Покраснев густо, Янка хитро посмотрела на меня и ловкой мартышкой шмыгнула к своему портфелю. Достала оттуда что-то, и снова вернулась ко мне.
— Обещай, что ржать не будешь.
— Уже. Сегодня день какой-то несмешной.
— Заметано. Тогда делай, как скажу, и кончишь по реальному. Мне, может больно будет, но ты не робей — хоть тихонько, но все равно двигай.
— Блин, ну договорились же целку не драть…
— Молчи дурашка, не всякая девушка такое для пацана сделает, только при большой любви так можно, — серьезно заявила она и открыла тюбик гигиенической помады.
Повсюду распространился густой запах карамели.
— Отвернись, — сказала она серьезно.
Я сделал. Правда, зеркало на противоположной стене позволило увидеть все. Янка встала на корточки и шурудила у себя сзади тюбиком помады. Делала это старательно, несколько секунд, потом помаду отложила и принялась пальцами шуровать. Это уже дольше продолжалось с минуту наверно, после чего девчонка убрала руку и понюхала палец. Поморщив нос, она достала из-под подушки трусы и вытерла о них палец.
— Измена какая-то, — подумал я но услышал разрешение повернуться.
— Вот, — важно сказала Янка: — Намажь помадой свой конец, а то у нас ничего не получится.
Подивившись просьбе, я принялся молча красить перец бесцветной помадой.
— Хватит, наверно, — остановила девчонка и посмотрела мне в глаза так, что все внутри опрокинулось. Она очень любила меня в этот момент, и чего-то боялась.
— Ну все, Васька, больше жизни тебя люблю, потому на это и согласна. Ты только осторожно, ладно. Большущий он у тебя, а я только ручки да фломики совала. И еще наконечники от клизмы, но это вообще не в счет.
С этими словами Янка опустилась на четвереньки, повернулась ко мне худеньким задом и крепко вцепилась в покрывало.
К этому моменту, я наконец, догадался о смысле манипуляций. Дружки мне об этом немного рассказывали, да слушал я в пол уха, и в голове от того сумбур царил.
— Мне что, совать прямо в ТУ дырочку, — спросил я на всякий случай.
— Ага, она помадой намазана. Иначе он не пройдет.
Примерившись, я принял удобную позицию, приставил головку члена к напомаженной попке и тихонько надавил. Ничего не произошло. Конец и не думал туда влезать, просто попихался и соскользнул вниз.
— Осторожно, в письку не попади, — забеспокоилась Яна: — И толкай сильнее, а то не получится. Рукой его держи, чтоб не соскальзывал и толкай.
Заключив конец в объятья кулака, я снова приставил головку к дырочке и надавил. Казалось, он немного пошел вперед, но потом уперся. Застрял.
— Давай сильнее, — проскулила девчонка царапая покрывало.
Собравшись, я надавил действительно сильно. Янка взвыла, но вперед не подалась. А член, чтоб его, в попу так и не пошел. С таким же успехом можно было стенку трахать. Больно и бессмысленно.
— Может ну его? — предложил я осторожно.
— Нифига, — решительно сказала Янка, и поднявшись с четверенек, ловко опрокинула меня на спину. Не давая опомниться, она запрыгнула на меня, словно индеец на мустанга. Перец мой, торчал гордым, хоть и не большим ломиком.
— Сейчас сама попробую, — прошептала она и нащупала правой рукой мой член. Крепко обхватив его пальцами, она приставила головку к анусу, и попыталась вставить внутрь как бы приседая на него. Сразу ничего не получилось, она тщетно ерзала на мне, и наконец, принялась помогать себе пальцами второй руки. Я неотрывно следил за происходящим, переживая, чтобы мой перец пополам не хлопнулся, и Янка на нем не лопнула. Минуты через две обоюдных мучений, я понял — дело пошло. Член начал медленно погружаться в Янкину попу. Ноги ее при этом сильно дрожали, руки пытались инстинктивно оттолкнуть меня, но упрямая хозяйка все глубже вгоняла мой орган в свое тело. Наконец, он исчез полностью.
Вздохнув с облегчением, я поднял глаза и обомлел. Огромные, черные глаза девочки были мокрыми от слез. Слезы бежали по щекам, капали с подбородка, а влажная, нижняя губка была прокушена до крови.
— Елкин дом, слезай скорее, нахуй это все опрокинулось, больно ведь тебе, — взбунтовался я, но Яна прижала мои плечи руками, и тихо сказала:
— Лежи, дурачок, мне хорошо.
Потом поцеловала меня, долго и горячо. И вкус этого поцелуя был на всю мою жизнь. Соленым.