Доктор… Вас мучают эротические сны?
Пациент… Почему мучают?
I. СОН-ВСПЫШКА
МАНЬЯЧКА
Дома никого нет. Мать — у бабушки, отец — на ночном дежурстве. Светка, наконец, сделала уроки, — скорее к компьютеру. Надо посмотреть, что нового в Интернете, она лезет на свой любимый сайт с эротическими рассказами. Глаза её горят, руки дрожат от возбуждения. Интернет стал её наркотиком, она с нетерпением ждёт десяти часов вечера, чтобы залезть туда. Её притягивало всё с ярлыком sex, а рассказы она особенно любила, и возбуждалась от них, она и сама писала рассказы, в которых она вытворяла всякие разные штуки, самыми безобидными из которых было занятие сексом, с мальчиками, о которых в жизни можно было только мечтать. Ей много кто нравился, но навешенный на неё ярлык отличницы и примерной девочки не давал никому к ней подступиться, ей очень хотелось, чтобы мальчишки вели себя с ней также как с остальными девчонками. Вернее, не обращали внимание как раз те, кто ей нравился.
И в это вечер она читала очередной рассказ, он очень сильно на неё подействовал, рука её автоматически потянулась к расщелине между ног и стала ей гладить. Светка читала рассказ и у неё текли слюнки от соблазнительных картин рассказа. Она уже почти была на вершине сексуальных ощущений, как вдруг погас свет, отключился компьютер. То ли вылетела пробка, то ли у всех отключили.
В воспалённом разгорячённом мозгу Светы одна мысль… "Хочу! Парня! Сейчас или никогда!" Инстинкт был сейчас превыше всего.
Не контролируя себя она схватила нож-финку с кухни и, как была, в короткой домашней юбчонке и старой рубашке выскочила в подъезд.
Она воровато огляделась и прислушалась. Где-то у кого-то телевизор, а так — тишина.
Светка, выглянула из подъезда. Возвращался Димка Ярченко из параллельного класса, хорошо сложенный брюнет, с непослушными вихрами на голове, живший на пятом этаже.
— Ты меня, конечно, не хочешь, — подумала она. — Ну да кто ж тебя спросит?
Светка затаилась под лестницей, прижимая нож к груди, чувствуя его холодное лезвие. Сердце стучало, стремясь выпрыгнуть из груди, каждая секунда казалась вечностью.
Скрипнул кодовый замок. Вот он идёт, ничего не подозревая, сладенький, сексапильненький. Светка представила, как он обнимает её и его тёплый уютный член входит в её пылающее изголодавшееся нутро.
Димка прошёл мимо, не заметив её. Ну же, Светка, давай, он уйдёт и всё, сидеть тебе в старых девах!
Прерывисто дыша, Сетка выскочила, как кошка из своего укрытия, накинулась на Димку сзади и, приставив ему нож к горлу, потащила его под лестницу.
Димка не отличался трусостью, но внезапное нападение парализовало его, он почувствовал жаркое прерывистое дыхание за своей спиной.
— Кто ты? Что тебе надо? — хрипло выдавил Димка.
От его голоса Светка потеряла голову. Она развернула его к себе, прижала и стала неумело целовать взасос. Затем она стала ласкать его, приговаривая…
— Миленький, хорошенький, тебя мне нужно, тебя, я люблю тебя, я хочу тебя…
До Димки дошло, что это Светка-отличница. Эта мысль пронзила и шокировала его. Вместо неё появилась другая… "Я сейчас трахнусь с отличницей, причём она изнасилует меня". Возбуждение Светки, неумело ласкавшей его, щекотавшей его спину, живот, грудь, покусывающей его соски (она уже успела расстегнуть его одежду).
Димкины руки ожили и сами по себе полезли Светке под юбку, он стал мять её задницу, теряя контроль над собой. Он почувствовал, что его члену уже тесно и яйца начинают тупо болеть.
Светкины руки вдруг скользнули к нему в штаны, расстегнули ширинку и извлекли на свет божий его хозяйство. Девчонка, обезумев от страсти, задрала юбку, разорвала на себе трусы и стала насаживаться на член, что ей после нескольких неудачных попыток удалось. Она застонала от боли и попыталась слезть, но Дима ей не дал, крепко прижав к себе и начал двигать своим членом во влажном горячем влагалище Светки, прислушиваясь к новым ощущениям. Необычность ситуации подействовала на него, по всему телу пошло щекочущее нервное напряжение, перед глазами заплясали весёлые цветные круги, он то ли зарычал, то ли застонал, выбросил в Светку липкую струю и потерял сознание. Партнёрша его только начала получать свою долю кайфа и была недовольна. Но тут до неё дошло, что она сделала. Она посмотрела на свои валявшиеся на полу трусы, на свои бёдра… крови почему-то не было, затем перевела взгляд на сползавшего по батарее Димку. Ужас пронзил её… всё теперь либо ей либо ему — колония для малолетних преступников, позор на всю школу, округу, горе родителей, а ещё и беременность может быть для полного счастья. Нет лучше сразу умереть, чем видеть всё это. Она подобрала финку и вонзила в Димку, тот тихо вскрикнул и затих. Затем она вытащила нож приставила его себе чуть пониже левой груди. Рука задрожала. Светка колебалась. Но вдруг со всей силы вонзила себе клинок между рёбер. Нож вошёл в её тело со странным дребезжащим звуком…
Happy End
… Светка встрепенулась в холодном поту. Звонок! Она выключила компьютер и помчалась открывать. На пороге стоял Димка. Живой и невредимый. Она ущипнула себя, потрогала рёбра. Перед глазами всё ещё вставали картины кошмара. Затем она взглянула на Димку…
— Ты… ты…
— Да, я, а что так тебя удивляет?
Она опять тупо посмотрела на него…
— Так под лестницей ничего не было…
— Под какой лестницей? Ты о чём вообще? Я вообще хотел попросить у тебя по химии тетрадь. Я тебе звонил, но бесполезно.
— А я заснула за компьютером…
— Тебе приснился кошмар.
— Ладно, бери химию, пошли ко мне разбираться.
— Ладно.
Она вернулась с тетрадкой и взглянула Диме в глаза. Они светились чем-то хорошим, радостным, ласковым.
— Димочка, милый, я так рада, что всё хорошо закончилось.
Она вдруг не выдержала, крепко обняла его и присосалась к его губам. Димка проник своим языком в её рот, обнял за талию и так, не отрываясь, она пошли наверх, к Димке.
II. ТУМАННЫЙ СОН
КАМИЛЛА
Я жду того момента, когда она, наконец выйдет из ванной. В комнате царит полумрак, на столе стоит шампанское, виноград в вазочке её любимого сорта "Изабелла", подаренный ей кем-то из поклонников, две свечи и два тёмно-синих бокала из дымчатого хрусталя. Играет какая-то мистическая медленная музыка. Дверь ванной медленно открывается, оттуда выходят слегка подсвеченные клубы пара, затем она, Камилла, в шёлковом чёрном халате с геометрическим рисунком на подоле. На голове её сооружение из мокрых волос, обёрнутых полотенцем, похожее на египетскую корону.
Её серые глаза похожи на кошачьи, она сама изящна как кошка. От неё исходит сладковатый запах, похожий на манящие запахи востока. Она подходит ко мне, садится рядом, и отправляет в ярко-красный ротик гроздь винограда, запивая её предусмотрительно открытым мной шампанским. Я чувствую жар её разгорячённого после ванной тела, и вот мои губы соприкасаются с её губами, мой язык лезет к ней в её рот, я достаю оттуда виноградину и съедаю её. Мой рассудок уже замутнён, хотя я почти не пил шампанского. Не соображая, что я делаю, я выливаю свой бокал в разрез её халата. Она возмущённо вскакивает!
— Что ты делаешь?
— Сейчас всё исправлю! — говорю я и развязываю пояс халата. Затем я начинаю слизывать с её нежной шеи, ключиц и округлых грудей текущее по ним вино.
Она протестует, но я извиняюсь и продолжаю своё дело. Она тоже загорается, её пальцы нежные и крепкие одновременно мнут мою спину, она покусывает мне ухо,
Отчего я чувствую какие-то щекочущие возбуждающие токи во всём теле.
Я жадно мну её груди, такие же, как её любимый виноград — твёрдая бархатная шкурка упругой ягоды, а под ней — сочная красновато-фиолетовая мякоть.
Камилла полулежит, откинувшись на спинку дивана, в томной позе одалиски, глаза её полуприкрыты, с губ срываются приглушённые стоны. Мы жадно целуемся, стараясь выпить друг друга до дна, её язык щекочет мне нёбо, вызывая приятные и в тоже время нестерпимые ощущения, руки наши на телах друг друга, её нежные крепкие пальцы мнут китайские точки на моих плечах, ещё сильнее возбуждая меня, затем пальчики, нежно щекоча, спускаются до крестца.
На груди Камиллы выступили капельки пота, полотенце уже давно упало с её волос цвета воронова крыла, растрепавшихся по дивану. Она уже доходит до кондиции, я тоже. Не в силах больше сдерживать себя, я опрокидываю её, она покорно подставляет мне себя.
Прежде, чем приступить к работе, я окидываю взглядом ювелирно отточенное тело моей возлюбленной. Крупные груди со среднего размера розово-коричневыми сосками, покоящиеся над хрупкой талией, которую можно сжать двумя пальцами, пышные бёдра, плавно переходящие во в меру мускулистые ноги, одним словом — не девушка, а мечта поэта.
Я достал своего дружка, к тому времени уже бившегося в истерике, осторожно раздвинул две створки розового бутончика её половых губок, между которых сочилась белая смазка. Затем, слегка поласкав их, я ввёл в её горячую огнедышащую и жаждущую мужской ласки женскую сущность свой не менее горячий каменный фаллос.
Камилла сжалась и тут же расслабилась. Она была похожа на иссушенную землю, на которую пролился благодатный дождь. Она содрогалась под моими ударами, крепко вцепившись в смятое покрывало дивана. Лицо её время от времени морщилось в гримасах наслаждения, груди колыхались,
Перед моими глазами поплыли цветные круги. Я почувствовал, что приближаюсь к пику наслаждения. Я весь напрягся, исторгнул в Камиллу свой сок и тяжело рухнул на мою возлюбленную…
Unhappy End
…И проснулся в тёмной душной спальне.
— Камилла, Камилла, — тихо позвал я её. Вместо ответа зашевелилось одеяло рядом со мной, из-под него показалась сонная растрёпанная голова моей сожительницы и недовольно спросила…
— Так-так, какая-такая Камилла. Это мы завтра выясним. А сейчас спи, завтра рано подниму.
Я не сомневался. Ольга это может. У-у-у стерва, зараза, мымра! Такой сон испортила! Да не будь ты дочкой декана грош тебе цена. Что говорится ни рожи ни кожи… носик- кнопка, бесцветная пакля вместо волос, вместо груди — уши спаниеля, фигура непропорциональная с целлюлитными бёдрами. В постели холодна как бревно, в рот не берёт, сосать не умеет, ничего не умеет. Да и ко всему ревнивая и самоуверенная дура.
*****
Я тяжело вздохнул, отвернулся от Ольги и закрыл глаза, но Камиллу больше так и не увидел.
III. СОН-ГАЛЛЮЦИНАЦИЯ
НАРКОТИЧЕСКИЙ БРЕД
Как хорошо! Ну же, Макс, войди в меня! Введи в меня иглу нашего счастья. А-а-а! Двигай, двигай, сильнее! О, я умираю!
Но кто это здесь? Они, зелёные чудища! Он "голубые" и хотят отыметь тебя, а затем разорвать на части и высосать твою кровь! Нет, я не дам тебя им, я рядом с тобой и убью того, кто тронет тебя пальцем… Они мстят мне, за то что я отняла тебя у них. Ну же, выеби меня! Пока ты меня ебёшь, они нас не тронут! Возьми пистолет. Застрелим друг друга, пока чудища до нас не добрались. Высшее наслаждение убивать из пистолета, смотреть, как жертва испускает последний вздох. Но ещё больше удовольствия быть застреленной тобой, Макс. Я с удовольствием отдам тебе всё то, что у меня есть, тело моё, душу мою, жизнь. Ну выстрели мне в сердце, выпей мою любовь, смешанную с моей солоноватой кровью. Мы всегда будем вместе. Иди сюда… Да… я чувствую твоего зверя в моей норе. Ах, мне щекотно, он так приятно скользит внутри. О-о-о! Господи, Господи! Ну же, ну же, испачкай меня всю, бей меня стервец, кусай меня, рви на части, только не покидай.
Мы уже в стране Утреннего Солнца, филоксера души моей. Ну, сделай мне укол, это так приятно! Спасибо. Давай свой локоть. Вот, попала. Любимый, дай мне утонуть в твоих серых глазах, дай мне кусать твои уши, Бери меня за руку и пошли, пошли на балкон.
Ты видишь всю эту красоту! Ах, что ты делаешь, хулиган! Нет, лучше застрели меня. Ведь наивысший оргазм — это когда душа расстаётся с телом. Да, да! И застрели себя!
Чудища приближаются к нам, стреляй быстрее, я у края балкона. Умирая, мы научимся летать…
Пробуждения не последовало…
Из милицейского отчёта…
"…"Сегодня утром Максим Торпаев 28 лет "сведения из паспорта о прописке и т.д." и Елена Беленко 25 лет "сведения из паспорта о прописке и т.д." будучи в состоянии наркотического опьянения сначала застрелились, а затем выбросились с балкона 15 этажа дома на улице Новая Ерофеевка, д. 13. Оба скончались до приезда "Скорой Помощи". Проблем с опознанием не было. "…"
*****
Брызги росы щекотали лицо. Болтался повод. По сыро земле предрассветного леса глухо отдавал — тугой шлёп конских копыт. От земли поднимался запах, он щекотал ноздри, пробирался глубже в гортань, лёгкие, лёгкие наполнялись этим запахом прелой земли, слежавшейся чёрной листвы, раскисших шляпок грибов. Вверху ветер набегал иногда на вершины больших дубов, плотно замыкавшие верхний ярус старого леса, но внизу было тихо, только шлёп, шлёп, шлёп копыта по мокрой земле.
По его грузному расслабленному телу струилась усталость от бессонной ночи и длинного перехода, она отяжеляла веки, струйками сбегала вниз, скапливалась в районе поясницы, плескалась в узких раструбах кожаных сапог. В голове было бездумье усталости, лишь звук копыт угрюмо протискивался через головные кости, звучал отдалённо и одиноко…
Дружина растянулась за ним не длинной цепью. Все молчали, как молчит всё в природе в этот час меж ночью и солнцем, когда спит всё и должно спать всё, только человек в вечной суетности и погоне за призраками нарушает иногда этот час покоя, но и он ощущает в глубине свою неправоту, оттого он немеет и цепенеет в этот час тишины и непреложного покоя…
По лесу двигался отряд. Звук быстро затихал за ним, но колыхание веток ещё долго звенело по их следу, разбрызгивая во все стороны тонкую пыль росы.
К нему подъехал поп.
— Скоро ещё? — не поворачиваясь и не нарушая своей расслабленной позы, бросил он.
— Должно близко.
— И верно говоришь, что язычничают в Дубрищах?
— Верь, князь, слову. Смущает там людей старый ведун Ярила, приносят они жертвы мерзкому Перуну-истукану и славят Хорса, веру подрывают и сеют недоверие к княжей власть и князьям как отступникам от старой веры.
— Коли правда сие — худо им быть, князь сурово сумеет наказать супротивников веры Христовой, — ответил он и снова погрузился в дрёму. Приблизившийся к ним старший тиун Дрыга подал свой голос.
— Говорят у Ярилы дочка — первая красавица на всю землю дряговичей.
Никто не ответил, голос прозвучал и затих.
Внезапно лес расступился.
Узкой полоской расплавленного металла сияло навстречу восходящее солнце. Солнце и весь воздух, прозрачно насыщенный им, ослепили глаза всадников после полутьмы глухого леса. Постепенно, когда глаза людей приспособились к новому свету, их зрению предстала картина неширокой реки, плавно петляющей средь мягких зелёных лугов, а вдали возле раскидистого дуба была видна большая толпа людей — мужчины, женщины, дети в пёстрых платьях и белых рубахах. Они медленно, ритмически двигались вокруг разукрашенного дерева и их торжественная песнь широким веером расходилась в высоту, лишь краешком доносясь до их слуха. Это был старый языческий гимн Солнцу.
Велий Хорсе
Велий Хорсе
Одари ты нас любовью
Одари ты ны скоты
Одари ты животы
Старые, слышанные с детства слова, старая, знакомая с детства мелодия дедов и пращуров не могла не отозваться в сердцах все этих людей, даже если и приняли они новую веру, привезённую с раскошных берегов Босфора, даже если и утопили священного дедовского Перуна в водах Днепра, но себя не враз переделаешь, не враз отбросишь свою память… Она будила воспоминания о детстве и тепле, мягких руках матери, шамкающем говорке лохматобородого деда, рассказывающего сказки и старые предания о Рюрике, Святославе и походах на Царьград, весёлые попевки и хвалы Бояна. Новая вера была холодна и сурова, она ушла с просторов полей, от сумрачного уюта лесов, замкнулась в каменных клетках ослепительно белых неживых церквей, где на человека с гневом и укоризной глядели раскосые лики мстительных патриархов и даже во взгляде богородицы не было доброты и утешения, и младенец на её руках никогда не улыбался…
Он оглянулся на спутников, обвёл глазами их затянутые пеленой воспоминаний лица, под его взглядом они съёживались, будто уличённые в чём-то непростительном и пустил своего коня вперёд.
Дружина с воплями и криками обогнала его, рассыпалась по полю, окружая язычников, которые при виде их бросились бежать к лесу, но, увидев, что путь отрезан, сгрудились вокруг высокого старика в белом и с длинной белой разлетающейся бородой.
— В воду их, загоняй их в воду! — возбуждённо вопил поп, радый, что так удачно застали язычничающих.
— Всадники конями и копьями стали загонять людей в воду.
— Князь, вот он, Ярила, главный хороводчик, — закричал поп, подскакивая к князю.
— Схватить и связать.
Несколько времени — и вся толпа была загнана в воду. Испуганные, они стояли по грудь в воде, теснясь друг к другу, женщины поднимали детей, они громко плакали от испуга.
Несколько дружинников, сверкая топорами и белым срезом щепы, принялись рубить священный дуб, а поп стоял на берегу и, размахивая крестом, бросал гневные слова.
О, погрязшие в грехе язычники. За вас смерть принял божеский сын Иисус Христос, а вы поклоняетесь дубам и чурбанам. Да не будет вам другого бога кроме триединого в сущности — бога-отца, бога-сына, бога — духа святого… Иначе гнев его будет на вас на небе и месть князей мира на сей земле. Не приносите жертв ни Перуну, ни Хорсу, ни прочим Ваалам, едино токмо десятину от трудов и промыслов ваших на церковь святую. Да будет так от сего и навеки. Аминь! — и размашисто махнул два раза в воздухе тёмным распятием. А затем уже деловым тоном. — Подходите по одному принимать крещение от креста животворящего.
Дружинники, заехав в воду на конях, копьями стали толкать людей, они по одному подходили к кресту, а стоящий перед попом дружинник с головой макал подходящих в тёплое молоко воды под громкие крики и гогот стоящих на берегу, очищая их водой от скверны бесовских заблуждений языческой веры.
Поп давал язычникам целовать крест, крестил их по воздуху, продолжая говорить какие-то грозные речи об аде, вечных муках и суровых пророках.
Ярила стоял связанным под деревом. Он подъехал к нему.
— Почто, старик, смущаешь дедовскими побасками, отвращаешь их от веры, в которую мы всем приказали верить?
Ярила вскинул голову. В глазах не было страха.
— Крамолу и смуту сеешь по Русской земле, князь. С этой верой наши деды крепили Русь, били греков, булгар и печенегов, и стояла Русь крепла.
— То всё раньше было. А прежняя вера была одна глупость и недомыслие, поклонялись бесчувственным истуканам. Нынче новая вера в Иисуса Христа и как сказано, так и надо смердам верить.
— Отомстят старые боги, — бешенно шипел старик, отчего князю стало совсем не по себе, — ох, горько ещё отомстят за обиды и поругание киевского Перуна, много слёз прольётся Руси, кровавыми слезами умоется, красной водой колодцы позаливает, Христос ваш не русский бог, его греки выдумали и вас одурачивают.
— Предай его смерти, князь, — подскочил поп, — непростительно такое богохульство на сына человеческого.
Страх перед этим связанным человеком сам подсказал.
— За твоё супротивство смерти горькой предаю тебя, старик, чтоб урок для всех остался. Привязать к деревьям.
По трое дружинников бойко слазили на стоящие рядом берёзы, пригнули вершины и споро привязали к ним за ноги Ярилу. Несколько человек сдерживали деревья, чтоб они не разогнулись. Очищенный и окрещённый народ в мокрых грязных одеждах жалкой толпой сгрудился кругом.
— Так будет со всяким, кто супротивится церкви и князьям, — проповедовал поп. — Унесите в сердцах ваших эту казнь и помните её.
Заглушая слова попа, громко кричал Ярила.
— Будьте твёрды в старой вере, люди русские, она истинная.
Он хотел приказать заткнуть старику рот, но затем передумал — пусть кричит, помирать всё лучше с криком.
— Все смотрели на него, ожидая сигнала. Он поднял руку.
В этот момент раздался крик, удержавший ею от падения.
— Вон Ядвига, дочка Ярилы.
Не опуская, он обернулся и увидел выехавшую из леса на коне молодую женщину, в нерешительности остановившуюся одаль. Должно действительно красавица, подумал он, разглядывая её фигуру, уверенно и свободно сидевшую на своём мохнатом коньке — и опустил руку.
Враз вершины были опущены и две бело-красные половины того, что ещё только было единым телом старого ведуна, взлетели прямо в глубину неба, брызгами крови окропив всех стоящих и окутав всё вокруг запахом парного человеческого мяса. Вдох ужаса и страха вырвался как из одной груди. Заголосили бабы, заплакали дети…
Внутренняя сила снова заставила его обернуться в сторону дочери разорванного ведуна. Она сидела неподвижно на коне, повидимому до неё дошло страшное значение происшедшего, её плечи поникли, руки, сжимавшие повод, безвольно опустились на гриву коня.
Жарко шептал на ухо Дрыга.
— Девка — первая красавица на всю землю дряговичей.
Неосознанным движением он толкнул коня по направлению к женщине, неотступно глядя на неё. Её лицо расширилось, стали проступать отдельные черты.
Она очнулась, резко повернула коня и поскакала в лес.
Пришпорив, он влетел вслед за ней. Ветви хлестали его по лицу, он уклонялся от них машинально, не отрывая взгляда от мелькавшей впереди спины, которая ни приближалась, но и не отдалялась, как ни горячил он коня, ни пришпоривал его кованными сапогами. Её конёк был, видать, вынослив и быстр.