Дорогой читатель, собираясь читать этот рассказ не старайся понять место и время описываемых событий. Ты не найдешь этом место на карте, ты не найдешь это время в календаре. Это случилось не с нами, не у нас и не в этом мире. И не требуй уточнений, ты их не получишь. Пусть все останется, как написано, без каких-либо разъяснений. Просто это другой мир и эти все сказано. Итак начинаем."/i"
Карета медленно приближалась к замку. Ольва с тоской наблюдала как в сером небе пролетает стая птиц. Моросил мелкий дождь, в сырой карете было темно и холодно. Она вспоминала свое детство, которое пятнадцать лет назад проходило в этих местах.
Тогда она семилетняя девчонка, дочь крепостной прислуги, мало задумывалась над положением вещей в этом мире, о том что ее ждет впереди. Своего тогдашнего хозяина — барина она никогда не видела и как сейчас вспоминала, слышала о нем только хорошее. Помнила она как услышала от матери, что приехал его сын из столицы, как судачили горничные, что надо ждать новых порядков, а через несколько недель мать, поплакав, отправила ее в город, учится в колледж-пансион. Молодой хозяин хотел иметь образованную прислугу и несколько семилеток-девочек были направлены в различные учебные заведения. Тогда Ольву тревожила только разлука с матерью и о том что будет с ней она не думала.
На новом месте она быстро втянулась. По документам она значилась как сирота, дочь погибшего офицера. Никакой дискриминации Ольва не чувствовала. Преподаватели и воспитатели были хорошие. Она отличалась хорошим прилежанием и поведением. Науки ей давались легко, учится было интересно. На фоне других девочек, которые были из достаточно известных дворянских фамилий, она если и выделялась, то только в лучшую сторону. Статная, красивая, с великолепной фигурой и изяществом королевы Ольва слыла одной из лучших.
И только в последние годы обучения она все чаще задумывалась, что ее ждет впереди. Господский дом, роль прислуги, в лучшем случае секретарши или экономки? Последними месяцами обучения, когда она вспоминала об этом, Ольва тихо плакала и старалась побыстрей заснуть, но утром она снова терзалась этим вопросом.
И вот наступил выпускной бал. Надо сказать, что ежемесячно она получала из имения небольшую сумму денег и так набежала сумма которая позволила ей составить не плохой гардероб, где каждая вещь была подобрана со вкусом. Последние деньги пришили с билетом на поезд и с запиской, где и во сколько ее будет ждать карета. Это было для нее настоящим шоком. Еще вчера равная среди хозяев этой жизни, та которая с превосходством смотрела на своих одногруппниц — княжон и баронесс, сейчас медленно приближалась к господскому дому, где она была просто дворовой девкой, вещью, рабой… Уж из рассказов подруг ей было хорошо известно, как подобные им обращаются с прислугой…
Как не мечтала Ольва, чтобы поездка на родину тянулась вечно, но за окошком кареты замелькали бойницы крепостной стены. Вот отрылись ворота замка, вот прислуга несет багаж. Ольва входит в просторный холл, следует за молчаливой, суровой женщиной, которая встретила у дверей ее. Она сразу обращает внимание на тишину. Никто ничего не говорил, лишь по кивку Ольва поняла, что надо следовать за этой женщиной. Так они и шли по многочисленным холлам и залам до небольшой, но уютной комнатки. Когда внесли в комнату вещи, сопровождающая ее женщина холодно пояснила, что к ней следует обращаться Мадам и вечером ее ждет господин, так именно и сказала "господин". После этого Ольва осталась одна и стала обживаться в этом незнакомом помещении.
Вначале она решила в разговоре с ее господином, о котором ничего не знала, держаться на равных, всячески демонстрирую ему свою образованность и тем самым надеясь, что она займет достойное место в ее новом доме.
Разместив свои вещи в комнатке Ольва решила пройтись по замку. Выйдя из комнаты она прошла в зал, где как и во всем доме, было однообразное убранство дворянских домов. На стенах висели различные картины, одни с изображением пейзажей, на других были изображены неизвестные ей люди. Когда она рассматривала одну из картин, через зал пробежала девушка одетая горничной. Ольва уже немного пришла в себя после приезда, поэтому постаралась пристально рассмотреть прислугу, стараясь понять какие порядки царят в этом месте.
Девушка была очень привлекательна, короткое платье демонстрировало ее стройные ноги и складно обтягивало ее красивую фигуру. Передник блистал белизной и как и край платья едва прикрывал верхнюю часть бедра едва прикрывая ажурные резинки черных чулок. Декольте едва прикрывало пышную грудь, которая казалась рвалась наружу. Светлые волосы были аккуратно уложены и сколоты заколкой.
Девушка проходя взглянула на нее, в ее глазах отразился испуг она тут же присела в поклоне и после небольшой паузы, потупив глаза, прошла дальше.
Ольва вернулась к себе. Несомненно, то что она увидела, говорило о хозяевах как о людях не безразличны к любовным утехам — горничная была одета так что словно она сошла с обложки эротического журнала, но этот кроткий и испуганный взгляд…
Очевидно к ней относились строго и прислуга в этом доме знала свое место. Да, что ее ждало впереди…
Как не тянулось время, но за окном стало постепенно темнеть. Ольва ждала преставления своему барину. Когда часы пробили 7 часов в комнату без стука вошла Мадам.
— Вы готовы.
— Да.
— Хочу вас предупредить, что хозяин уехал по делам и с вами будет разговаривать хозяйка. Вопросов советую не задавать. Вы еще здесь человек новый и правил не знаете. В этом доме первый закон — покорность, второй — послушание. Все что она скажет примите как должное. Все остальное я вам расскажу позже. А теперь пошли.
Следуя за этой суровой женщиной Ольва прошла в центральную часть замка, где как она поняла располагались господские покои. Перед массивной, украшенной резьбой дверью Мадам остановилась и пропустила Ольву вперед, закрыв следом за ней двери.
Она попала в огромную комнату больше напоминающую зал. У окна за столом сидела женщина лет 35, с приятным, ухоженным лицом. Она была слегка склонна к полноте. На ней был только легкий шелковый халат, полы которого свисали на пол вдоль оголенных и широких бедер. По властному взгляду ее пронизывающих глаз Ольва поняла, что это и есть хозяйка. Подняв грациозно свою руку женщина поманила ее к себе.
Когда Ольва подошла, госпожа ласково улыбнулась.
— Так вот о каком подарке говорил Юмий. Да, действительно хороша. Повернитесь. Надеюсь вы также образованы как и красивы. Какое у вас образование?
— Энский пансион.
— Отлично. Отлично. Это просто замечательно, что все так сложилось. А я уже было собиралась нанимать Бишеньке гувернантку. Бишенька — это мой младший. Ему двенадцать лет. Я надеюсь вы не будете возражать если займетесь его образованием?
Нет конечно, — тут Ольва замялась, она не знала как обращаться к госпоже. Заметив это госпоже пояснила:
— Меня можно называть Ирима. А вы, если я не ошибаюсь, Ольва. Ну ничего. Вы быстро поймете что у нас к чему.
При этом она лукаво улыбнулась. Далее госпожа кратко обрисовала основные обязанности Ольве. После завтрака в десять часов начинаются уроки с господским сыном — Бишей. В тринадцать часов обед. После обеда по усмотрению Биши или игры в его части замка или прогулки. В шесть вечера ужин, после которого если она была не нужна Бише, то была свободна. Как намекнула хозяйка, со временем у нее появятся еще кое-какие обязанности, ну а пока это все. Главное чтобы Биша был доволен. Основные правила ей потом объяснят.
Пока госпожа говорила Ольва радовалась что к ней обращаются на "Вы", она ожидала худшего. В голове пробежала мыслишка о том как ей повезло. О такой работе она даже не мечтала. Волнение и страх постепенно отступали. Она даже стала слегка улыбаться этой милой женщине. Та вскоре дала ей понять, что разговор окончен. Пожелала ей хорошо устроится на новом месте.
Прощаясь Ольва, слегка присев, поклонилась, вспомнив что когда вошла то этого не сделала от волнения забыв об этом. Когда она наклонила голову, то заметила как Ирима убрав руку со стола, провела кистью пред нею. Остановив руку у лица Ольвы, она, заметив, что та медлит с поцелуем, положила руку к себе на бедро. При этом Ольва почувствовала, как холодной сталью блеснули глаза хозяйки. Все это произошло быстро и они обе сделали вид что ничего не было, но на душе у Ольвы остался неприятный осадок. К тому, что ей дадут руку для поцелую, она, вчерашняя институтка, готова не была.
Когда она вышла из залы, то Мадам, сказала ей ждать, а сама прошла к госпоже.
Минут через десять, та вышла и велела Ольве следовать за ней. По пути они заходили в различные помещения, назначение которых Мадам разъясняла. Так Ольва узнала где находится столовая "высокой прислуги", к которой теперь будет относиться и она, где душевые и прачечная. Ей была показана так называемая "гардеробная", где прислуге выдавали одежду и белье, при этом Ольве был передан большой пакет, как сказала Мадам "на пока". Они прошли парикмахерскую, где до завтрака ей необходимо было побывать, т.к. "господа не любят нерях". Вообще, из того что ей сказала Мадам, Ольва поняла как важно в этом доме хорошо выглядеть. "Если ты не аппетитна, то барин может наказать", из чего она поняла, что одеваться нужно еще и сексуально, что по внешнему виду прислуги, большую часть которой составляли хорошенькие девушки, было и так понятно. Каждая была одета эротично, опрятно и как заметила Ольва, дорого. "Наказать" было слышать неприятно, но честно говоря это было повсеместным правилом и ждать другого не приходилось, оставалось надеяться, что это ее не коснется. Далее следовала косметическая, которую тоже надо успеть посетить до завтрака. Мадам ей рекомендовала ежедневно ходить в спортивный зал, который впечатлял своими размерами и количеством тренажеров. И в конце этой экскурсии Ольве показали во дворе замка "исправительную". Этого она боялась больше всего. В эту часть двора, где стояла обособлено высокая башня из огромных камней, каждой "из девушек" надо было прийти не позднее девяти вечера, "если не на прислуге". Там, согласно записи в "учетке", которую производили господа, прислугу наказывали. Эту "учетку" необходимо было иметь всегда при себе, чтобы "если накуролесишь", барин мог вмести в нее запись о наказании. После этого Мадам протянула ей небольшую книжку в кожаном черном переплете. На лицевой стороне в графе "дворовая девка" была надпись "Ольва Березова", а в графе "назначение" — "гувернантка".
*****
Мадам объяснила ей, что сама она является "старшей по распорядку". Ее необходимо "слушаться, а если ослушаешься, то просить могу о наказании".
Вернувшись к себе Ольва в комнате застала девушку одетую так словно она с какого-то деревенского праздника. На ней была простая, но нарядная одежда сельской жительницы, которая носила явно демонстрационный характер. Саму "селянку" нельзя было назвать красавицей, но ее простое лицо было явно мило. При виде Ольвы девушка поклонилась и сбивчего пояснила, что она "коридорная", т.е. прислуга для тех кто живет в этом коридоре. Зовут ей Натя и в комнате Ольвы она будет прибирать и "всячески ей угождать". Быстро расстелив постель Натя спросив не нужна ли она и получив разрешение идти, быстро убежала. То что здесь есть прислуга, к которой за годы учебы она уже успела привыкнуть, Ольву обрадовало. Из-за множества событий и впечатлений она быстро заснула.
Утром ее разбудила Натя, которая помогла ей одеться в новую одежду полученную вчера. Это было длинное платье из темной материи, с юбкой в складку. Черные чулки с поясом. Туфли на высоком каблуке. На вопрос где трусы Натя сделала вид, что впервые об этом слышит. При этом объяснив, "что его никто не носит, нельзя". Приведя в себя в порядок после душа с помощью похожих на Натю девушек она позавтракала и была проведена на половину "младшего барина". Там в одном из помещений была оборудована уютная, учебная аудитория.
Она решала как себя вести с мальчиком. Ожидая его у школьной доски она думала о предстоящей работе. Учить хозяйского сына — с одной стороны здесь необходим авторитет, дистанция педагог- ученик, а с другой она понимала что этот избалованный барчук к ней будет относится как к прислуге. Кто она для него? Попробовать сразу установить дистанцию? Возможно если ей это удастся и тогда и другие с этим будут считаться. Дети в его возрасте подвижны, активны, любят играть, возможно что ему будут пока чужды социальные предрассудки людей. Подростки при правильном подходе достаточно внушаемы. Возможно у нее действительно получится стать для него авторитетом. Какой он? Она представляла вбегающего мальчонку, которому наверняка хочется играть, а не учить какую-то математику. А ведь ей придется ставить ему в дневник оценки. Так просила госпожа. Что ж, это будет хороший способ достичь поставленной цели и поставить мальчонку на место.
Так в размышлениях прошло около получаса, пока в аудиторию спокойно не вошел маленький мальчик. Молча, по-хозяйски он сел за парту и стал разглядывать Ольву. Такого она не ожидала. Не так она представляла себе 12-летнего ребенка. Наступила пауза. Ольва стояла перед ним, как когда-то стоял в кабинете директора пансиона, куда обычно вызывали за какие-то проступки. Директор в начале долго смотрел на слушательницу, в гоняя ее в краску, а потом сочтя что она уже поняла греховность проступка, начинал объяснять ей нормы поведения в пансионе. В его взгляде было еще что-то такое неуловимое, но необычайно цепкое. Почему-то стоя перед директором, вместо того чтобы думать о проступке, Ольва всегда думала о том, что она маленькая девочка, стоит перед взрослым мужчиной и интересно, достаточно ли она для него привлекательна, и как это забавно что есть эти мужчины — они так отличаются от них — женщин.
Как и тогда, Ольва почувствовала себя молодой женщиной, но это было несколько по другому. Директора она не капельки не боялась. А сейчас почувствовала страх…
Паузу прервал Биша:
— Вы новая учительница?
— Меня зовут Ольва, надеюсь что мы станем друзьями. А теперь я бы хотела узнать о ваших знаниях.
Биша рассказал ей о своем образовании. Оказалось, что он окончил 5-ть классов, когда жил у бабушки в городе. А теперь будет жить у родителей и в гимназию будет являться только для сдачи четвертных экзаменов. Иногда к нему будут приезжать репетиторы из города, которые будут его готовить в основном по точным наукам, а в остальное время его подготовкой по гуманитарным предметам будет заниматься она. Постепенно они перешили к литературе. Биша оказался вдумчивым подростком. Уровень его подготовки был высокий, Ольве даже интересно с ним было подискутировать на различные спорные темы, о политике, о литературе, о истории. Так время подошло к обеду, после которого они договорились о прогулке.
Гуляли они в парке, который был прекрасно ухожен и впечатлял своими размерами. писателей классики. Биша был по отношению к ней корректен. Обращался только на ІвыІ, Ольве казалось что все хорошо, но что-то было не так. Взгляд. Когда он смотрел на нее ей становилось не по себе. Встречаясь с ним взглядом она обращала внимание, что он как-то особенно на нее смотрит, иногда ей казалось что это взгляд опытного мужчины на женщину — такой раздевающий, самоуверенный, взгляд самца, иногда это был взгляд полицейского — пронзительный, властный. Но его манера держаться и разговаривать не давала оснований думать о нем плохо. Перед ужином они расстались. Уходя к себе Биша ей напомнил, что вечером ее ждет "на контроль". Что он под этим подразумевал она поняла позже.
Встретив за ужином Мадам Ольве удалось выяснить, что вся прислуга приписана к кому-то из господ. Например она к "барчуку". Вечером необходимо обязательно подойти к господину, обычно это делается около 20 часов, чтобы он произвел отметку о поведении в учетке. С этой "отметкой" надо будет зайти в исправительную, где каждый вознаграждался согласно отметки. Кроме этого любой господин мог направить в исправительную в любое время с указанием наказания, если на его взгляд это было необходимо произвести срочно. Вспомнив, как она провела день, Ольва сочла, что наказания не заслужила и особо по этому поводу не беспокоилась.
Около двадцати часов она прошла в кабинет Биши. В темном кабинете он играл с собакой. При виде Ольвы собака залаяла и мальчик жестом приказал ей замолчать, после чего подозвал гувернантку. Теперь он был другой, глаза лукаво улыбались, было заметно что ему нравится смущение Ольвы. Та же протянула ему учетку и замерла — хотя она была уверена, что наказывать ее не за что, но ей было страшно. По его взгляду она поняла, что что-то произойдет. И действительно Бища уверенно выписал ей "10 плетей", ничего не объясняя вернул учетку и продолжил игру с собакой, давая Ольве понять что аудиенция окончена. У нее все внутри сжалось в холодный сгусток. Было обидно и страшно. Она не помнила, чтобы ее кто-то наказывал, она боялась боли. Слезы душили ее — как вот так просто один человек может другого подвергнуть наказанию. Простой мальчишка, ее, образованную, красивую женщину, которой восхищались на городских балах, которая гордо отвергала блистательных кавалеров, этот сопляк… Но тут она врала себе. После этого она к нему смешанные чувства побитой хозяином собаки — обожание, страх и ненависть. Даже не ненависть, а так, чуть-чуть злость. И еще — ей было обидно, что этот, пускай маленький, но мужчина, пренебрег ею. Она всегда ощущала в себе силу красивой женщины, а красота оказывает воздействие и на ребенка и на старца. Ольва всегда чувствовала что к ней должны относится по другому, чем к другим — с обычной внешностью женщинам, да это так и было.
Словно в дреме она пришла в исправительную, легла не раздеваясь на топчан. Ей связали руки и ноги привязав к топчану. И тут первый удар ее вернул к действительности. Она даже не ожидала, что это будет так больно. Тело мгновенно напряглось, но веревки, впившись в запястья и щиколотки, удержали ее. Это было ужасно. Ольва действительно не могла терпеть боль. Она была готова сделать все что угодно, чтобы этого избежать, сейчас в место образованной дамы к топчану было привязано трепещущее животное. Она выла и ей в рот сунули кляп. Время остановилось для нее. В ее сердце жил сейчас только жгучий, ледяной ужас. Когда ей казалось что она больше не сможет этого переносить удары прекратились и веревки были развязаны.
Палач, посмеиваясь, смахнул ее с топчана. У Ольвы словно пелена спала с глаз. Сейчас она действительно поняла изменение ее социального положения. Но чувства подавленности и безысходности не было, ей хотелось жить, приспособится к ее новому положению. Словно как избалована и капризная болонка, которая волею судеб оказалась на помойке и для пропитания, забыв былые привычки, роется в объедках, так и Ольва сейчас думала только об одном — как ей жить в этом доме. Пансион, балы, кавалеры остались позади, словно это было не с ней, а в детском и туманном сне, к которому нет возврата. Сейчас она была дома. Сейчас она стала тем кем была — дворовой прислугой, рабой, игрушкой прихоти хозяев.
Утром она снова ожидала Бишу в аудитории. Ей было стыдно. Граница была стерта, он сломал иллюзию их отношений — общения на равных, конечно она будет продолжать эту игру — она будет снова строгая и независимая учительница-гувернантка, он лишь ее ученик. Но впереди был вечер — это и она и он хорошо понимали. Один вопрос для Ольвы остался загадкой — за что она была наказана. И хотя она понимала, что вероятно это было просто указание ее места прислуги, но наверняка Биша для себя нашел причину для наказания, пусть пустяшную, но она была и ее надо было исправить. Она боялась вечера и была готова на все, чтобы избежать наказания.
Когда пришел Биша, то события стали развиваться как и вчера. В начале уроки, затем обед. Ни намека о порке, как будто это не было. Сама же Ольва спросить боялась. Разговаривая с ним, объясняя ему темы занятий она покрывалась румянцем, борясь с охватившим ее новым чувством. Вот он сидит пред нею за партой, маленький мальчик, внимательно ее слушает, но она ощущала себя как на подиуме для показа одежды, как бы она не повернулась, даже стоя к нему спиной, она чувствовала его внимательный взгляд. Ольга не разобралась в своих чувствах, но почему-то ее не покидало ощущение что она прежде всего женщина, а потом разумное существо, сейчас она была самкой — обличенной в одежду и образ цивилизованного человека. Она чувствовала свою грудь и промежность. Она чувствовала как там все раскрыто и влажно. Ей было от этого стыдно и не удобно, но из-за этого она заводилась еще больше. В груди стоял комок от испытанного унижения, маленький мальчишка — такой обычный славный ребенок — а может ее наказать как надоевшую игрушку, он ее "барин", а она всего лишь его прислуга. Думая о том, что если он ей прикажет встать на колени, то она не сможет под страхом наказания этого отказаться и будет стоять перед ребенком на коленях — взрослая женщина, думая об этом она улавливала как от "комка унижения" в груди к ее промежности текут сладкие волны. Эти чувства были ей не привычны и она не разобралась в них.
*****
Во время после обеденной прогулки Биша ей невзначай заметил, что она как-то "консервативно одевается". Не зная как реагировать на это, Ольва заметила, что она педагог и существуют рамки приличия, но мальчик ничего не ответил на ее довод. После прогулки они расстались и Ольва направилась к себе.
Задумавшись над словами Биши она рассказала о этом Мадам и спросила совета.
— А барчук, то уже подрос. Знаешь, милая, маленький барин конечно тобой заинтересовался. Ты у нас женщина видная. Но барыню, ежели оголишься, несомненно разгневаешь. Сама думай, как крутится.
— Вы имеете в виду, что Бишенька… Что он… Как мужчина…
— Я имею в виду, что растет барин. И до девок, как и отец, большой любитель будет. А твоя доля угождать. Ты образованная, как погляжу, а многого не знаешь.
— Так как одеться.
— Ну ты сама смотри. А так, юбку по короче. Декольте поглубже, чтоб грудь открыть. А то оделась как монашка. Но предупреждаю о госпоже. Ты ребенку отдана не для того, чтобы задом перед ним крутить. Хотя может ей и самой понравится. Ой, девонька. Не спрашивай, сама все узнаешь.
Ольва в смешанных чувствах прошла в гардеробную. Там она набрала много соответствующей последнему запросу барина одежды. Мысли о предстоящем наказании не оставляли ей другого выхода, пришлось перед "причастием", так называли визит к господину за наказанием другие девушки, ей переодеться. Оделась она классически для своего нового дома: черные чулки с ажурной резинкой, туфли на высоком каблуке, платье с короткой юбкой и глубоким вырезом на груди. В отличие от другой прислуги на ней не было передника и заколки горничной. А платье отличалось более богатой, но строгой отделкой. О трусиках она на всегда забыла.
В назначенное время Ольва вошла в комнату Биши. Она увидела как молоденькая горничная получила от него учетку, с улыбкой встав на колени нагнулась к руке мальчика, который даже не приподнял ее с подлокотника кресла. При этом Ольва заметила, как у целующей руку господина горничной почти полностью обнажилась в декольте грудь и как она прогнулась в пояснице, кокетливо оттопырив свой зад. В этот момент Биша смотрел на Ольву, как бы подчеркивая разницу в поведении горничной и ее.
Когда та вышла из кабинета, Ольва подошла к Бише и робко протянула учетку. Не раскрыв учетку барин выжидающе стал смотреть на Ольву. Она молчала. Сердце тревожно билось. На него она смотреть не смела. Бросится перед ним на колени? Это полностью признать что ты ничтожная прислуга. А кто ты? Ты и есть такая. Мысли бежали в голове, но сама она была как в оторопи. Медленно Биша потянулся за ручкой на столе и это прорвало слабую плотину ее гордости. С трудом не упав на колени и не заплакав, она произнесла, пытаясь сохранить остатки уважения к себе:
— Вы хотите чтобы я встала на колени?
— Ольва, я бы не хотел делать свой выбор за вас. Вы же моя учительница, — с улыбкой произнес он, заметив как у нее мелко задрожали колени.
— Зачем, зачем вы хотите унизить меня. Не ужели я к вам бываю не справедлива или не внимательна.
— Ольва. Я не собираюсь обижать вас. Каждый должен свой выбор сделать сам. Если не хотите быть на коленях, то стойте, это ваше право. Так же как и ставить мне отметки за знания. А мое право ставить вам отметки в учетку. Это мое право оценивать вас. А мое мнение такое, я хочу видеть вас гордой и уважать вас как человека.
После небольшой паузы, увидев колебания женщины, мальчик медленно раскрыл учетку, готовясь произвести запись. У Ольвы дрогнуло сердце, животный страх перед наказанием согнул в коленях ее ноги. По ее щекам текли слезы. Она стояла прямо на коленях, склонив голову к полу. От тихих рыданий у нее подрагивал подбородок, но на плач она не срывалась. Кровь прилила к лицу. В этом момент она не смогла бы произнести ни слова, комок унижения из груди поднялся к горлу.
Биша замер наслаждаясь унижением женщины. Прошло еще несколько минут.
— Ниже. Еще ниже, — тихо, но твердо он произнес.
Ольва не узнавая себя медленно наклонилась.
— Еще, — произнес он почти шепотом, при этом положил ногу на ногу, как бы подставляя ее для поцелуя.
— Еще, еще ниже.
Ольва остановилась когда ее губы почти дотронулись до блестящей поверхности ботинка.
— Еще, ниже. Ну.
Она заворожено поцеловала его ногу. Ей стало легче, в месте с облегчением словно какое-то тепло разлилось у нее между ног. Она не поднимая глаз смотрела, как на поверхность ботинка капали ее редкие слезы.
— Сука. — подумала она про себя. — Дешевая, похотливая сука.
В груди ныло какое-то новое чувство, от него ей было приятно и как-то не по себе. Она поняла что рубеж, разделявший ее от остальной прислуги, перейден, да и был ли он. О том, кто она теперь для этого мальчишки было страшно подумать. Но в месте с этим она заметила, что ей нравится это унижение, ей нравилось чувство полной зависимости от барина, и даже то что он еще ребенок ей нравилось и что она должна потакать его прихотям, да и похотям, какие бы они не были, но в тоже время в ней жило чувство стыда и гордости. Эти чувства боролись в ней и рождали другое, близкое к экстазу. А какое она еще не поняла.
Уйдя от господина она долго не могла заснуть. Ей никогда раньше не приходились испытывать такие сильные эмоции. Мысль что она стояла на коленях перед мальчишкой была настолько сильным переживанием, что ей несколько раз приходилось вставать с кровати и подходить к окну. Стоя на паркете она долго пыталась успокоится, ей становилось холодно и Ольва забиралась под одеяло.
На следующий день Биша попросил сократить количество занятий и до обеда пойти погулять. С утра он был несколько рассеян, Ольва часто ловила на себе его внимательный взгляд, иногда он без всякого смущения разглядывал ее ноги в черных чулках. Надо сказать, что ей самой нравилось как она выглядит в новой для нее одежде. Перед завтраком она долго разглядывала свои ноги, в элегантных туфельках на высоком каблуке. Даже сама она не нашла к чему придраться — стройные, точеные, ножки выглядели сексуально и привлекательно. Юбка едва доходила до середины бедра и стоило ей слегка нагнутся, как из под нее выступал на обозрение край ажурной резинки чулок. Грудь едва прикрывал разрез платья. Женщин в подобной одежде она видела разве что в журналах для мужчин. В обновке она чувствовала себя уверенно, но при этом ей было стыдно, даже в самых откровенных фантазиях не могла представить себе одетой в подобный наряд. А сейчас, ловя на себе этот раздевающий, но холодный взгляд барчука, она смущалась и чувствовала как приливает кровь к ее гениталиям. Надо признаться что у Ольвы был минимальный сексуальный опыт, сама она снимать напряжение не умела и это стремительно нараставшее из-за последних событий напряжение ее все больше тяготило.
Когда они вышил в парк, то Биша быстро ее увлек к старой беседке находившейся далеко за замком, в глухом и безлюдном сквере обособлено стоящем от ухоженных элементов паркового ансамбля. Ольва почувствовала как мальчик внутренне напрягся, она окончательно заволновалась и ожидала чего-то неожиданного.
— Ольва, я хочу писать.
Ольва недоуменно посмотрела на него. Он глядя ей в глаза добавил:
— Ну что же вы ждете?
— Бишенька, — растерявшись неуверенно произнесла она, — Что вас смущает, я отвернусь.
— Вас приставила мама ко мне служить. Не ужели я по вашему должен описаться.
— Я что-то не совсем понимаю что вы имеете в виду.
— Не ужели вы не знаете зачем существует прислуга, объясняю, прислуживать. В том числе и в уборной. Ну, что вы ждете. Снимайте штаны…
— Я… Я не совсем поняла.
— Мне это надоело в конце концов. Дайте учетку. Все вы поняли.
Ольва покраснела и присев, сняла с Биши штанишки, затем трусики и увидела небольшой подростковый член. Он был около трех-четырех сантиметров, как говорится, не в возбужденном состоянии и освобожденный от одежды слегка раскачивался из стороны в сторону. Ольва настолько была не готова к подобному обороту что на мгновение застыла. То что было у нее пред глазами ошеломило ее. Этот маленький кусочек мяса захватил все ее внимание, по силе эмоций ее можно было сравнить с ювелиром увидевшим граненый алмаз указанных размеров, с моряком, увидевшим на горизонте землю во время длительного плавания. Она нежно посмотрела на Бишу, а тот выжидающе и гордо наблюдал сверху за нею. По его взгляду она поняла, что делать дальше. Аккуратно и бережно взяв пальцами за член она, придерживая его, слегка отвела в сторону. Через некоторое время тот, как бы в благодарность, вздрогнул и пустил маленькую струйку прозрачной мочи. Ольва чувствовала как от нежных прикосновений член стал постепенно расти и поднимать головку. Когда Биша закончил писать, то его орган стоял под углом в сорок пять градусов и слегка подрагивал перед глазами Ольвы.
— Слижи последние капли, не пачкать же трусы. Так вся прислуга делает в этих ситуациях. Давай.
Он слегка прогнулся вперед, как бы выставляя свое богатство для нее. У Ольвы от возбуждения перехватило дыхание и она, словно прикасаясь к иконе для поцелуя, обхватила губами головку его маленького органа. В этот момент ее захлестнула такая волна возбуждения, что она кончила, прижав при этом руку к своей промежности. Несколько раз она ее тело дернулось словно в судороге. Между ног все горело и было мокро. Долгожданное облегчение пришло вместе со стыдом.
— Из тебя получится хорошая прислуга, — со смаком промолвил ее маленький хозяин. — Хорошая прислуга. Давай. Лижи член своего господина. Это твоя работа. Шлюха. Тебе нравится…
Ольву передернуло от этих слов, она еще не привыкла к подобному обращению. Не успев как следует обдумать свои действия она вскочила на ноги и сразу заметила какой Биша маленький. Он ей едва доставал до груди. Еще несколько мгновений назад она смотрела на него снизу вверх. Сам мальчик немного опешил, было заметно что он увлекся и сейчас был очень смущен. Возбужденный, он тяжело дышал и с опаской смотрел на Ольву. Быстро засунув член себе в штаны Биша не оборачиваясь зашагал к замку. В Ольве все кипело, но при этом страх наказания неумолимо вытеснял негодование из ее груди. Вспомнив боль исправительной она почувствовала безысходность своего положения. Присев на скамейку Ольва заплакала.
*****
Надо было что-то делать. Возможно следовало пожаловаться госпоже. Может ее, как мать, заинтересует сексуальная озабоченность сына и она сможет как-то повлиять на него.
После обеда она направилась к госпоже Ириме. У входа в ее покои Ольву встретила девушка, которая остановила ее и спросила в чем дело. Ольва ожидала подобное и просто сказала что ей надо встретиться с госпожой. Девушка доложила барыне о ее визите и после этого предложила Ольве пройти.
Госпожа приняла Ольву в помещении напоминающем что-то среднее между рабочим кабинетом и спальней. В этом зале было много мягких кресел, у стены стоял шикарный диван, на различных стойках и стеллажах стояли фарфоровые вазы разных культур и эпох, вазы из хрусталя и много другой декоративной посуды и всякой всячины, которая создавала ощущение рабочего беспорядка. В центре находился канцелярский стол совершенно невероятных размеров. А за столом, примыкая к стене, находилась таких же больших размеров кровать. Создавалось впечатление что они являются продолжением друг друга. Надо заметить что это помещение, которое как Ольва узнала называлась кабинетом госпожи, было проходным. Из него, по мимо той в которую она вошла, куда-то вели еще три двери, что показалось Ольве странным как и слабая освещенность кабинета. В нем царил загадочный полумрак и окна были занавешены тяжелыми шторами. Освещение было только из нескольких причудливых светильников по углам и одной маленькой настольной лампы на столе, но как ни странно все было видно. Госпожа сидела за столом и глядя на Ольву ласково улыбалась.
— Проходите Ольва. Рада вас видеть. Как вы привлекательно одеты. Должна вам признаться что люблю свободу в одежде, а скрывать подобное тело как у вас — просто преступление. Ну да ладно, вы наверно не просто так зашли. Что-нибудь случилось?
— Да же не знаю как начать. Госпожа Ирима, меня кое что беспокоит в поведении Бишеньки. Видите ли, он несколько рано, на мой взгляд, стал интересоваться тем, о чем в его возрасте мальчики даже не помышляют.
— Ольва, я прошу вас, говорите со мной как с лучшей подругой — прямо и откровенно. Ну, что там мой сорванец натворил?
— Он во время прогулки предложил мне… Как бы это сказать… Поцеловать его мужской орган.
Госпожа медленно встала из-за стола и подошла к Ольве. Как резко она изменилась — теперь это была уже не милая и добрая женщина, от нее веяло властью и суровостью, от чего у Ольвы все сжалось внутри и ей стало казаться что она куда-то проваливается. От головокружения она одной рукой облокотилась об стол.
— Иными словами, уважаемая Ольва, вы совращаете моего сына. Вашего господина. Так.
Барыня зайдя немного за спину гувернантки слегка толкнула ее, от чего та, чтобы удержаться, схватилась за край стола, а затем быстро задрав ее юбку решительно засунула руку между ног Ольвы.
— Ах ты дрянь. Мокрая, дешевая сучка, ты же вся течешь. Я тебя зачем приставила к сыну. Чтобы ты мальчика развращала, только мечтаешь как бы ноги под ним раздвинуть? — При этом барыня погружала пальцы все глубже и глубже в промежность гувернантки, которая теперь уперевшись в стол и нагнувшись, стояла, слегка раздвинув ноги от такого бесцеремонного вмешательства.
— Госпожа Ирима, что вы делаете. — она еще не смогла понять что произошло, словно это происходило не с ней. Ей было слегка больно, но приятно. Она чувствовала как эта рука по хозяйски орудовала у нее между ног и она ловила себя на мысли что это даже не вызывает у нее протеста, стыдно да, но не более. Она поняла что сама считает что на подобное отношение к ней, эта женщина имеет право. И ей было стыдно за то что она перед хозяйкой предстала в таком "текущем" виде. Она даже слышала как от этих движений иногда издается характерный "хлюп". Но удивлялась как быстро она себя почувствовала вещью. Да, с ней имеют право так обращаться, вот так просто раздвинуть ей ноги. И самое обидное что ей это начинало нравиться. Госпожа прекратила свои манипуляции. Когда Ольва повернулась к ней, то та, еще влажной от сока промежности рукой, сильно ударила ее по щеке. Правая щека запылала, но тут же раздалась еще одна звонкая пощечина. Ольва закрыла лицо руками и присела на корточки.
— Учетку. — барыня быстро выписала ей двадцать плетей, — Ну, сейчас бегом в исправительную и ко мне. Я возьмусь за твое воспитание, похотливая шлюха.
Если выйдя от госпожи Ольва еще не совсем поняла что случилась, то когда возвращалась через полчаса она была трясущимся от страха пред дополнительным наказанием, сломленным существом. Зайдя в уже знакомый кабинет она нашла госпожу в кресле.
— Ну, что начнем воспитание. Подойди. Запомни первое, я терпеть не могу слез. Это только усиливает наказание. Второе — желание господ для прислуги закон. Что бы я не захотела, ты должна быть озабочена только одной проблемой. Только одной — как лучше мою прихоть выполнить. Ты рождена и живешь только для удовлетворения прихотей твоих господ. Ты думаешь что прелести твоего тела это для тебя — нет, это для нас, для нашей услады. Ты вещь. Раба. Твое тело урна для испражнения господ. Далее. Когда я наказываю не смей мешать мне. Если я бью тебя по щеке, то не закрывайся. Ты должна только улыбаться. А после экзекуции поблагодарить и все. И еще, я должна чувствовать кто ты. А кто ты?
— Я ваша раба.
— А еще?
— Я ваша прислуга. — робко подняв на госпожу глаза, Ольва добавила, — Тварь для вашей услады.
— Хорошо, а теперь проверим, согни ноги и чуть присядь. Чтобы мне было удобно. — Когда ее голова оказалась на одном уровне с головой госпожи раздался звон пощечины, гувернантка инстинктивно попыталась увернуться от удара, но не успела, — Стой ровно.
Раздалась еще одна пощечина, по другой щеке. Потом еще и еще. Барыня методично, самодовольно улыбаясь, наносила ей звонкие удары. Ольва пыталась не реагировать на удар госпожи, но это не всегда удавалось. Рефлекс самосохранения брал свое. От боли и обиды по щекам текли слезы, хотя она и пыталась не плакать.
— Стой ровно, тварь, ровно. Буду бить пока не научишься. — Ольвино лицо горело. Постепенно ей удалось что-то сломать в себе и не убирать голову при нанесении пощечины. Только глаза не удавалось держать открытыми, они при ударе зажмуривались. Ноги ее были частично согнуты в коленях, для чего она их немного расставила, словно сидит в седле. Ее промежность была раскрыта и Ольва чувствовала как горячие от прилившей крови губы отдают тепло слегка прохладному воздуху кабинета. От каждого удара к ее гениталиям приливала приятная волна наслаждения. Ей было нестерпимо больно и стыдно, что она стоит в раскоряку пред женщиной, для того чтобы ей, сидящей в кресле, было удобно хлестать ее по лицу. А она не просто терпеливо сносит эти удары, а еще и добросовестно старается при этом не шевелиться. Край коротенькая юбки, из подобной позы, был приподнят кверху и очевидно госпоже было хорошо видно ее пылающая промежность между раздвинутых ног. После того, как гувернантка выдержала пять подряд пощечин не шевелясь, госпожа остановилась.
— Вот уже хорошо. Лучше. — сама барыня тоже распалилась воспитывая прислугу. Она тяжело дышала, ее глаза, пробегая по фигуре Ольвы и задерживаясь у нее между ног, лукаво блестели. Сама Ольва робко посмотрела на госпожу. Та, сидя в кресле в шелковом халате, немного раздвинула ноги и в разрезе пол были видны волосы покрывающие промежность. — Ты посмотри какая ты шлюха. Ты же вся мокрая между ног. Сядь ниже. Еще ниже. Глаза в пол, вот так и должна стоять пред госпожой хорошая крепостная девушка.
— Я поняла госпожа.
— Чему вас только учили. А вас кажется высшее образование?
— Да госпожа. — едва проговорила Ольва густо покраснев.
— Высшее образование, а вся мокрая. Какая распущенность.
Наступила пуаза. Барыня развалившись в кресле продолжала рассматривать гувернантку. У Ольвы от напряжения в неудобной позе стали дрожать ноги. Они быстро устали находясь полусогнутыми и расставленными, да еще и туфли на высоком каблуке. Утомление быстро росло, Ольва пыталась унять дрожь, но ей это не удавалось. Ногти пальцев, в руках за спиной, впились в ладони, она из-за всех сил старалась остаться в указанной барыней позе. Госпожа, видя что Ольва устала стоять в столь неудобной позе, лишь улыбалась. Затем она протянув руку к промежности гувернантки нежно стала поглаживать ее орган. От этих движений ноги Ольвы заходили ходуном. Испытывая наслаждение ей хотелось их сжать, но она не смела. Ей было стыдно что ее тело так отзывчиво на ласку, но скрыть это она не могла. Госпожа продолжала забаву. Она чуть вставила палец Ольве в влагалище.
— Ниже, — Ольва села на подставленный палец. — Вверх. Ниже, встань. Сядь. Встань…
Ног Ольгв уже ни чувствовала. Но потоки наслаждения пронизывали ее тело. С каждым движением ее пронизывала волшебная нить сексуального удовольствия. Она облизывала губы и робко смотрела на барыню, унижение сливаясь с наслаждением привело к тому что она быстро кончила. В судорогах оргазма она едва устояла на ногах. А между тем барыня продолжила водить мокрой рукой по ее промежности как бы давая и ей послушать как у Ольвы там все хлюпает от переизбытка влаги. От каждого движения доведенные до высшей точки чувствительности гениталии словно немели.
— Ну пожалуйста, — жалобно прошептала Ольва. — Я больше не могу. Ну пожалуйста, госпожа.
Раздалась звонкая пощечина. Затем вторая. Взяв за подбородок барыня притянула голову Ольвы к себе, как бы желая посмотреть ей в глаза. Не выдержав гувернантка упала на колени.
— Сука. Да ты только посмотри. Ты же меня испачкала, — проговорила барыня демонстрируя блестящую, от выделений гениталий Ольвы, кисть руки, — Как ты посмела испачкать свою госпожу? Похотливая сучка. Учетку.
От этого слова у Ольвы все внутри похолодело и сжалось. Она жалобно глядя снизу вверх на госпожу старательно высунув язык стала лизать ее руку, как бы стараясь исправить свою оплошность. Барыня замолчала и надменно, не без удовольствия, наблюдала как гувернантка вылизывает ее кисть. Потом она положила руку на внутреннюю сторону бедра и затем медленно, наслаждаясь старательным движениями языка Ольвы, повела руку, словно указывая путь, к своим гениталиям. Они были возбуждены и раскрыты. На секунду Ольва остановилась, словно делая вдох перед прыжком в воду, а затем припала ртом к промежности госпожи. А та прижав голову гувернантки к своей промежности, задвигала бедрами водя ею по ее лицу. У Ольвы все перемешалось и ее слюна, и выделения барыни, и волосы, она пьянела от густого аромата промежности. Она едва успевала сделать вдох, в этом безумном ритме, который ей задавала барыня. Она растворилась в унижении и страсти. Как быстро она оказалась между ног у своей госпожи, вчерашняя царица выпускного бала. Мысль о том что она хорошо должна служить своим хозяевам, о том что она тщательно должна вылизывать промежность барыни, словно она не человек, а игрушка для удовлетворения похоти, что она послушная раба, отхожее господское место, эта мысль как натянутая струна звенела в ней. И этот звон наполнял ее душу и вымешал вчерашние мечты и помыслы.
*****
От перевозбуждения ее пробивала дрожь. Поникшая возвращалась к себе она и ощущала себя половой тряпкой, которой протерли до блеска сапоги и бросили в угол. Опустошенная, обманутая в ожиданиях, она все боялась себе признаться, что ее телом пользуются как унитарным бытовым прибором для удовлетворения похоти господ.
Комната ее встретила тоскливой пустотой. Гувернантка легла в холодную постель и вдруг остро почувствовала такую искреннюю, пронзительную жалость к себе, что невольно заплакала. Ее тело словно боялось одиночества. Ей так хотелось, чтобы ее кто-то пожалел, погладил. Гениталии, от предшествующих событий, приобрели такую повышенную чувствительность, что их она остро ощущала, о чем бы не старалась думать. Как не пыталась Ольга заснуть, ей это не удавалось и желание удовлетворить похоть все нарастало. Через час, мысль о том, что она неудовлетворенная не сможет заснуть, стала настолько для нее очевидной что ей пришлось встать. Накинув халат она подошла к окну. Прохлада ночи только усилила ее тоску. Вдруг она обратила внимание, что рукав халата слега испачкался от пыли на подоконнике. Это предопределило дальнейшие ночные события. Быстро оценив возможность этой ситуации на требовательно зазвонила в звонок вызова прислуги. Натя пришла через пять минут. Она была заметно заспана и недовольна.