— Снимай, не зли меня! А то добавлю десяток за все эти сопли.
Отвернувшись к стене, Костя стал трясущимися руками расстегивать брючный ремень.
— Поворачиваться к стене я не просила! — холодно отчеканила мать.
Закусив губу, Костя развернулся лицом к Татьяне. Расстегнул джинсы и спустил их на щиколотки, оставшись в тёмно-синих облегающих трусах.
— Ремень вынь, будь добр, — спокойно попросила родительница. — Он нам, похоже, понадобится.
Костя присел и негнущимися пальцами стал вытаскивать из петель толстый кожаный ремень; на это ушло у него минуты две. Таня, прищурясь, смотрела на сына, слегка покусывая губы; Света, чувствуя себя крайне неловко, продолжала оглядывать комнату.
Наконец, парень закончил своё копошение, поднялся на ноги и отдал ремень матери; после чего остался стоять возле неё, нервно теребя пальцами рубаху.
— Трусы! — отрывисто бросила Татьяна, взвешивая в руке тяжёлый ремень.
— Мама, ну я прошу тебя! — прошептал Костя; на глаза его навернулись слёзы.
— Так, теперь за каждое лишнее слово буду начислять по десять дополнительных ударов! — зло сказала мать. — Это последнее моё предупреждение! Трусы!
Глядя в пол, Костя спустил на щиколотки трусы, медленно выпрямился. Длинная фланелевая рубаха, в бело-синюю клетку, всё еще прикрывала его тайны.
— Задери рубаху!
По-прежнему глядя в пол, Костя задрал на себе рубаху.
Светлана внутренне присвистнула: прибор у мальчика оказался таких размеров, что дело, действительно, нуждалось в изучении.
— Ну? — Татьяна повернулась к подруге. — Это нормально?
— Что ж тут ненормального? — с невольной дрожью восхищения в голосе ответила подруга. — Великолепный образчик мужского достоинства. Костя, подойди, пожалуйста.
Костя на деревянных ногах, путаясь в джинсах, прошаркал несколько шагов к докторше. Света достала из заднего кармана своего денима одну из пары заранее заготовленных резиновых перчаток, надела на правую руку.
— Ещё ближе… Рубаху сними совсем, пожалуйста.
Мальчик одним движением сбросил рубаху и держал её в руке, придвинувшись к докторше вплотную. У него оказалось стройное мускулистое тело, с широкими плечами и узким тазом. Кожа у Кости была очень белая, и тем контрастнее выделялся на этой почти молочной белизне тёмный, огромный срамной уд в венчике курчавых рыжеватых волос.
— Что это ты такой белый? — спросила врачиха, пытаясь снять напряжение у пациента и скрыть собственное волнение. — Не любишь загорать?
— Не люблю, — отрывисто ответил парень.
Светлана рукой в перчатке с удовлетворением провела пальцем по чуть заметному шраму от удалённого аппендикса: хорошая работа. После чего принялась ощупывать Костин прибор. Пациент заметно напрягся. Оголение головки прошло без сучка без задоринки, но когда Света взялась за яички мальчика, член его вскочил. В эрегированном состоянии Костин жезл, действительно, производил устрашающее впечатление. Не удержавшись, медработница крякнула. "Тут явно больше двадцати сантиметров, — подумала Света. — И толщина какая! Вот это, я понимаю!"
— Уже, наверное, лет пять или шесть, когда я его порю, — озабоченно сказала мать, — у него всегда такое. Эрекция, в смысле. Даже ещё до того, как дойдёт до дела — вот как сегодня: трусы с него снимаешь, и на тебе! Разве это нормально?
— А хлестать ремнём ребёнка — это нормально? — запальчиво отрезала Светлана, ни на секунду не отрывая взгляда от великолепия Костиных доспехов.
Татьяна обидчиво поджала губы.
— У Жэ-Жэ Руссо было то же самое, — прошептал Костя. — А если ещё и руками трогать…
— Что? — грозно повернулась к нему мать.
Света улыбнулась.
— Костя говорит, что то же самое было у Жан-Жака Руссо, философа, когда его в отрочестве секла какая-то родственница. Он пишет об этом в своей "Исповеди".
"Насколько я помню, — подумала Светлана, — одна та порка во многом определила жизнь Жэ-Жэ. А тут такая байда регулярно. Что из этого выйдет?"
— Ну, тем более, — проворчала мать, — вот видишь! Берёзовая каша в детстве никому ещё не повредила.
— Вообще-то, эрекция во время порки — это обычное дело, — пробормотала Света, продолжая изучение замечательного Костиного хозяйства. — Насколько я знаю, — добавила она торопливо.
— Да? — искренне удивилась Таня. — Это значит, им типа где-то нравится эта процедура?
— Мне она совсем не нравится, — быстро выпалил Костя.
— Ну, может дело в другом… — задумчиво протянула женщина-хирург. — Может, этими эрекциями ребята подсознательно хотят сказать своим матерям, тёткам и старшим сёстрам: пусть сегодня мы в вашей власти, вы нас мучаете и унижаете, но у нас против вашей сестры есть вот какое оружие…