— Ох, только не дави так на мочевой, пожалуйста.
— Но может ты сначала тогда сходишь:Ты и правда хочешь писать? — удивился я.
— Я хочу тебя, дурачок! — она резко развернулась ко мне лицом и закрыла мой рот жарким поцелуем.
Мои пальцы проникли к ней между ног и погрузились в горячую влагу между половых губ. Людмила сразу вся обмякла и чуть развела свои полные ляжки, дав мне возможность исследовать на ощупь ее щель. Мы яростно целовались, она пожирала мои губы своим хищным, требовательным ртом, а ее влагалище буквально истекало смазкой.
— Все, больше не могу, — выдохнула она, вдруг отстранившись. Она встала на четвереньки, развернувшись ко мне попой, и окончательно спустила комбинезон. В потемках были видны увесистые ляжки и необъятная, обтянутая белыми трусами попа. Люда оказалась значительно более полной, чем выглядела в одежде. Я сам от себя не ожидал, но меня невероятно возбуждало это зрелище. Я склонился к ней и стал медленно стягивать с нее трусы, но она нетерпеливо вильнула бедрами, явно приглашая меня скорее войти.
Ее половые губы были такими же пухлыми, как и все тело. Мой член чуть ли не наполовину погрузился в затопленную горячей смазкой расщелину между ними, прежде чем уткнулся во вход во влагалище. Я на несколько мгновений растерялся, потому что не смог сразу войти — мышцы у входа были плотно сжаты. Тут Люда резко подалась мне навстречу, прошипев: "ну давай же, умираю, ссать хочу", и мой член проскочил внутрь. Там было очень тесно, а нижняя стенка была тугой, как мяч. Я понял, что это из-за полного мочевого пузыря. Она слегка повизгивала сквозь стиснутые зубы при каждом ударе моего члена, и я боялся, что она может не сдержаться и вскрикнуть во весь голос. Сознание такой возможности не давало мне толком расслабиться и я долго не мог кончить. Но Людмила подмахивала все сильнее, и вот наконец я выплеснулся в ее разгоряченное нутро.
Почувствовав, что я кончил, она сразу же отстранилась, мой член вышел, и я сел на траву рядом с ней. Люда еще немного постояла на четвереньках и, встав на ноги, быстро подтянула трусы, поправила бюстгалтер, и деловито стала облачаться в комбинезон. Я тоже поправил одежду и мы, вернувшись к крыльцу, закурили. Некоторое время стояли молча, и я пытался разглядеть выражение ее лица. Все-таки я не выдержал:
— Люд, а как же пописать?
— Я могу терпеть целую вечность, — улыбнулась она.