Они простояли так, в связке, как собаки, минуты две, после чего с хорошо различимым звуком "чаф" он вышел из нее и сел на скамейку рядом. Марина, освободившаяся от члена, завалилась на бок и, перевернувшись тоже села. Мы же с Олей скрылись за скамьей. Марина сидела на скамье, положив голову на плечо партнеру, и оба они тяжело дышали.
— Ой… — вдруг сказала Марина.
— Что?
— Кажется, из меня вытекаешь ты…
— Не страшно — стечет на землю, — сказал мужчина.
— Да…
И в это мгновение Оля вдруг сильно присела и заглянула под скамью, затем протянула руку и долго там ее держала. Через минуту, достав ее из-под скамьи, она безмолвно торжествующе заулыбалась, глядя мне в глаза. Показала ладонь — на ней была заметная лужица спермы, которая вытекала из попки Марины и протекла в щель между палками скамейки. Оля долго смотрела на нее, слегка подергала ладонью в стороны, как бы проверяя вязкость, а затем вдруг коснулась лужицы языком. Прикрыв глазки, она посмаковала ощущения, лизнула смелее и больше и снова посмаковала, отведя взгляд от меня. А в третий раз слизнула, чуть ли не половину содержимого ладошки, одним глотком проглотила. Открыв глазки, и озорно улыбаясь, она вытерла ладошку о заднюю спинку скамейки, а затем, достав из кармашка платочек, еще и вытерла им. Глаза ее при этом весело и озорно блестели, глядя на меня. У меня же эта церемония не вызвала никаких чувств кроме любопытства и нежности в адрес этой любознательной девушки.
— А теперь можно я тебя попрошу? — послышался со скамьи голос Марины, обращенный к ее мужчине.
— Да, конечно, — ответил он.
— Только не задавай вопросов и не обижайся, пожалуйста. Можешь оставить сейчас меня здесь одну?
— Тебя одну? Здесь, в темноте, на скамейке?
— Да, я хочу побыть одна, и вернусь домой тоже одна — я живу рядом. Прости, — она заметно наклонила голову, и я услышал голос поцелуя.
— Ну… хорошо. Тогда пока, — сказал он, медленно встал, застегнул брюки, поправил рубашку и пошел по дорожке в сторону главной аллеи, не оглядываясь.
— Ух, ребятки… что вы со мной сделали все втроем… — прошептала Марина, уже обращаясь к нам с Ольгой. — Спасибо вам милые — первый раз кончаю от такого способа проникновения. Но как здорово! Она повернулась, и перегнулась через спинку скамьи, нежно на нас глядела. Оля же, заулыбавшись, вдруг снова прильнула в поцелуе к губам матери.
— М-м-м… — смогла только выдать из зажатых губ Марина, а затем, отстранившись от дочери, спросила:
— Сперма? Интересно как… — и посмотрела вопросительно на меня.
— Да не его! — ответила Оля, почти смеясь, — а твоего этого… Андрюши… я собрала вытекающую из тебя, очень хотелось попробовать.
— Моя дорогая, ты станешь женщиной раньше, чем лишишься девственности, пожалуй, — ответила Марина, нежно глядя в глаза Оли и улыбаясь.
Достав сначала свой платок, а потом еще и взяв протянутый ей Олин, она аккуратно вытерла свою промежность, медленно оправила маячку, скрыв от моего жадного взгляда свои роскошные груди, одернула юбку и вдруг спохватилась:
— О, черт! У него в кармане остались мои трусики! … и, помолчав со сконфуженным выражением на лице, продолжила: — Ну и ладно, будет ему сувенир. Вы, мужчины, я знаю, очень любите такие подарки? — задала она вопрос, весело глядя на меня. Я, заулыбавшись, кивнул в ответ.
— Ну, прости меня, малыш — у меня были только одни. Свой сувенир получишь в следующий раз, — сказала извиняющимся голосом она мне и нежно чмокнула в щеку.
Домой мы шли медленно, Марина сильно оттопыривала попку, виляла бедрами, и изредка охая. Мы с Олей весьма от этого потешались.
…
Следующий день был заключительным в отдыхе двух моих очаровательных знакомых. После обеда автобус должен был их увезти в областной центр, где они сядут на самолет или поезд и уедут домой. С раннего утра я сидел в холле спального корпуса и смотрел телевизор. На самом деле — ждал, когда выйдут мои подруги. Хотелось до последней минуты побыть с ними. Ждать пришлось довольно долго, прежде чем в очередной раз распахнувшаяся дверь лифта выпустила гурьбу отдыхающих, среди которых была и Оля. Почему-то одна и с очень печальными глазками. "На мокром месте", можно сказать. Оля кивнула мне и едва заметным жестом подозвала. Я подбежал к ней, и она грустно так мне сказала:
— Мы сегодня уезжаем… — я понуро кивнул, — Я пойду, погуляю. Ты зайди к Марине, наш номер 1108, она просила тебе передать, если тебя встречу.
И произнеся это — почти бегом рванула в сторону выхода, а я зашел в лифт и нажал кнопку 11 этажа.
Пока кабина лифта преодолевала подъем, у меня в мозгу пронеслось несколько версий, для чего я мог понадобиться Марине в номере, да при этом — без Ольги. Потом понял, что гадать бесполезно — все равно не узнаю правды, если не приду к ней — выскочил из лифта, по давно знакомой дорожке преодолел расстояние до номера 1106 и постучал в соседнюю дверь.
— Заходи! — раздался голос Марины.
Я тихонько приоткрыл дверь и заглянул в номер. Обстановка, знакомая мне еще по тому памятному разу, когда я перелез к ним через балкон, сразу навеяла на меня буйство воспоминаний. Разве что упакованные чемоданы на кроватях будили в душе чувство тоски. Сквозь открытую настежь дверь ванной я увидел Марину, которая была уже полностью одета в свои любимые белоснежные брючки и белую маячку. Она заканчивала краситься у зеркала. Коротко взглянув на меня и обворожительно улыбнувшись, она вернулась к прерванному занятию, и говорила со мной, уже не глядя в мою сторону:
— Ты быстро… это Ольча тебя так быстро нашла или ты под дверью сидел? — сквозь слова была слышна ее ирония.
— Да… сидел в холле у администратора… хотел попрощаться с вами.
— Ты уже знаешь, что мы сегодня уезжаем? Эх… как не хочется… отдыха всегда мало.
Я промолчал, а Марина вдруг спросила:
— Ты, наверное, гадал всю дорогу сюда, зачем я тебя позвала? Все просто — помоги мне здесь найти недалеко место, где можно было бы спокойно постоять, полюбоваться окрестностями и повспоминать все пережитое за эти прекрасные дни. Знаешь такое место?
— Не уверен. А сколько времени у вас до автобуса?
— Больше часа — Ольга пошла в море монетку бросать, и загадывать желания, а я не верю в эту примету, а сидеть в номере еще больше не хочу.
— Меньше часа… — повторил я, -… ну тогда можем попробовать забраться на крышу спального корпуса, там солярий — оттуда хороший вид на весь пансионат.
— Отлично. Туда ходит лифт?
— К сожалению, нет, к тому же двери все заперты, придется утащить ключ от пожарной лестницы и подниматься по ней. Она снаружи здания и достаточно пыльная, но идти по ней удобно. Я могу постараться найти ключ от как можно более высокого этажа.
— Хоть от первого, милый, — сказала она нежно и вдруг, повернув голову ко мне, обворожительно заулыбалась. — Ну что, идем?
Я попросил ее посидеть в холле, пока я буду искать ключ от двери на пожарную лестницу. В каптерке у горничных оказался ключ только от 7-го этажа. Спрятав его в кармане, я, выйдя и позвав жестом Марину за собой, нажал кнопку лифта. Без слов поднялись на 7-й этаж, дойдя по коридору до самого конца, мы уперлись в стеклянные двери, ведущие на пожарную лестницу, а за одно и открывающие красивый вид на всю бухту.
— Ух, тыыыы… . — вырвалось у Марины, когда мы подошли к двери, и она окинула взглядом открывшуюся панораму. — Я у нас на этаже никогда к этой двери не подходила, а тут оказывается такая красота!
Ничего не ответив, дождавшись, когда в коридоре ни кого не будет, я вставил в замочную скважину ключ и провернул его дважды. Щелкнул отпершийся замок. Мы проскользнули в приоткрывшуюся дверь, и я тут же запер ее с другой стороны. Дверь вела на балкон, шириной во все здание, посреди которого шла довольно широкая бетонная лестница, такая же, как парадная, но ни кем многие годы не пользованная — пыль, птичий помет и перья были явными доказательствами того, что не убирали тут никогда.
Марина постояла немного у перилл, любуясь окрестностями, а потом взглядом указала на лестницу:
— Нам туда?
Я кивнул. Она устремилась вперед, а я побрел следом, молчаливый и расстроенный скорым расставанием. Правда, мое огорчение быстро сменило чувство возбуждения, когда я увидел, как Марина шагает на своих высоченных шпильках и в белых брючках, которые на столько облегали ее попку сзади, что врезались, по-моему, во все ее самые интимные складочки. Мне даже глядя со спины, было видно, что брючный шов проходит так глубоко, что по бокам от него отчетливо выпуклы две ее губки, которые спереди смотрятся, наверное, фантастически. Я брел по ступенькам сзади нее и заворожено смотрел на это прекрасное видение. Марина, видимо, понимая, куда я смотрю, еще и стала покачивать бедрами так, что ей позавидовала бы любая танцовщица. Иногда, переходя с пролета на пролет, она кидала в мою сторону веселый взгляд и убеждалась, что ее предположения на счет моего взгляда полностью оправдались.
Пытка длилась бесконечно, но пролетела для меня как одно мгновение, когда мы, преодолев последний пролет, вышли на крышу спального корпуса. Здесь было, как в бассейне, из которого слили воду — царство кафельной плитки и пустынно.
— Ух, ты, как тут… заброшено все, — сказала Марина, осматриваясь.
— Наверное, когда строили, хотели, чтобы здесь стояли топчаны и отдыхающие могли валяться на солнышке… но потом передумали, — ответил я. Мы с пацанами часто сюда лазили и ничего особо интересного, кроме моей подруги, сейчас на крыше для меня не было.
А Марина, тем временем, медленно подошла к краю, посмотрела вниз, потом окинула взглядом окрестности, и пошла вдоль парапета, разглядывая округу. Я же просто стоял у парапета и ждал, когда она завершит круг и придет сюда — любоваться бухтой. Я ждал и любовался этой невероятной женщиной, чья дочь — моя подружка, которая так раскрепощена в общении с ней, что это, невольно, переплеснулось и на меня. И за что я ей был признателен, как щенок, которого только что накормили первый раз за несколько дней.