Молчание. С минуту, точно.
— Маш, а можно к тебе? А?
Молчу и соображаю. Сердце колотится. Сразу согласиться? Стремно как-то.
— В каком смысле? — кошу под дурочку.
— Пусти погреться, — умоляющие нотки.
— Неужели так холодно?
Молчание красноречивее слов. Эдик аж свесился с кровати, поддавшись вперед.
Я придвигаюсь плотнее к стене.
— Ложись. Только спать не мешай.
Под тяжестью Эдика кровать скрипит, он падает в углубление посередине, и я почти скатываюсь на него.
Я даже не помню, была ли прелюдия в виде нежных слов, прикосновений и неловких поцелуев. Какая там нежность, когда хочется, чтобы в тебя вбили поскорее член, заполнили все до отказа, сильно оттрахали, без чувств, без мыслей и лишних слов! Эдик впился в губы, руками схватил мои немаленькие груди, я вцепилась ему в волосы. Он обхватил мою задницу своими лапами и запросто посадил себе на х… Я мокрая уже давно. Еще с шашлыков. Не буду врать, Эдика вожделела с вечера. Сначала мы осторожничали, смущенно хихикали, замирали при малейшем шорохе за дверью. Я представляла возмущенного от стыда за сестру брата и ухмылки остальных, и меня это здорово охолаживало.
Но к черту пуританское ханжество. Хочу трахаться с мужиком, которому дела нет, что у меня в голове, который меня элементарно хочет поиметь, как кобель суку!
Кому не нравится — может выйти покурить или пописать.
Все же, чтобы уменьшить амортизацию кроватных пружин, я склоняюсь к эдиковой голове, прижав его мощной грудью к подушке, привстаю чуть-чуть и сажусь глубоко, ерзая на члене, усаживаясь как баба на заварочном чайнике. Целую шею, пытаюсь найти губами соски в волосатой груди, лижу их и высасываю, провожу языком по диаметру, покусываю. Пока целую один, пальцами мну другой. Спускаюсь к члену.
Инструмент у Эдика что надо: большой (даже слишком), толстый, сильный, реагирующий на сжатие тем, что становится еще больше и толще. Затолкать в рот все это сокровище физически нереально. Мой маленький ротик, растягиваясь, впускает в себя две трети этого грандиозного скопления пещеристых тел. Я сумбурно, без мыслей в голове, как заводная, вылизываю пенис, провожу языком по выдающейся вене, вбираю каждое яичко в рот, сосу, постанывая, вылизываю член как кошка котенка, опускаюсь губами к головке, и ввожу член в рот как во влагалище. Эдик кончает. Сперма, фонтанируя, толчками брызгает мне в рот. Я сглатываю, не вынимая изо рта член, облизываю его нежно, целую в уретру напоследок. Эх, люблю я это дело! От Эдика пахнет потом, этот запах меня возбуждает всегда. Я хочу еще!
Долго мы не отдыхали. Эдуард лег на меня сверху. Вдавил свой член в меня и начал двигаться. О, как мне нравится, когда меня трахают сильно и быстро! Давай еще, еще!! Руками хватаюсь за спинку кровати, армянин тяжело дышит, я пыхчу как паровоз по прибытии на станцию, дошла до такого взвода, что кайф кончить! Кончить и отрубиться! Тяну руку к клитору. Оппа, неприятный сюрприз! Мою руку пригвождают к подушке, типа мешает процессу отъеба. Ну да, неудобство есть: живот Эдика звучно хлопает о мой, и пальцам между ними не место. Плевать! Он кончает, а мне нельзя, что ли?? Тянусь другой рукой. Вот тебе на! Это похотливое животное своей пятерней прижимает вторую руку к подушке. Теперь я вообще двинуться не могу. Он на меня всем телом наваливается, не останавливается, трахает, трахает, трахает. Короче, имеет меня по-армянски эгоистично. И плевать ему, что я чувствую. Но мне хорошо! Так и надо! Очень хорошо! Но хорошо кончить еще лучше. Вырываю руку, тянусь к клитору. "Ах ты, сука! Не трогать!" Я не ожидала такого поворота событий. Ну и друг у моего брата! Чему он его учит? Теперь одной лапой он держит за моей головой обе руки, а другой:. хлобысть!!! меня по щеке! Я чуть не кончила! Не сбавляя обороты, Эдька трахает. Вау, меня насилуют по моему желанью и хотенью, грубо имеют, матерят последними словами. Называют сукой, пиздой и шлюхой. Вхожу в раж, подыгрывая, вырываюсь, получаю еще одну оплеуху, мат в свой адрес, член чуть не в матку. Я как безумная, вторю движениям, верчу головой, не сильно стараясь увернуться от пощечин, вслушиваюсь в матерные слова. Еще, еще раз обзови меня пожестче и, ради всего на свете, не останавливайся! Какое сексуальное животное счастье! Мозги в отрубе, совесть в нокауте, стыд на первом этаже остался. Кровать уже не скрипит, она стонет, бьется об стенку, ножки гнутся. Неужели все спят, как пьяные хорьки?
Меня переворачивают на живот, трахают как собаку, а потом Эдька входит в задницу. Честь ему и хвала, что руководила процессом проникновения в анус я. Обхватив член рукой, заранее ужасаясь, как такой орган поместится в моей ну маленькой попке, делаю героическое усилие расслабиться, представляю как мне будет приятно, когда он будет там, смазанный влагалищными соками и потом хозяина, стекающим по животу вниз. Дружно входим. И совсем не страшно! У страха все члены велики. Поначалу медленно, а потом разгоняется, Эдькин член чувствует себя в заднице как дома. То есть входит и выходит, быстро и не очень, то вытаскивается до конца, то вталкивается вглубь по самое основание, прохладные пушистые яички приятно щекочут. Достаю рукой до клитора, он набух и почти бесчувственен. Тронь его, и он кончит, разливая волнами энергию как сперму по всему телу. Жду, когда Эдька кончит. Если кончу первой — не видать ему второго оргазма как своей задницы. И он кончает, вгоняя член до упора. Усиленно дрочу клитор и вторю ему. Содрогаюсь, дернувшись на члене пару раз по инерции, и валюсь на постель. Все, меня не трогать. Я кончила. Эдик вытаскивает член. Чувствую, как внутри меня все булькает. Завтра полдня в туалет бегать буду. Он уходит к себе на кровать, и мы затихаем. В моей жизни такого наслаждения еще не было, если даже спустя два года не могу забыть.
Может, повторить?