Глава 5: тётя Зина
Когда я подходил к дому было ещё темно. Маринка похоже только что ушла на экзамен — на снегу от калитки вдоль улицы тянулись следы её сапог. В окнах не горел свет и у меня затеплилась надежда, что тётка уснула и я ей потом смогу сказать, что она сама виновата в срыве переговоров. Я нажал пальцем на "секретный" рычажок в торце калитки и зашел во двор. Пройдя мимо двери, ведущей в Маринину половину дома я двинулся дальше. Почти обойдя дом вокруг я поднялся на невысокое деревянное крыльцо и постучал в почерневший от влаги и времени дверной косяк. Дверь, обшитая дешёвым кожзамом с "узором" из металлических заклёпок-гвоздиков прямиком из времён СССР, молчала. Неожиданно защёлка повернулась два раза. Я постоял пару секунд не решаясь войти, но потом взял себя в руки и потянул ручку двери на себя. Изнутри меня обдало сильно натопленной печкой и запахом жаренного лука. Похоже недавно тут готовили яичницу.
Я снял с себя пуховик, засунул шапку-ушанку в рукав, повесил его на вешалку вместе с пакетом, в котором таскал контейнер для перекуса и тапочки.
— Явился наконец — услышал я из глубины дома, — Я уже думала не придёшь, даже кассету вставила в видик, чтобы Маринке включить. Иди посмотри, заодно решим, что с тобой делать.
Я миновал прихожую-кухню, зал, в котором ещё недавно мы все встречали новый год. Из комнаты тётки на стены зала лился голубой свет — её видеодвойка была включена на канал VIDEO, сама она была одета в тонкую прозрачную непонятного цвета тунику, сквозь которую были видны очертания её обвисших больших грудей и огромный клок густых волос внизу живота.
— Давай заходи быстро, я два раза не приглашаю! — заорала она на меня.
В комнате было очень жарко, тускло горел ночник, постель была скомкана. Слышно было как печка потрескивала дровами. Плотные шторы коричневого цвета были глухо задёрнуты, в углу комнаты стоял стул, а в метре от него включённая видеодвойка. Она показала мне пальцем на стул, когда я сел пошло изображение.
Сказать то, что я был шокирован увиденным — это ничего не сказать. По моим обрывочным воспоминаниям той роковой ночи, я помнил, что это было грязно, пошло и некрасиво. Камера, очевидно скрытая, была направлена прямиком на кровать и запись была не просто "игрой света и тени" в чёрно белом формате, а отчётливым цветным воспроизведением произошедшего тогда, между ней и мной. Больше всего меня поразила её разнузданность, крайняя степень агрессивности и вседозволенности. Как будто она вовсе не боялась быть застигнутой врасплох. Более того, прямо глядя на камеру она выкрикивала, что не хочет этого делать и что пойдёт в милицию, если я её не отпущу, потом что-то вроде: "прошу не заставляй меня больше этого делать", "прошу перестань, это делать со мной". Я этого вообще не помнил, но помнил совершенно другое, как она держала мои руки, отдавала свои грязные команды и угрожала! Начало было просто вырезано, а увиденное мной на записи происходило, когда я или потерял сознание или был близок к этому.
— Ну и как тебе кино? Понравится Маринке, как думаешь? Я думаю понравится.
— Сколько вы хотите за это?
— Сколько я хочу у тебя, с твоей нищенской зарплатой, никогда не было и не будет. Можешь даже ничего не планировать — если мне что-то не понравится, кроме Маринки и её матери кассету посмотрят твои родители, посмотрят у тебя на работе — я уже сделала дополнительные копии. Так что давай не выделывайся. Сейчас у тебя будет единственная возможность доказать мне своё согласие. Я встал, обдумывая что ответить. Она вытащила из под кровати коврик, похоже для занятий йогой или чем-то подобным, кинув его около стула, на котором я сидел. Через минуту, чтобы ты раздетый лежал на нём или сам знаешь, что будет!
Я был как под гипнозом. Я прямо при ней разделся до трусов и лёг на коврик. Тётя Зина со стулом пошла куда-то в зал, потом на кухню, где начала шумно убирать со стола остатки завтрака и мыть тарелки. После ночной смены мои глаза закрывались, даже дикость и неестественность происходящего не могли победить эту усталость. Тепло исходившее от печки окутывало меня целиком и мне этот коврик почему-то показался не хуже кровати. Не знаю на какое время я задремал, но меня разбудил громкий щелчок завершения перемотки кассеты на начало. Ночник больше не горел, над моей головой возвышался тот самый огромный чёрный стул с дыркой посередине, который Маринина тётка так ревностно хранила в своей комнате, не давая разрубить его на дрова. Я услышал её тяжелые шаги. Она нажала кнопку на пульте и голубой экран сменился цветной картинкой новогоднего порно с моим участием.
Моё лицо находилось в одной плоскости с сидением стула, поэтому при наклоне головы вперёд я смог увидеть происходящее на экране т. к. проклятая видеодвойка была в двух метрах от меня. Изображение перекрыла огромная задница тёти Зины, которая максимально бесцеремонно села на этот стул, после чего раскинула ноги в стороны и начала смотреть запись. Нос упёрся ей почти в самую задницу, а плотно сомкнутые губы просто провалились в её мокрую щель. Несколько раз я пытался освободить губы из этого "плена" т. к. дышать носом было не слишком удобно и приятно, но все мои попытки пресекались её задницей, которая нащупывала губы и усаживалась на них вновь и вновь. В каких-то моментах она прерывала тишину фразами: "как я люблю этот момент", "как мне нравится это смотреть", иногда перематывала назад и смотрела одно и то же по нескольку раз.
Один раз она посмотрела вниз и спросила что-то вроде того, нравится ли мне вместе с ней смотреть кино. Я ничего не видел и молчал, боясь, что её выделения попадут мне в рот, а она, потрогав мой член через предательски промокшие возле головки трусы, довольно ухмыльнулась. — Ну конечно нравится.