймав ритм, с которым подмахивали ему материнские бедра, Юрка стал менять направление ударов и положение пальцев, чтобы максимально растянуть и размять слегка ребристые стенки глубокого, показавшегося ему бездонным, влагалища.
Под Юркиными руками прыгала и сотрясалась всхлипывающая от вожделения мать, и Юркин парень аж звенел, просился к ней внутрь, но Юрка звериным чутьем понимал — пока рано! Пусть кончит от его рук, а там видно будет.
Вдруг мать выгнулась, отрывая таз от стульчака, вся напряглась, как дрожащая струна, и еще пару раз подмахнув Юрке, оглушительно заорала, резко ударила бедрами вверх, вырываясь из Юркных рук, и замерла. Когда первый крик стих, она заорала снова и снова ударила бедрами. Потом еще раз. Через немыслимо долгое мгновение раздалось скрипение стульчака — ослабевшая мать осела, последний раз облегченно простонав.
Потрясенный Юрка затих, наслаждаясь своей властью над этим богатым, любвеобильным телом. Теперь у него не было никаких сомнений — очень скоро он овладеет им полностью. И будет владеть им так, как захочет и столько, сколько ему заблагорассудится. Эта женщина принадлежала только ему и больше никому в мире. Осознав это, он чуть не умер от нежности.
Он благодарно склонился вперед и на ощупь погрузился губами в ее мокрые соленые половые губы.
— Сы-ы-ыночек! Не на-а-адо! — заскулила мать, кладя ладони ему на затылок. — Там же плохо пахнет, сыно-о-чек:
Но ее ладонь не отталкивала Юркину голову, а прижимала, и ободренный Юрка со знанием дела усердно разлизал материнское междуножье как учила Вера. И как только дело дошло до сосания клитора, мать с тихим писком спустила еще раз, зажав Юркну голову бедрами. У него с подбородка закапало.
— Все, малыш! Все! Все! — задыхалась она, выпуская его голову из плена. Юрка отвалился от удовлетворенного им материнского тела, но его собственное тело требовало разрядки.