Потеребив его около минуты, она обернулась к Насте со скорбным выражением на лице и развела руками: "Нет, что бы я ни делала, он все такой же маленький и мягкий". Со вздохом Карина поднялась и спросила Егора: "Что, вообще больше не стоит?". Егор отрицательно покачал головой. "Никогда?" "Никогда, — отозвался Егор. В его серых глазах заблестели подступившие слезы. "Я рада, — облегченно вздохнула Карина. — это значит, что ты больше не представляешь опасности для девушек и женщин. Не представляю даже, каково это стать импотентом в восемнадцать лет. Ты ведь так любил трахаться, а теперь все жизнь с мягким членом между ног ходить. Ни одну девушку больше трахнуть не сможешь. Даже подрочить не получится". "Твой хуй ни на что не годен — рассмеялась Настя, — надо будет намекнуть твоей сестре, что если она захочет свести с тобой старые счеты, ей стоит оторвать тебе эту пипетку". "Теперь повернись к нам жопой, — сказала Карина — нагнись и раздвинь булки".
Егор послушно наклонился и раздвинул ягодицы, на одной из которых была татуировка PR! SON, а на другой — B! TCH. "Круто тебя там разукрасили! Кольщику респект! — Настя подошла вплотную и принялась снимать. "Жееесть! Никогда такой разъебанной дырки не видела. Неудивительно, что у тебя жопа говно не держит" — с отвращением отметила она. Кольцо анального сфинктера словно распухшие синюшного цвета губы, выпяченные для поцелуя, окружало зияющее отверстие, в глубине которого алел кончик кишки. "Часто тебя там в жопу ебали?" — спросила Карина. Егор захныкал: "Каждый день: По десять человек". "Вот, — подметила Настя, не отрываясь от камеры, — так тебе и надо.
Десять хуев в жопу каждый день. И так будет с каждым парнем, который посмеет дотронуться до девушки без ее согласия. Каждый вечер, занимаясь классным сексом с моим новым парнем, я в тайне от него представляла, как в то же самое время где-то в грязной вонючей камере тебя ставят раком и жестко ебут в жопу, а ты вопишь от боли и унижения". "Ладно, достаточно, — подытожила Карина, — можешь одеваться". Шмыгая носом и размазывая по лицу слезы, Егор стал собирать разбросанную одежду. Карина продолжила: "Наше общественное движение подготовило поправки в уголовный кодекс, предусматривающие принудительную хирургическую кастрацию всех юношей и мужчин, старше шестнадцати лет, осужденных за изнасилование и сексуальные домогательства. С сегодняшнего дня ты, Егор, — лицо этой кампании". "Я не понимаю: " — проговорил Егор. "Все просто, мальчик, — улыбнулась Карина, — помнишь это?" — она достала из сумочки и развернула ту самую фотографию из журнала, сделанную три года назад.
С фотографии на Егора смотрел улыбчивый красивый подросток с плоской грудью и узкими бедрами. "Очень скоро по всем городу будут висеть баннеры с двумя твоими фотографиями — на одной ты будешь таким, каким тебя запомнили жители этого города, а на другой — таким, каким мы с Настей увидели тебя сегодня: на ней будет все тот же парень, но уже импотент без яиц и с крошечным членом, сиськами и толстой бабьей жопой. Об опасностях сексуального насилия в отношении девушек юноши также узнают из буклетов, которые будут богато проиллюстрированы фотографиями твоей раздолбанной в тюрьме жопы". Карина достала из сумочку пачку банкнот, отчитала 200 марок и кинула их на стол рядом со смятой пятеркой, оставленной клиентом Егора. К этом времени Настя уже убрала камеру и вышла из комнаты. Карина последовала за ней, но остановилась у порога и, обернувшись в последний раз, с вызовом бросила Егору: "Вообще-то ты должен быть мне благодарен!" "За что?" — сдавленно всхлипнул он. Карина кокетливо подмигнула Егору: "Тебе же всегда так нравились чужие сиськи. Теперь у тебя есть свои".