На поверхности меня встретили возбужденные женские голоса:
— Ух, ты!
— Вау!
— Ну, ты прям змея!
— Давай еще раз, ты в немилости!
Марина перевела взгляд с меня на Олю:
— Почему это он в немилости?
— Он нюхал мои трусики! — безжалостно клеймила меня позором Оля, но Марина, неожиданно, заняла мою сторону, объяснив ей:
— Ну и что? Это один из способов мужчин познавать женщин — через запах. Это так же естественно, как если бы он тебя щупал или смотрел.
— Да что там может быть приятного, в запахе? — кипятилась, но уже остывая, Оля.
— Если тебе это не понятно — не значит, что это не существует, невозможно или неправильно. Ты еще столкнешься не раз в жизни с этим, и я тебя умоляю — не устраивай больше таких истерик из-за таких пустяков.
— Все равно он в немилости! — крикнула Оля весело, полностью утратившая воинственный вид, повисла у меня на шее и попыталась притопить. Я тут же нырнул, даже не надевая маски, а, оказавшись на уровне ее пояса, крепко схватил ее руками за талию и потащил за собой под воду. Оля только и успела крикнуть "А!", как оказалась с головой погружена и задергалась в моих объятиях. Одного движения ластами мне хватило, чтобы вытолкнуть ее на поверхность, да еще слегка подбросить. Она тут же заколотила руками по воде, пытаясь попасть по мне, но, не дотягиваясь, а я, смеясь и постепенно отплывая от нее, надевал маску с трубкой, и, закончив процедуру, глубоко вдохнул и нырнул ко дну. Краем глаза я видел, что Марина, плавая в стороне на поверхности, за мной с интересом наблюдает через маску, не шевеля при этом ни руками, ни ногами, а Оля отчаянно гребя ластами, делала какие то пассы руками. Я сообразил, что она пытается в спешке натянуть маску с трубкой, и поспешил вынырнуть рядом, чтобы помочь. Выскочив из воды в двух метрах от нее и, выпустив загубник изо рта, спросил:
— Помочь?
Однако Оля уже и сама справилась — маска легла на ее лицо, она тут же закусила загубник и ринулась ко мне. Мне осталось только самому повторить ее операцию и нырнуть, как бы отступая, но при этом очень медленно, чтобы она настигла меня как можно скорее. Вот ее руки сомкнулись на моей шее, но тут же разомкнулись и сползли на плечи, я почувствовал касание моей спины ее жесткими остроконечными сосочками и тут же ударил ластами что есть силы.
Оля, умничка, успела набрать воздух в легкие, поэтому она слегка помогая мне своими ластами, крепко держалась за плечи, а я изо всех сил греб ко дну, где мы сделали над камнями красивый плавный вираж, провернулись раз вокруг оси, развернулись лицом вверх и стали медленно всплывать в непосредственной близости к Марине. Марина, при этом, не отрываясь, смотрела на нас. Всплывая, я заметил, на сколько сморщились и напряглись ее соски — прям как у Оли, наверное. Марина не жалела слов в похвалах, пытаясь описать как ей это понравилось, потом просто сказала:
— Давайте теперь я попробую, хотя не уверена, что у меня получится так же, — и с этими словами, закусив загубник — нырнула под воду. Повторив пирует у дна и камня, озорно мелькая белоснежными ягодицами на фоне темного дна, она вдруг приостановилась, развернулась передом нам, вскинула руки вверх и медленно опустила их. Достигнув грудок, немного поласкала их круговыми движениями, закончив на сосочках. Потом, таким же ласкательным движением перешла на животик, откуда скользнула руками на лобок, медленно развела ножки, помогая им ручками, выразительно несколько раз провела пальчиками по своим прелестям, закинула голову назад, так же медленно свела ножки, сжав обе свои ручки между ними, прижатыми к паху, едва шевельнув ластами, стала всплывать. Сквозь стекло маски было видно, что ее глазки прикрыты пушистыми ресничками, а на устах — блаженная улыбка.
Мы еще несколько раз ныряли, и поодиночке, и парами, взявшись за руки и синхронно, по разу девушки сплавали со мной, обнявшись, причем — лицом к лицу. Это было фантастическое ощущение — под водой, практически в невесомости, ощущать своим обнаженным телом тело подруги. Оля, как маленький дельфинчик просто держалась рядом, прижавшись животом к моему животу, и повторяла все мои движения, а ее сосочки, при этом, упирались мне в грудь и, как мне показалось, даже слегка меня кололи. Марина же проявила изобретательность — плыла в противофазе и, когда я подавался вперед, она шла чуть назад и наоборот. Ее груди, с твердыми, как камушки, сосками, скользили по моему телу от паха до груди. Я, разумеется, тут же возбудился, и Марина не преминула этим воспользоваться — у самого дна обняла меня руками за бедра и притянула к себе, так что мы оказались плотно прижатыми телами друг к другу, а мой стоящий член был плотно сжат между ее бедер. Она, одной рукой удерживая меня за бедра, прижатым к себе, другой начала отталкивать меня в грудь, заставив выгнуться назад, что я и сделал. Всплывали мы с ней медленно, как застывшие в экстазе любовники поднимаются на небо — Оля глядела на нас с поверхности с широко раскрытыми глазами и когда мы, наконец, вынырнули, смогла вымолвить только
— Вот это было су-у-упе-е-е-ер!
А Марина поддакнула ей:
— Да, мне тоже очень понравилось. Только, боюсь, наш мужчина теперь нуждается в разрядке…
— Да нет… да чего там… да пройдет… — смущенно улыбаясь, забубнил я, заливаясь краской, стараясь не поворачиваться под водой к ним передом, а Марина продолжила, не слушая:
— Давайте вместе сейчас разрядимся, глядя друг на друга под водой? — сказала она и тут же, надев маску с трубкой, характерно зашевелила одной рукой, опущенной себе к промежности. Я, стараясь не глядеть на Олю, тоже нацепил маску с трубкой и погрузил лицо в воду.
Марина плавала вертикально, ее ножки были плотно сжаты и даже чуть скрещены, что еще больше усилило округлость и без того потрясающей формы ее бедер. Ее правая кисть была зажата между ножками и слегка шевелилась там. Глаза при этом ее неотрывно глядели мне в область паха, и я понимал, что ей это нужно, поэтому не стал отворачиваться, а просто положил руку на ствол члена и привычно заработал ею.
В это время я заметил и Олю, медленно подплывающую к Марине. Она подплыла к ней в плотную, протянула руку и взяла Маринину свободную руку в свою. Затем одним движением вытянула ее в сторону, закинула одну свою ножку и уселась на руку подруги сверху, как на лошадь, плотно сжав ее бедрами. Кисть Марины, при этом, была видна с другой стороны ножек, и мне было ясно, что Марина не ласкает Олю пальчиками, а Оля сама елозит губками и клитором по гладкой коже руки подруги. Такая тройная мастурбация была для меня внове — не выдержав долго такого зрелища, я начал извергаться в воду. Я был уставший и оргазм получился не очень сильный — поэтому я остался в сознании и через минуту наблюдал за оргазмом Марины, которую просто как натянутую пружину сначала согнуло, а потом распрямило, сильно вытягивая ножки вниз. Оля, при этом, ни на мгновение не останавливалась и задергалась через мгновение, только в отличие от Марины — стремясь согнуться, сгруппироваться в позу зародыша.
Мы плавали некоторое время, не шевелясь, приходя в себя. Оля так и сидела верхом на руке Марины. Я долго любовался этим симбиозом двух восхитительных девушек со стороны. Потом мне стало скучно и я начал нырять, подплывая под водой к ним вплотную, заглядывая к ним в глаза и ловя на себе их взгляды и легкие улыбки, но они так и не шевелились, продолжая нежиться в прохладе и невесомости. Я сделал пару нырков и, проплывая под ними, выпускал изо рта воздух, который большими пузырями понесся вверх, к поверхности, и, столкнувшись с телами девушек, приятно щекотал их. Во второй раз Марина широко раздвинула ножки, и мои пузыри в основной массе обрушились, всплывая, как раз на ее промежность. Марина очень нежно улыбалась, глядя на меня, а я, всплывая, пожирал глазами ее прелести между широко раздвинутыми ножками.
Во второй заход я снова, нырнув под них, выпустил гору пузырей, но при этом перевернулся лицом к Марине и стал всплывать прямо к ней. Я видел, как сначала мои пузыри обрушились на ее прелести, а потом она, заинтересованно глядя на меня, вдруг начала сводить ножки, которые до этого были широко расставлены, и протягивать их ко мне. Я приблизился к ней на столько, что мне были прекрасно видны даже ее большие губки, нежно трепещущие под водой, а она тем временем обвила меня ножками под мышками, а затем и ручками за голову притянула к себе. Но я ведь не рыба и не мог бесконечно долго находиться под водой, поэтому продолжил всплытие, но при этом Марина нежно прижалась промежностью к моей груди и проскользила ею по мне аж до самого живота и паха. Поникшим членом я ощутил нежное прикосновение к нему ее губок и подумал "О нет, опять", когда ощутил в себе признаки нового возбуждения.
Переведя взгляд на Олю, я обнаружил ее восторженный взгляд на нас и повторил процедуру всплытия с ней. Она не так умело прижималась как Марина, поэтому от более сильного прикосновения ко мне она ощутимо дернулась и отстранилась. Я всплыл, сдернул с себя маску и вопросительно уставился на нее. Но ответила мне подплывающая Марина:
— Не переживайте, малыши. Просто в вашем возрасте ваши гениталии еще очень чувствительны и не готовы к таким ласкам и контактам. Я уверена, что Оле просто стало чуточку больно от такого прикосновения. Я права? — и уловив кивок Оли, продолжила, обращаясь ко мне: — Она даже мне не позволяет себя трогать — только сама… всегда сама… — и я вдруг уловил в ее голосе знакомые нотки грусти.
На берег выбирались с трудом и развалились на горячих камнях в блаженной истоме.
…
Вечером Оля, белоснежным мотыльком выпорхнула из стеклянных дверей вестибюля спального корпуса. Я ждал ее, сидя на скамейке неподалеку и размышлял, куда повести моих подруг сегодня. Но, к моему удивлению, Оля оказалась одна и, подбежав, с разбегу усевшись рядом, протараторила:
— Маринка не пойдет. Сказала, чтобы мы сами гуляли сегодня вечером. Ты не против?
— Нет, конечно, — ответил я и уточнил: — Ей точно будет не скучно?
*****
— Нет. Она решила попробовать завести небольшой роман, чтобы убедиться, что ее женские чары все еще действуют не только на маленьких мальчиков, вроде тебя, — смеясь и глядя на меня, произнесла Оля. От сказанного я тут же почувствовал укол обиды и отвел от нее взгляд, а Оля, увидев помрачневшее мое лицо, ответила:
— Но я то тебя не считаю маленьким! Да и она, если честно, не считает… не знаю, почему она так решила… чешется у нее, что ли?
Я промолчал, а она вдруг спросила:
— Можно я тебя попрошу сегодня вести себя со мной, как с другом?
— В каком смысле? — спросил я, подняв на нее вопросительный взгляд.
— Ну, мне хочется, чтобы мы с тобой сегодня вечером гуляли не так, как ты гулял с нами обычно — набережная, танцы и все такое прочее, а так, как вы обычно гуляете с пацанами, твоими друзьями.
— Будешь лазить со мной по стройкам?!? — удивленно спросил ее я, демонстративно оглядывая ее белоснежные брючки и футболочку с каким то веселым мульятшным рисунком на ней. Она рассмеялась:
— Нет, конечно… но ведь вы не только по стройкам лазите. У вас есть какой-нибудь штаб, где вы прячетесь ото всех? Может быть, даже, ведете там свой дневник?
Я опешил:
— А ты то откуда знаешь?!? Да, есть такое место, недалеко от причала под большой сосной.
— Вот и пошли, посмотрим, — предложила Оля и тут же вскочила на ноги.
Мы быстрым шагом отправились к морю. На этот раз я ее провел не главной аллеей, по которой мы обычно ходили втроем, а боковыми тропами, которые были слишком узки для троих, но в самый раз для наших маленьких подростковых фигур. Правда, мне пришлось взять Олю за руку, чтобы она не упала, так как под густой пеленой сосновых крон на дорожке было уже почти совсем темно, и она ежеминутно спотыкалась.
Мы шли, держась за руки, и долго молчали, но потом слово-за-слово разговорились, и Оля меня много расспрашивала о местах, что мы проходили — "Куда ведет эта дорожка?", "А там что в стороне? Баня?", "А зимой тут люди живут?" и пр. Минут через 20, дойдя почти до самой набережной, я свернул, увлекая за собой Олю, на боковую дорожку, которая нас вывела после крутого подъема наверх — на крышу лодочной станции. Край крыши был обрамлен парапетом, таким же, как парапет вдоль всей набережной. Мы, все так же, держась за руки, подошли к краю, и Оля вскрикнула от восторга и неожиданности:
— Ух, ты! Вот это красота!
— Здорово, правда? Весь поселок, набережная и танцплощадка — как на ладони! — похвастался я, радуясь произведенным эффектом.
— Потрясающе!
Мы простояли на крыше минут 30, наверное, пока не спохватились, что шли то, в общем-то, не сюда. На самом деле мы уже почти пришли — отойдя от лодочной станции десяток метров по склону горы, мы подошли к большой разлапистой сосне, я взялся за ее крайнюю ветку и приподнял. Под ней, оказалось, можно проползти к стволу сосны, где было достаточно большое пространство, в котором могли уместиться сидя не только мы вдвоем, а еще двое таких же. Вопросительно взглянув на меня и уловив мой кивок, Оля, как белая мышка, юркнула туда, и я последовал вслед за ней.
— Как тут уютно! — воскликнула Оля, усевшись на ковер из сухой опавшей хвои и оглядываясь вокруг.
— Это наш штаб. Мы тут заседаем иногда… когда делать нечего, — пояснил я.
— А дневник ведете?
— Конечно. Дать почитать?
— Давай, конечно, если можно.
— Можно, там ни чего такого, — ответил я, извлекая из-под хвои школьную тетрадь в клетку и короткий карандаш. Оля жадно схватила ее, распахнула, пробежала несколько записей взглядом, и произнесла:
— Действительно, ни чего такого, — отложила тетрадь в сторону и посмотрела сквозь ветки наружу, на набережную, где уже включили фонари и на танцплощадке замелькали первые всполохи цветомузыки. — Давай тут посидим?
— Давай, конечно, — с удовольствием согласился я, переводя взгляд с нее на набережную.
Мы легли спинами на ствол сосны и низко растущие ветки, как на спинку дивана, и молча смотрели на кипящую на набережной курортную жизнь. Через минуту я ощутил прикосновение и краем глаза обнаружил, что Оля положила голову мне на плечо. Я протянул руку и обнял ее за плечи. Так мы просидели, ни о чем серьезном не разговаривая, наверное, больше часа.
— Я, наверное, выгляжу полной дурой, да? — после долгой паузы вдруг спросила меня Оля, не переставая смотреть на суету ночной набережной.
— С чего ты взяла? — удивленно спросил я, чуть повернув голову к ней и посмотрев на нее, но мне была видна только ее челка, да самый кончил ее чуть вздернутого носика.
— Ну, я стараюсь подражать Маринке, пытаюсь вести себя сексуально свободно со всеми, даже с тобой, но при этом не позволяю даже Маринке меня касаться… ну, трогать… ласкать, одним словом.