Ванная большая, не как в моей хрущёвке. На стенах кафель, зеркала, поблёскивает хромом импортная сантехника.
— Одежду можешь повесить вот сюда. Дверь не запирай.
Он выходит. Это почему это "не запирай"? Впрочем, ослушаться не осмеливаюсь, раздеваюсь, лезу под душ. Скорее помыться и одеться, успеть до его прихода. Хотя, какая разница — минутой раньше, минутой позже. Скорее бы всё это кончилось! Дверь открывается. Пришёл, гад! Я отворачиваюсь, продолжая намыливаться, и спиной чувствую его взгляд, прожигающий меня насквозь. Стою голый перед человеком, пожирающим меня глазами и чувствую, как меня захлёстывает стыд и, почему-то, возбуждение. У меня начинается эрекция. Мыло падает в ванну. Нагибаюсь, смотрю украдкой назад. У него взгляд человека, истекающего слюной. Мою мылом член, который он только что ласкал рукой, и чувствую, как он наливается кровью. Стараюсь отвлечься, думать о чём-то другом — бесполезно! У меня чудовищная эрекция. Член просто упирается в пупок, головка полностью оголилась. Я уже давно закончил мыться, но не могу себя заставить повернуться назад.
— Вот полотенце.
Приходится обернуться. Олег, не отрываясь, смотрит на мою восставшую плоть. В глазах восторг и вожделение. Выхожу из ванны, беру из его рук полотенце, вытираюсь. Он, похоже, готов упасть в обморок. Тянусь за одеждой.
— Это тебе не понадобится. Пойдём.
Так, понятно. Ну что ж, знал, куда шёл. Мы возвращаемся в комнату. Эрекция чуть спала. Впрочем, ненадолго. Он опять начинает пожирать меня глазами, и мой дружок, почему-то, отвечает на это новым приступом мощной эрекции. Мне уже становится на всё наплевать. Стою перед этим сатиром во весь рост, не пытаясь прикрываться, и смотрю, как он жадно меня рассматривает.
— Садись в кресло, выпей.
Странно, я думал, он мне сразу предложит принять коленно-локтевую позу, так горят его глаза. Сажусь, наливаю. Я уже очень пьян, но хочу напиться ещё сильнее, чтобы ничего не чувствовать, когда начнется ЭТО.
— Я тоже приму душ и сейчас вернусь.
Полученная передышка так желанна, что когда закрывается дверь, я смеюсь от счастья. Похоже, я сделал ошибку. Я не должен был сюда приходить. А что, если удрать? Я пьяно смеюсь, представив вытянувшееся от разочарования лицо моего мучителя, когда он, вернувшись из ванной, не найдёт меня. Да нет, невозможно, у меня вся одежда осталась в ванной. Что же мне, голым что ли бежать?
Сейчас он придёт, поставит меня раком и трахнет в жопу. А я оставил баночку с вазелином в кармане джинсов в ванной. Чем бы намазать? А, вот, бутерброд. Я становлюсь на четвереньки провожу указательным пальцем по бутерброду и смазываю задний проход сливочным маслом. Скорее, пока он не пришёл. Успел!
Снова сажусь в кресло. Эрекция прошла. Член опал и спокойно лежит на левой ноге. Головка по-прежнему оголена. Я видел журнал для женщин, кажется, "Playgirl". Там мужики были сфотографированы голые. Тоже без эрекции, но с оголёнными головками. Или они просто обрезанные?
Открылась дверь в ванной, слышны шаги босых ног по паркету. Сейчас начнётся!
Он входит, вопреки ожиданию, не голый. На нём купальный халат. Он ласково улыбается, подходя ко мне вплотную. Кладёт мне руку на голову, нежно гладит. Другой рукой развязывает пояс, раздвигает полы халата. Вижу в пяти сантиметрах от своего лица его, ещё наполовину опавший член. Мне никогда ещё не приходилось видеть член так близко. Головка наполовину оголена. Она уже начала наливаться кровью, но ещё чуть сморщена.
— Открой ротик, — он говорит хриплым шёпотом.
Что? Взять ЭТО в рот?! Да он с ума сошёл! Я уже внутренне подготовился к тому, что мне придётся постоять некоторое время раком, пока он будет обрабатывать меня сзади. Но я не мог и предположить, что он захочет поиметь меня через рот! Нет, я к этому не готов! Я… я… А что я, не знал куда шёл, что ли? Ведь придётся пройти и через это унижение!
— Ну, чего ты? Открывай!
Он весь дрожит от нетерпения. Член растёт, набухает в пяти сантиметрах от моего лица. Его нельзя назвать большим, скорее средний. Толстые синеватые вены змеятся вдоль тёмно-красного ствола. Кожа сдвинулась, полностью обнажив лиловую головку. Теперь она гладкая и блестящая от переполняющей её крови. Но как же заставить себя взять ЭТО в рот?! Член приближается. Пытаюсь отпрянуть, но рука, которая только что гладила мои волосы, крепко держит, не давая отвернуться. Головка касается моих губ. "Всё, отступать поздно! Ты уже пидор!" — мелькает в голове.
— Ну же, открывай! Чего ты?
Олег уже стонет, пытаясь протолкнуть член через мои плотно сжатые губы. Я понимаю, что мне всё равно придётся через это пройти, но ничего не могу с собой поделать. Какая-то сила заставляет меня сжимать зубы, и член только елозит по губам, не входя вовнутрь. Похоже, эта игра его только возбуждает. Он стонет от наслаждения и всё сильнее давит мне на затылок, пытаясь войти. Я мотаю головой, отворачиваюсь, стараясь оттянуть этот момент. Но отступать действительно уже поздно. Я делаю над собой усилие и буквально заставляю себя открыть рот. Почувствовав, что путь свободен, он тут же перестаёт подталкивать. Я сижу с открытым ртом, его головка лежит у меня на языке. Он не торопит события. Я должен всё сделать сам. Я открываю рот шире и беру член полностью в рот. Вопреки ожиданиям, я не чувствую неприятного запаха или вкуса. Член резиново-упругий и тёплый. Я нащупываю языком уздечку. Это, как известно, самое чувствительное место. Провожу по ней языком, потом ещё и ещё раз. Ну что же, если я дошёл до того, что добровольно взял в рот, постараюсь сделать так, чтобы он побыстрее кончил. От мысли о том, что мне придётся глотать чужую сперму, я холодею от ужаса. Впрочем, реакция моего поникшего было дружка оказывается неожиданной. При мысли о кипящей пузырящейся сперме, вливающейся в мой рот, да и вообще о страшном унижении, которому я подвергаюсь, он вдруг начинает шевелиться, приподнимается и вскоре начинает предательски покачиваться в такт моим движениям.
Мне ничего больше не остаётся, как пройти эту пытку до конца. Работа мне предстояла тяжёлая и непривычная. Я пытаюсь представить, что это не я, а мне сейчас будут делать минет. Я должен делать именно то, что мне самому понравилось бы больше всего. Я открываю рот ещё шире, ввёл член поглубже в рот, так, что он касается нёба, плотно обхватываю губами ствол пониже головки и начинаю движение головой назад, заставляя кожу прикрыть головку, потом вперёд, оголяя головку, и щекоча одновременно уздечку языком. А после касания головкой нёба — опять назад. Вперёд-назад, вперёд-назад. Да, такие движения мне, пожалуй, понравились бы. Стараюсь поплотнее прижимать губами кожу на стволе члена и поддерживать темп. Я, например, люблю, чтобы темп был высокий. Вперёд-назад, вперед-назад. Мне бы такое очень понравилось! Не забывать про уздечку! Плотно прижимаю языком головку к нёбу при каждом движении вглубь и так же плотно губами кожу при движении наружу. Вперёд-назад, вперед-назад. Что ещё? Ага, я же забыл про яйца! Я, например, люблю, чтобы их немного помяли. Сделаю и я так же, помассирую их немного правой рукой. Вперёд-назад, вперед-назад. Стараясь держать такой темп, непроизвольно делаю слишком глубокие движения. Член проникает глубоко в горло, немного больно. Шея устала от непривычной работы. Вперёд-назад, вперед-назад. Ещё быстрее! Не так уж это и противно. Вперёд-назад, вперед-назад. Яйца под пальцами напрягаются, плотнеют, подтягиваются кверху. Чувствую, как по его ногам пробегает судорога, потом другая. Кажется, ему нравится! Да я и сам возбуждён до предела. Мой дружок упирается мне в пупок, трётся, он раздулся от прилившей к нему крови, он готов выплеснуться при первом прикосновении.
— А я вижу, тебе понравилось!
Чувствую, что и его член раздулся и вибрирует во рту. Вперёд-назад, вперед-назад. Он непроизвольно делает движения навстречу. Вперёд-назад, вперед-назад. Слышу стон наслаждения. Я хорошо делаю свою работу! Нет, так он слишком быстро кончит. Надо его немного помучить! Вынимаю член изо рта, облизываю нижний край его оголённой головки вращательными движениями, а потом начинаю щекотать уздечку. По всему его телу пробегают конвульсии, заканчивающиеся дрожью на самом кончике. Интересно, какова на вкус его сперма? Он не выдерживает пытки, пытается протолкнуть член глубже в рот. Слегка отстраняюсь, продолжая щекотать его языком. Он вдруг тоже отстраняется, я непроизвольно тянусь вслед.
— А ты способный мальчик. А теперь, иди на диван, вот сюда в уголок и подними коленки как можно выше. Ещё выше, к самому лицу. Вот так.
Я понимаю зачем, но уже не протестую. ЭТО должно случиться рано или поздно. Я полностью смирился со своей участью и готов выполнять все приказания. Лежу на диване, согнувшись почти пополам и задрав ноги чуть не к ушам, как он велел, и чувствую очередной прилив возбуждения от сознания своей униженности и полной подчинённости чужой воле. Я не вижу, ЧТО он делает, но знаю, ЧТО должно сейчас произойти и терпеливо жду.
— Раздвинь попу!
Послушно раздвигаю обеими руками ягодицы. Чувствую, как он гладит и массирует мой анус. Пальцы густо смазаны каким-то кремом, он засовывает один из них в задний проход. Смазанный палец входит легко. Сфинктер в первый момент импульсивно сжимается от непрошеного вторжения, но усилием воли я заставляю его расслабиться. Знал же, куда шёл! Он тщательно смазывает мой задний проход снаружи и изнутри. Какая забота! Я напрасно беспокоился. Ну, что теперь? Ага, вот оно началось! Он тянет меня за яйца, регулируя высоту моего заднего прохода для своего удобства. Чувствую прикосновение к анусу его горячей головки. Заставляю себя расслабиться. Прикосновение превращается в давление, которое всё нарастает, но член никак не входит в моё девственное отверстие. Полностью расслабляю мышцы ануса, чувствую, как они начинают растягиваться. Это больно, но терпимо. Он давит, толкает, боль усиливается, сжимаю зубы, чтобы не закричать. И вот, наконец, головка, преодолев сопротивление неразработанных мышц моего заднего прохода, проскальзывает вовнутрь. Чувствую, как толчками входит в меня его член, заполняя собой прямую кишку. Глубже, ещё глубже, и вот его мошонка хлопает по моим ягодицам. Член вошёл полностью. Боль отступает. Он начинает делать фрикции, то вынимая из меня свой член наполовину, то толчком загоняя его обратно. Ощущение сильно отличается от того, что я испытывал когда-либо раньше. Это не ручка от молотка и не пластмассовый фаллоимитатор. Это настоящая живая горячая плоть! Он сильными толчками вгоняет его на всю длину, и я чувствую, как он касается головкой какой-то точки где-то в самых моих глубинах. И каждое это касание отдаётся вниз, в яйца необыкновенно приятным щекотанием. Полное впечатление, что меня трахают прямо в яйца! Сфинктер с трудом переносит состояние своей растянутости и судорожно пытается сжаться. Невозможность сделать это добавляет остроты моим и без того необыкновенным ощущениям. Поникший было из-за боли член вновь восстал, да так, что мне становится немного больно от распирающего его давления. Чувствую, как нарастает приятное щекотание в яйцах и понимаю, что, если ЭТО продлится достаточно долго, я смогу кончить, не касаясь своего дружка.
*****
С этого дня жизнь моя потекла по принципу: "Плохо… хуже… совсем плохо… ещё хуже… ". Как в том анекдоте: "Я знал, что жизнь полосата, но, жалуясь недавно на невезение, я не знал, что это была белая полоса". Я регулярно посещал следователя и с каждым визитом всё больше укреплялся в мысли, что избежать тюрьмы мне не удастся. Сломанная нога срасталась плохо, сказывался преклонный возраст потерпевшей, так что по прогнозам врачей период временной нетрудоспособности грозил растянуться на пару месяцев. Пропорционально ему удлинялся и срок, который с садистской усмешкой обещал мне "мой" следователь. Он каждый раз прибавлял по году, и в конце концов пообещал мне минимум пять лет общего режима. Он на все лады расписывал ужасы, ожидающие меня на зоне. По его словам, эти пять лет я проведу, в основном, лицом к стене, так как из-за моей смазливой морды, блатные наверняка сделают из меня петуха. При этом он каждый раз добавлял, что всё могло бы быть иначе, если бы в деле не присутствовало заключение медэксперта о моём алкогольном опьянении. "Вот если бы этого листочка бумаги здесь не было, ты получил бы максимум два года условно. "
Воспитанный на телесериалах, типа "Следствие ведут знатоки", я верил в неподкупность стражей порядка и не сразу догадался, что следователь намекает на возможность сделки. А догадавшись наконец, сказал, что умею быть благодарным, и что пошёл бы на всё, что угодно, если бы эта бумажка вдруг потерялась.
— Что ж, это замечательно, — заговорил Олег Иванович вдруг странно ласковым голосом, — я рад, что ты понимаешь, что всё в моих руках, и, надеюсь, не откажешь мне в одной маленькой услуге… интимного характера.
Говоря это, он положил руку мне на бедро и стал его слегка поглаживать. Сказать, что я был шокирован — значит ничего не сказать! Я подозревал следователя во взяточничестве и был готов обсуждать вопрос о размере взятки, но предположить, что он — голубой и что он станет меня вот так шантажировать… Его рука тем временем уже гладила меня между ног. Пальцы принялись ощупывать мой член, который предательски дёрнулся и начал напрягаться под его ловкими нажатиями. Я сидел не дыша и боялся пошевелиться. Наверное, мой совратитель прочитал в моих глазах отвращение, потому что он вдруг вскочил и нервно зашагал по кабинету.
— Я вправе тебя отправить в СИЗО прямо сейчас. И я это сделаю, если будешь упрямиться. Напишу, что подозреваю тебя в намерении скрыться. А потом я лично прослежу, чтобы там, в СИЗО, "опустили". Смотри, парень, думай. Разок-другой здесь, на воле, в чистой квартире, так, что никто никогда не узнает, или пять лет подставлять жопу всем желающим на зоне, — его голос становился всё более жёстким, — Я тебе даю время до вечера. Ровно в восемь часов ты явишься по этому адресу, — он черкнул на листке бумаги адрес, — если нет — пеняй на себя! В понедельник можешь приходить с вещами. Да не бойся ты так! — голос снова стал вкрадчивым, — Подумаешь, великое дело. Один раз — не пидарас! — он хрипло рассмеялся.
Преодолев сложную смесь чувств, состоящую из страха перед будущим, ненависти и отвращения к этому выродку, смущению, и, почему-то, сексуального возбуждения, я поднял глаза на моего мучителя. Его сальные глазки скользили по моему телу с такой нескрываемой похотью, что я невольно поёжился под его взглядом.
— Можешь идти, но имей в виду: если ровно в восемь ты не придёшь — этот пропуск я подписываю в последний раз. Иди, думай!
Я встал, и на подгибающихся ногах поплёлся к выходу. У самой двери я приостановился и обернулся. В глубине души я надеялся на чудо. Вот сейчас он улыбнётся и скажет, что пошутил. Но в бесцветных глазах безжалостного соблазнителя я увидел лишь самодовольную усмешку. Он был уверен, что я приду! Я повернулся, и вышел из кабинета, оставшись один на один с тяжёлым выбором.
День прошёл в тяжелейших душевных муках. Я то соглашался вытерпеть насилие над собой сейчас, чтобы избежать гораздо худшего впоследствии, то верх брало моё уязвлённое самолюбие, и я утешал себя фантазиями о том, что именно я скажу этому развращённому сатиру в понедельник, с возмущением отвергая неприемлемое предложение. А потом снова побеждал инстинкт самосохранения, нашёптывающий мне, что если никто не узнает, так можно будет и забыть об этом сразу же, выйдя из его проклятой квартиры. Я мял в кармане бумажку с адресом. Во мне поселились двое. Один вопрошал с возмущением: "Неужели ты согласишься? Нет, это невозможно. Как же ты сможешь с этим жить потом?" "Но ведь никто не узнает, — нашёптывал голос другого, — или что, лучше потом подставлять задницу зекам на зоне?" "Что угодно, только не это!" — кричал первый. "Пять лет страданий или один вечер позора, о котором, к тому же, никто не узнает. Подумай об этом! Пять лет! А так — условно. Может быть даже удастся от родителей скрыть". "Но разрешить этому сукиному сыну засунуть свой член мне в задницу!" "Ну и что? Что с тобой сделается? От этого не умирают. А вот когда тебя всей зоной трахать будут… "
Я бродил по аллеям сквера, раздираемый муками сомнений. В боковой улочке бурлила очередь к вино-водочному. Мне вдруг ужасно захотелось выпить. Я пристроился в хвост очереди и стал высматривать "душманов", как остроумно прозвали тех алкоголиков, кто умудрялся брать спиртное без очереди. Вскоре один такой нашёлся. Его "услуга" стоила дорого, но я не стал торговаться. Через десять минут он уже выбрался из орущей толпы, прижимая к груди бутылку "Столичной". Я вернулся в сквер и, спрятавшись за кустами сирени, отпил прямо из горлышка несколько больших глотков. В животе стало тепло. Я подождал минуту-другую и снова приложился к горлышку. На этот раз, вместо того, чтобы спокойно улечься в желудке, водка кинулась назад, заливая носоглотку. Я стоял и делал судорожные глотки, пытаясь унять рвотный рефлекс. Из глаз потекли слёзы. Мало-помалу выпитое успокоилось в моём желудке, и я почувствовал долгожданную лёгкость в голове. Я закрутил пробку, сунул бутылку за пояс джинсов и зашагал в сторону дома.
Алкоголь сделал своё дело — проблема, мучившая меня, перестала казаться выбором между жизнью и смертью. Между тем, хотя те двое в моей голове не унимались. Терзаемый всё теми же сомнениями, я пришёл домой, заперся в своей комнате и налил себе из начатой бутылки. Я постоял, прислушиваясь, как огненная жидкость разливается теплом в груди, уселся в кресло и попытался систематизировать все стороны предложенной мне дьявольской альтернативы. Подставить задницу этому маньяку и решить таким образом все проблемы стало казаться всё более заманчивым выходом из положения. Опять же, никто об этом не узнает. Я буду молчать по гроб жизни, а он уж тем более не станет трепаться о своей сексуальной ориентации. Я налил себе ещё. Если намазать погуще вазелином, то даже больно не будет. Я посмотрел на часы. Они показывали половину шестого. Если я пойду, то часов в семь надо выходить. Улица Потёмкина, это где? Надо ещё найти. Если, конечно, я решу идти. Я налил ещё водки. Конечно, к тому моменту решение уже было принято, хотя я и боялся признаться себе в этом. Я просто искал себе оправдание. И находил. Так что, оставалось одно — напиться до бесчувствия, и постараться не опоздать.
Без десяти восемь я стоял перед нужным мне домом. Явиться раньше назначенного срока было глупо. Ещё подумает, что мне не терпится. Я прошёл дальше вдоль дома и присел на скамейку. Несмотря на выпитую бутылку водки, я чувствовал себя совершенно трезвым. Надо было ещё выпить. Без пяти восемь. Ещё пять минут, и придётся идти. Нет, я, пожалуй, опоздаю на полчасика. Ничего, потерпит!
Однако, в десять минут девятого я стоял пред обитой чёрным дермантином дверью, и жал на кнопку звонка. Дверь распахнулась, и я увидел перед собой улыбающееся лицо своего совратителя.
— А чего же так долго не заходил? Ты же давно пришёл, я видел. Ну, заходи, заходи.
Я почувствовал, как краска заливает моё лицо. Чуть помешкав, я набрал в лёгкие воздуха и шагнул в прихожую. Дверь позади закрылась, я услышал, как поворачивается ключ.
— Раздевайся, проходи.
"Раздевайся" звучит издевательски. Конечно, мне придётся раздеться. Знал куда шёл. Дрожащими руками расстёгиваю куртку, вешаю на старинную деревянную вешалку. Расшнуровываю кроссовки, стараясь не поворачиваться к хозяину спиной. Зачем я только надел кроссовки. Надо было туфли без шнурков. Их бы я снял, не нагибаясь. Я оборачиваюсь и вижу смеющиеся глаза на холёном, гладко выбритом лице. Конечно же, он заметил моё смущение когда мне пришлось нагнуться. Во мне начал закипать гнев, сменившийся вскоре страхом и острой жалостью к себе.
В комнате царит интимный полумрак. У дивана стоит журнальный столик, красиво сервированный бутылками и бутербродами. Мне просто необходимо выпить! Я сажусь на краешек дивана, и, не дожидаясь приглашения, наливаю себе коньяк. Выпиваю залпом, как водку. Руки продолжают дрожать. Стараюсь скрыть свой страх и смущение, придаю своему лицу выражение полного безразличия к происходящему и поднимаю взгляд на хозяина. И ёжусь от вожделения, горящего в его взгляде. Он развалился в кресле и откровенно рассматривает меня. Его глаза скользят по моей груди, животу, бёдрам, задерживаются между ног, он буквально раздевает меня своими похотливыми глазками.
— Я вижу тебе не по себе. Ничего, освоишься. Налей себе ещё коньяку.
Наливаю, стараясь не выбивать дробь горлышком о край рюмки, трясущейся рукой подношу ко рту и выпиваю залпом. Чувствую, что алкоголь начинает, наконец, действовать. Олег встаёт, наклоняется, кладёт руку мне на колено.
— Ты знаешь, что ты очень красивый юноша? У тебя есть девушка? — его лицо совсем близко. Я ощущаю запах одеколона.
— Постоянной нет, — в голове шумит, я с трудом подбираю слова.
— Ты считаешь, что любовь может возникнуть только между мужчиной и женщиной? — голос становится ласковым, он поглаживает моё бедро, поднимаясь всё выше.
— Вообще-то я всегда считал именно так.
— Ты ошибался.
Олег нащупывает мой член и начинает его поглаживать и слегка сдавливать. Лицо придвигается ещё ближе. Я чувствую его дыхание. Кажется, он собирается меня поцеловать. Я не в силах этого вынести и отворачиваюсь. Он шепчет, почти касаясь моего уха губами:
*****
Впрочем, это не потребовалось. Он обхватывает мои ноги, прижимает к себе двумя руками. Берёт в руку мой перевозбуждённый член и начинает дрочить его. Чувствую стремительное приближение оргазма. По телу одна за другой пробегают судороги, заканчивающиеся самопроизвольным сокращением сфинктера. Пытаясь сжаться, он давит на его член, доставляя, по-видимому, ему особое удовольствие. Слышу его стон, переходящий в крик приближающегося оргазма. Или это я кричу? Чувствую горячие струи, заливающие изнутри прямую кишку, и в тот же миг разряжаюсь сам. Первые брызги залили грудь и живот, попали на лицо. Следующие за ними, хоть и не столь мощные, зато очень обильные. Наблюдаю, как мутные струи заливают живот, стекают на диванную обивку.
Я весь дрожу от пережитого потрясения и от тяжести, навалившейся на меня. Снова накатывает боль в заднем проходе. Смещаюсь назад, чтобы избавиться от инородного предмета, на глазах теряющего свою упругость, становящегося мягким и маленьким. Он вынимает и садится рядом на диван, тяжело дыша. Тело блестит от пота. На лице выражение, похожее на гримасу боли.
— Ну что, я же говорил, что тебе понравиться. Видишь, всё не так страшно.
Ну да, тебе легко говорить. Это мне пришлось терпеть твой член в заднице, а не тебе мой. Впрочем, возражать глупо. Он прекрасно видел как бурно я кончал. Я молчу. Он с трудом поднимается на ноги.
— Пойдём помоемся.
Я поднимаюсь с не меньшим трудом. Ноги не слушаются, шея затекла, в заднем проходе саднит. Иду, как Русалочка, с болью при каждом шаге. К тому же, очень хочется в туалет по-большому. Странно, я ведь тщательно освободил свой кишечник, и даже сделал себе клизму всего часа два назад. Кафельный пол в ванной приятно холодит ноги. Он забирается в ванну, включает душ и жестом приглашает меня присоединиться. Мне уже всё равно. Я становлюсь под тёплые струи и позволяю ему намылить моё тело с головы до ног. Особенно тщательно он моет мой поникший член, потом поворачивает меня спиной, чуть наклоняет вперёд и трёт мочалкой мой многострадальный анус. Я испытываю ощущение полной отстранённости от происходящего. Я как бы смотрю на всё со стороны. Вот один пидор моет другого. Я не имею к этому никакого отношения. Я слишком устал. К счастью, всё кончилось. Сейчас я пойду домой.
Он выключает воду. Я выхожу из ванны, вытираюсь мохнатым полотенцем и тянусь за своей одеждой.
— Не торопись, одеваться пока рано. Нас с тобой ожидает восхитительная ночь!
Что? Я не ослышался? Ночь?! Ему что, мало?!!! Я оглушён, убит, раздавлен.
— Пойдём в спальню.
Он берёт меня за локоть и ведёт из ванной по коридору, через комнату, где мы только что были, дальше. Открывается дверь, и мы оказываемся в спальне. Ночник у огромной кровати даёт приглушённый свет. По замыслу хозяина, этот свет, скорее всего, должен создавать интимную обстановку. Край одеяла откинут в сторону. С горькой усмешкой думаю, что всё подготовлено к приёму пылких любовников. Впрочем, мне уже всё до лампочки. Хуже уже не будет.
Он слегка подталкивает меня в спину. Послушно делаю шаг к кровати, откидываю одеяло, ложусь спиной на прохладные простыни. Он торопливо обходит широченное ложе, совсем сбрасывает одеяло на пол, ложится рядом. Он лежит на боку, обнимая меня ногами и рукой, а второй своей рукой гладит по голове, груди, животу, легко касается волос на лобке, поглаживает моего уставшего воина. Он прижимается ко мне всем телом, и я чувствую, как дёрнулся и стал распрямляться его член. Он тянется губами к моим губам, но я сжимаю их и не позволяю его языку проникнуть вовнутрь. Он понимает и не настаивает. Его поцелуи смещаются к шее. Мне щекотно, у него колючий подбородок. Он начинает покусывать моё ухо. Это кажется мне неприятным, но я терплю. Однако, предатель между ног не разделяет моих ощущений. Он начинает проявлять первые признаки оживления в ответ на щекотку, мурашками бегущую от шеи к низу живота. Он спускается ниже. Стараюсь отвлечься и не думать о поцелуях, покрывающих мою шею, плечо, грудь. Он заметно возбуждён. Он добрался до моих сосков и теперь обрабатывает их губами, зубами, языком. Не могу сдержать всё нарастающую эрекцию. Член всё больше наливается кровью, распрямляется, упирается в его бедро, скользит по нему. Он чувствует это и его возбуждение растёт. Ладонь обхватывает мой член и начинает гладить и мять проснувшуюся плоть. Он трётся об меня, с его губ слетает стон. Мой дружок достиг теперь полной эрекции. Этого не утаить, и я понимаю, что мне не удастся больше разыгрывать из себя безжизненную резиновую куклу. Он ложится на меня сверху и обнимает меня ногами, продолжая щекотать языком и покусывать мои соски. Чувствую, как головка касается его подбородка, щеки. Он смещается ещё чуть ниже, целует живот, стараясь пока не касаться моей возбуждённой головки. Ещё ниже, он проводит языком снизу вверх вдоль восставшего ствола, снова спускается вниз, начинает лизать мои яйца, берёт их в рот, посасывает, причмокивая. Повинуясь его нетерпеливым рукам поднимаю разведённые в стороны ноги и придерживаю их на весу руками. Чувствую, как он начинает вылизывать мой задний проход. Его сильный упругий язык то полирует круговыми движениями колечко ануса, то надавливает толчками, пытаясь проникнуть в тесное отверстие. Я обхватываю колени руками, прижимаю к груди, закрываю глаза. Мне щекотно и чертовски приятно. Всего несколько минут назад мышцы вокруг дырочки были безжалостно растянуты, они и сейчас ещё не сомкнулись плотно. Я расслабляю их, и его проворный язычок наполовину погружается в жаркую тесноту моей прямой кишки. Крепко сжимаю зубы, стараясь удержать стон, рвущийся из моей груди. Ну почему бабы так не делают?
Меня охватывает странное чувство. Я пришёл сюда как жертва. Под давлением обстоятельств я дал своё согласие на то, чтобы этот человек совершил надо мной надругательство. И вот теперь, лаская меня так униженно и самозабвенно, насильник ставит меня на одну доску с собой. Я уже не пассивная жертва. Мы поменялись ролями и я теперь снисходительно принимаю робкие ласки своего покорного раба.
Размышления о преимуществах моего нового статуса прерываются сменой мизансцены. С сожалением чувствую, как его язык покидает своё тесное убежище в моей прямой кишке. Понимаю, что сейчас мне придётся расплатиться за наслаждение, доставляемое этой изощрённой лаской. Ловлю себя на мысли о том, что, чувствую невольную благодарность и что, если он изъявит желание засунуть свой член в эту вылизанную им дырочку, я не стану возражать. Терпеливо жду, не меняя позы и с надеждой думая о том, что второе вторжение будет не столь болезненным, и что слюна вокруг заднего прохода послужит достаточной смазкой.
Однако, на сей раз всё происходит иначе. Вместо члена чувствую скользнувший в меня палец. Он входит легко, почти без сопротивления, и тут же нащупывает ту заветную точку внутри, прикосновение к которой так меня возбуждает. Он массирует эту точку умелыми сильными движениями, и я чувствую импульсы, пробегающие от неё прямо в мошонку. Я лежу, прижав колени к груди, и чувствую, как судороги одна за другой пробегают по моему телу.
Он прокладывает цепочку поцелуев от моего заднего прохода к мошонке, скользит по ней губами и берёт её в рот целиком. Я опускаю ноги ему на плечи. У него очень жаркий рот и я чувствую, как напрягаются яйца под ласками его умелого языка. Он вынимает их изо рта и скользит языком вверх по стволу моего напрягшегося дружка. Лёгким движением ласковых пальцев он сдвигает вниз кожу и открывает головку, нежно целует её, проводит по ней языком, потом ещё, ещё раз, потом приподнимается на локтях, поворачивает голову так, чтобы рот и горло оказались на одной линии, делает глубокий вдох и, широко открыв рот, заглатывает мой орган целиком. Это невероятно! Природа наградила меня довольно большим инструментом. По правде сказать, он просто не помещается во рту! Но, факт остаётся фактом: он заглотил его полностью, без остатка, он уткнулся носом в густую растительность у меня на лобке, а подбородком подпёр мои яйца. Я почувствовал, как стенки его горла сдавили со всех сторон головку. Я не знаю, как ему это удалось. Быть может годы тренировки? Он на секунду высовывает член из горла, выдыхает через нос, снова делает вдох и, задержав дыхание, просовывает мой член обратно в горло. Да, это был мастер! Не прошло и минуты, как я почувствовал толчки спермы, просящейся наружу. А ведь после последнего семяизвержения не прошло и десяти минут!
Однако, в его планы вовсе не входит позволить мне так быстро разрядиться. Он вынимает изо рта моё напряжённое орудие и начинает забавляться с его оголённой головкой. Он то лижет её, то целует, то щекочет её быстрыми лёгкими ударами языка, то дует на неё. В то же самое время, его палец продолжает массировать изнутри мою прямую кишку. Ловлю себя на мысли, что он уже кажется мне недостаточно толстым и длинным. Впрочем, это не мешает мне снова почувствовать растущее давление спермы, рвущейся наружу из напрягшихся яиц. А он опять меняет тактику. Теперь он вылизывает мошонку, снова берёт её в рот, целует и лижет мои бёдра, колени. Оргазм чуть отступает, но член по-прежнему очень напряжён.
Он осторожно вынимает палец из заднего прохода и слегка поглаживает расширившуюся дырочку снаружи. Максимально расслабляюсь, готовясь принять его вздыбленную плоть. Сейчас будет немного больно, но я не боюсь, я уже почти хочу этого. Но всё происходит иначе. Он снимает мои ноги со своих плеч и ловко садится на меня верхом. Передвинувшись вперед, он оказывается прямо над моим животом, заводит руку за спину, берёт мой член в руку, подводит к своему заднему проходу, вставляет, и легко, почти без усилий, садится на него. Я немного удивлён той легкости, с которой мой член вошёл в его задний проход. Чувствуется, что он как следует растянут великим множеством моих предшественников. Он ёрзает, стараясь насадиться поглубже на мой пенис, я замечаю выражение экстаза на его лице, запрокинутом назад. Он сдавил мой член в глубине себя и чуть приподнялся. Ослабил давление, снова сел поглубже, и снова сдавил, приподнимаясь. Он сдавливал не одновременно весь член по всей его длине, а начинал снизу, сжимая сначала основание колечком мышц у самого входа, и катил волну всё выше, плотно обжимая его рельеф до самой головки. А потом, не ослабляя давления, чуть-чуть приподнимался, позволяя члену выдвинуться на пару сантиметров, преодолевая горячую тесноту вокруг. И тут же расслаблял все мышцы и насаживался на торчащий кол, поёрзывая и постанывая от удовольствия. И снова волна давления катится снизу вверх, обхватывает напряжённый ствол сильнее, чем это можно сделать рукой, заставляет его выйти немного наружу, натягивая кожу на головку, и снова вглубь, на всю длину, так что яйца шлёпаются о мой живот. И ещё, и ещё. Он громко стонет, сотрясаемый экстазом. Вижу перед собой его член, раскачивающийся в такт его движениям, Он кривой и узловатый, словно корень дерева, торчащий из-под впалого живота. Толстые вены змеятся от мошонки к лиловой блестящей головке. Ещё, ещё. Он кладёт мою руку на свой член. Я послушно обхватываю упругую плоть, начинаю дрочить, стараясь попасть в такт. Он откидывается назад, опираясь обеими руками о мои бёдра. Чувствую, как под действием ритмичного сдавливания я вот-вот кончу. Он тоже на грани. Я чувствую рукой, как пульсирует его член, тоже готовый излиться потоком спермы, как пробегают по его телу судороги, начинаясь где-то в глубине, там где я касаюсь заветной точки, и заканчиваясь на самом кончике головки у меня в руке. Он поднимает голову, его взгляд затуманен приближающимся оргазмом.
*****
— Открой ротик, — хриплый голос неотличим от стона.
Я подчиняюсь, и послушно ловлю ртом его летящие струи. В то же мгновение мой дружок тоже выстреливает мощнейшим залпом. Некоторое время нас обоих сотрясает судорога экстаза, я продолжаю теребить его орудие, из которого выливаются мне на грудь мутно-белые струи, и сам заливаю его внутренности потоками влаги. Всё кончено. Он осторожно освобождает моего разрядившегося воина, сползает на прохладную простыню, затихает рядом со мной.
— Тебе понравилось?
Непростой вопрос. Да, он не зря старался. Ему удалось заставить меня извиваться от удовольствия. Но оргазм прошёл, и теперь я лежу рядом с маньяком-гомосексуалистом, во рту солоноватый вкус от его спермы, её капельки стекают с моего живота на смятые простыни, саднит в заднице, и меня душит стыд. Спроси меня, чего я бы больше всего сейчас хотел, я бы ответил не задумываясь — домой, и забыть о случившемся, как о страшном сне. Я молчу.
— Значит, не понравилось… По-хорошему не понравилось… Понятно.
В голосе слышится обида. Может быть, моё отвращение столь явно, что он может прочитать его по моему лицу? Старательно разглядываю потолок, стараясь придать своему лицу бесстрастное выражение.
— Ну, дело твоё.
Скрипнула кровать, он встаёт, открывает дверь. Слышу звук босых ног, удаляющийся в сторону ванной. Интересно, что ещё придумал этот извращенец на сегодня? Я закрываю глаза. Я слишком устал, чтобы думать. Я хочу спать.
— На, одевайся.
Кажется, я уснул. Что он сейчас сказал? Одеваться? Значит, уже всё кончилось? Не веря своему счастью, вскакиваю с кровати, хватаю брошённую им на кровать одежду, торопливо одеваюсь. Я свободен! Я откупился, отработал свой грех. Вдруг замечаю его взгляд. В нём настоящая боль. Стираю со своего лица непрошеную счастливую улыбку.
— Завтра в четыре ко мне в кабинет.
На нём снова махровый халат, руки в карманах. Невольно ёжусь под жёстким взглядом бесцветных глаз, торопливо застёгиваю джинсы, боком проскальзываю в дверь. Сунуть ноги в кроссовки — минутное дело, шнурки завяжу потом. Сбегаю вниз по лестнице, ещё пролёт, дверь. Выбегаю в спасительную прохладу ночи. Всё! Завтра он порвёт эту проклятую бумажку. Теперь домой, и спать, спать, спать!
Я слишком часто думаю о людях лучше, чем они есть на самом деле. И всегда жизнь учит меня, причём от этих уроков бывает очень больно. Не буду рассказывать, что я пережил, когда узнал, что предлагая мне сделку, он вовсе не имел в виду одну-единственную встречу. Скажу только, что я не смог сдержать слёз, когда он с явной издёвкой заявил мне, что о дате следующей встречи мне будет объявлено дополнительно. Я понимал, что попал в капкан, и плакал от бессилия на глазах моего безжалостного мучителя.
Вскоре была объявлена и дата. Второй раз всегда легче, чем первый. Меня уже не мучили сомнения. Я знал, что мне придётся пройти через это и испытывал только одно — желание, чтобы это поскорее кончилось. Однако, Всё оказалось совсем не так, как в первый раз.
Он встретил меня всё в том же полосатом купальном халате, и, подождав, пока я снял куртку и туфли (на этот раз без шнурков) , слегка подтолкнул в направлении комнаты. Я вошёл и остановился, как вкопанный. В комнате было ещё двое — мужчина лет сорока-сорока пяти, плотный, седой, одетый в клетчатую ковбойскую рубаху и джинсы, сидел, развалясь в кресле. В те годы люди такого возраста казались мне стариками. Так я и прозвал мысленно незнакомца. Рядом с ним стоял худенький брюнет, возрастом, наверное, ещё младше меня. Разрез чёрных блестящих глаз выдавал в нём уроженца Кавказа. На нём были спортивные брюки с тремя адидасовскими лампасами и футболка с ярким рисунком. Оба разглядывали меня с неподдельным интересом.
— Проходи, проходи, не бойся, — голос у Старика был чуть хрипловатый.
— Да, дорогой, давай, заходи, мы не кусаемся, — молодой широко улыбается, демонстрируя свои безупречные белые зубы.
Что происходит? Я оборачиваюсь, ища ответа у хозяина квартиры, но натыкаюсь на полные равнодушия глаза.
— А что, хорош. Правда, Ашотик?
— Да, Виктор Николаевич, мне тоже нравится, — молодой говорит с небольшим акцентом, — Проходи, дорогой, выпей с нами.
Две пары глаз бесцеремонно ощупывают меня с головы до ног. Я опускаю глаза, чувствую, как краска заливает лицо. Я прохожу, сажусь в кресло напротив Старика. Чья-то рука наполняет мою рюмку коньяком. Выпиваю, пытаюсь разобраться в том, что происходит. Кто эти двое? Почему они здесь? Чего ради я должен им нравиться или не нравиться? Они что, тоже? Все втроём?!
— Я вижу, наш гость смущён? Олежек, иди, объясни ему, что смущаться НЕ НАДО!
Хозяин квартиры послушно вскакивает и тащит меня за собой. В прихожей он прижимает меня к стене, от него пахнет одеколоном и коньяком.
— Значит так, это — мои друзья. Я обещал им, что ты будешь хорошим мальчиком. Ты ведь будешь хорошим мальчиком, правда? — в голосе слышится угроза.
Я чувствую, что не могу вымолвить ни слова из-за подступивших к горлу рыданий. Я лишь отчаянно мотаю головой.
— Я хочу порадовать своих друзей, — в голосе чувствуется нажим, — Это — очень влиятельные люди. Виктор Николаевич может очень помочь в твоей беде. А может и помешать. Подумай об этом. Ты, конечно, можешь уйти, но я бы тебе не советовал, в твоём положении. В конце концов, какая разница — вдвоём, вчетвером, ты ведь всё равно не веришь в мужскую любовь?
А потом опять про зону, про пять лет и мои "петушиные" перспективы. Он знает, что говорить, чтобы сломать меня. Через пять минут перспектива группового однополого секса уже не кажется мне столь уж чудовищной по сравнению с моим будущим на зоне. А он всё распинается:
— Они даже не знают, как тебя зовут. Ты можешь быть абсолютно уверен, что никто никогда не узнает. Никто и никогда!
— А могу я быть уверен, что моя проблема будет решена? Ну, что та бумажка, понимаете? Ну, что меня не посадят?
— Всё зависит от того, что ты решишь сейчас, — я невольно опускаю глаза под его безжалостным взглядом, — В общем, так, решай: либо ты идешь в ванную и принимаешь душ, либо завтра ко мне в кабинет с вещами.
Конечно, я дал себя уговорить. А что мне оставалось делать? Садиться в тюрьму? Я отправляюсь в ванную, стараясь не думать о том, что сейчас произойдет. Мне приходит в голову спасительная мысль о том, что, как бы плохо мне сегодня не было, это не будет длиться бесконечно. Рано или поздно это кончится, и я пойду домой спать. Я вытираюсь пушистым полотенцем, повязываю его вокруг бёдер и появляюсь в таком виде перед ожидающей меня компанией.
— Вай-вай, какой хороший мальчик, проходи, не бойся, — Ашот делает жест радушного хозяина, — мы тебя ждём уже. А полотенце снимай, оно тебе не идёт.
Прохожу на середину комнаты, снимаю полотенце. Три пары глаз смотрят оценивающе, как на рынке. Чувствую, как шевельнулся и начал наливаться член под их похотливыми взглядами. Ашот подходит ближе, глаза затуманены, говорит чуть охрипшим голосом:
— Пососи.
Делаю над собой усилие, заставляю себя опуститься на колени. Стягиваю до колен его штаны вместе с трусами. Его член уже напряжён, хотя и не достиг ещё полной эрекции. Оттягиваю кожу пальцами до предела назад, оголяя сине-красную головку, и беру в рот. Ашот вскрикивает и подаётся ко мне бедрами. Понимаю, что чем раньше эти уроды кончат, тем раньше я окажусь дома, поэтому не ленюсь, старательно обрабатываю "клиента" языком, водя головой вверх-вниз и упираясь языком в солоноватую головку помогаю себе рукой. Чувствую, как наливается силой у меня во рту его инструмент, слышу как учащается его дыхание. Он судорожно хватает меня за волосы и тихонько стонет, ритмично покачивая бёдрами навстречу моему рту.
— Вай-вай-вай, как хорошо сосёт. Твоя школа, а, Олег Иваныч?
— Да нет, это он сам такой способный.
— Хороший мальчик, очень хорошо сосёт, просто талант.
— А попка у него как? — это подал голос Старик.
— Немного узковата, Виктор Николаевич.
— Ну ничего, это поправимо. Ты там подготовь для меня.
— Сейчас всё сделаю, Виктор Николаевич, всё будет в лучшем виде. Ашотик, ты встань на коленки, пожалуйста.
Ашот встаёт на колени, давая мне возможность опуститься на четыре точки. Чувствую, давление упругой головки на мой анус. Мне больно, я расслабляю мышцы и, превозмогая боль, пропускаю в себя его член, отмечаю про себя, что, несмотря на боль, на этот раз он вошёл легче.
И начинается неистовая долбёжка с двух сторон. Я скоро приспособился к ощущениям, доставляемым мне членом, орудующим сзади, и даже почувствовал возбуждение. Пульсировавшая вначале боль все более перетекает в невыносимо сладострастный зуд, распространяющийся вокруг сфинктера. Набрякшая кровью головка моего члена обрела поразительную чувствительность и елозит теперь по моему голому животу, заставляя меня при каждом прикосновении содрогаться всем телом вплоть до позвоночника. Сложнее с членом в моём рту. Ашот всё больше входит в раж. Он не дожидается, когда я доведу его до оргазма своим языком и губами. Он теперь начал просто трахать меня в рот, энергично двигая бёдрами. Его член то пролезает, вызывая позывы тошноты, мне в глотку, и мои губы почти упираются в морщинистую кожу мошонки, то крутится почти у моих зубов, и Ашот, подвывающе постанывая, давит себе рукой на яйца, а я трусь небом о его головку, щекочу языком его складки и разбухшие вены.
Я изо всех сил упираюсь в ковёр, стараясь удержать равновесие под сильными толчками с двух сторон. Частота толчков разная. Они вгоняют в меня свои члены то одновременно, то по очереди, заставляя меня раскачиваться вперёд-назад. Чувствую, как пульсирует член в моём рту. Ашот скоро кончит. Да я и сам уже на грани. Скосив глаза вправо, вижу в полуметре от нас Старика, сидящего в кресле. Он расстегнул брюки и своими толстыми волосатыми пальцами, унизанными перстнями, играет с членом. Возбуждение всё нарастает. Под мощными толчками сзади член мой раздулся, готовый брызнуть спермой. Ещё немного и наступит оргазм. Мне не хватает совсем чуть-чуть. Переношу центр тяжести на левую руку и обхватываю правой своего многострадального дружка. Сейчас я тебе помогу.
*****
— Эй, петушок, кто это тебе здесь трухать позволил, а? Тут без моего разрешения муха не пролетит, — чувствую несильный пинок лакированного ботинка Старика, но всё равно не сразу понимаю, что он обращается ко мне.
— Ты что, не слышишь? — второй пинок заметно чувствительней, — или тебе яйца поотрывать? Ты ещё чего доброго захочешь кому-нибудь из нас засунуть, — Старик хрипло рассмеялся.
Нет, ну это уже свинство. Я ведь балансирую на самой грани. Ещё немного, ещё две-три секунды и я бы кончил. Однако, угроза отрыва мужского достоинства действует. Я снова опускаюсь на четыре точки. Мой возбуждённый до предела член упирается в живот где-то в районе пупка. При каждом толчке сзади он трётся о пупок. Ощущение приятное, но этого недостаточно для того, чтобы я наконец разрядился. Делаю движения тазом, стараясь посильнее прижимать моего дружка к животу. Стон наслаждения сзади говорит о том, что мой рок-н-ролл понравился. Толчки становятся всё более энергичными, из-за моих подмахиваний он достаёт ещё глубже, чем раньше. Теперь каждый раз он не просто касается заветной точки, а упирается в какой-то нервный центр, посылающей импульсы мне прямо в яички. Мне кажется, он достаёт изнутри прямо до самой их середины, подталкивая сперму, которая уже начала своё путешествие вверх по стволу к раздувшейся головке. По стону, похожему на рычание, понимаю, что мне предстоит кончить одновременно с моим партнёром сзади.
Однако, всё получилось иначе. Ашот вдруг тоже ускорил свой бег. По его телу одна за другой побежали судороги. Он вдруг вскрикнул, схватил меня за волосы и с размаху всадил свой член мне в рот на всю его длину, не давая мне отстраниться. Я чувствую, как головка упёрлась куда-то в гланды, и даже дальше. И тут же ударила горячая струя. Я не ощущаю вкуса, сперма потекла прямо в пищевод, минуя вкусовые рецепторы. С огромным трудом сдерживаю рвоту. Мне нечем дышать, из глаз льются слёзы. Наконец он меня отпускает, я с наслаждением вдыхаю воздух. Вижу перед собой его член. Он ещё не успел опасть. Головка мокрая от спермы. Она всё ещё продолжает вытекать из дырочки в центре.
— Оближи, дорогой, это вкусно.
На самом деле вкус не самый приятный, хотя и не отвратительный. Вылизываю начинающий опадать член, одновременно настраиваясь снова на свои ощущения. Снова начинаю подмахивать, прислушиваясь к трению головки о пупок. Толчки сзади становятся просто неистовыми. Чувствую приближение кульминации.
— Ты иди теперь рот помой.
Это Старик. Я уже понял, что ему здесь подчиняются беспрекословно. Олег послушно вынимает свой член, давая мне возможность встать. Но ведь я уже почти кончал! Это несправедливо! Головка вот-вот лопнет от пульсирующей в ней спермы. Я бросаюсь прочь из комнаты, онанируя на бегу, и вбегаю в ванную, уже орошая спермой кафельный пол.
Я понимаю, зачем Старик послал меня в ванную. Возвратившись назад, я сразу же опускаюсь на пол и беру в рот его толстый отросток. Старик откидывается назад. Он не делает нетерпеливых толчков навстречу моим движениям. Он неподвижен. Он предоставляет мне потрудиться. Я обхватываю губами его синеватую головку и начинаю движения головой вверх-вниз, мастурбируя губами едва вмещающийся во рту пенис Старика. Он довольно сопит и постанывает. Я ускоряю свои движения. Его яйца прыгают перед моими глазами как баскетбольные мячи в авоське. Начинаю уставать. Всё-таки тяжёлая это работа — делать минет. Однако, Старик ещё далёк от кульминации. Нет, всё, устал. Обхватываю рукой его стержень, начинаю дрочить, одновременно облизывая головку. Скашиваю глаза, смотрю, что делают остальные. Ашот сидит голый в кресле и с наслаждением дрочит, наблюдая затуманенными от похоти глазами за моими манипуляциями. Олег сидит чуть дальше на диване, одетый в халат. В его глазах — тоска и отчаяние. Что такое? Разве ты не сам этого хотел? Это была уж точно не моя идея позвать сюда двух этих ублюдков. А впрочем, мне наплевать на то, что ты чувствуешь. Мне наплевать и на то, что чувствую я. Я хочу только одного — чтобы всё поскорее кончилось, и ты порвал бы эту проклятую бумагу.
— Ашотик, ты там подготовь всё сзади. Ну, как обычно.
— Сейчас будет исполнено, Виктор Николаевич, — и уже мне, — Вай, дорогой, ты зачем от нас свою попку спрятал? Нехорошо!
Послушно отрываюсь от пола и становлюсь на колени, отставив задницу и прогнув спину. Ашот резко, одним толчком вводит во всю длину. С удивлением замечаю, что с каждым разом я испытываю всё меньше боли. Наверное, задний проход постепенно расширяется. Член немедленно реагирует на вторжение мощной эрекцией. Я снова погружаю в свой рот толстый член Старика и возобновляю движения вверх-вниз, помогая себе рукой.
Вскоре забился в судороге и бурно кончил Ашот, залив мою прямую кишку своей молодой горячей спермой. А Старик тем временем всё сидит, откинувшись в кресле и постанывая. У меня уже онемели губы и язык, ломит шею, но я не смею остановить свои движения. Наконец он начинает зашевелиться, дёргается раз, второй, хрипит:
— Ашотик, поворачивай.
Ашот отталкивает меня от Старика, жестом заставляет меня встать, повернутся и наклониться, упершись руками в журнальный столик. Старик встаёт с кресла, подходит. Ашот одной рукой расширяет мою дырочку, другой направляет его член. Мне это напоминает ухищрения кинологов, организующих случку. Не могу сдержать улыбку. Впрочем, скоро мне становится не до смеха. Член Старика заметно толще, чем у Олега и Ашота. Даже мой растянутый и смазанный спермой анус слишком узок для него. Он давит, толкает всё сильнее. Я еле сдерживаюсь, чтобы не закричать. Наконец, направляемый рукой Ашота, он проталкивается вовнутрь и начинает фрикции. Боль немного отступает, хотя сфинктер растянут до предела, и каждое его движение отдаётся резью. Странно, но болевые импульсы меня ещё больше возбуждают. Я до смерти хочу кончить, но не смею прикоснуться к своему многострадальному дружку.
Старик долго кряхтит, стонет, и, наконец, разряжается в меня жидкой струйкой семени. Ну, кажется всё. Старик застёгивает брюки. Одевается и Ашот. На всякий случай я продолжаю стоять в той же позе.
— Хороший петушок, способный. Ты позови его в субботу. А пока пусть идёт.
Старик снова опускается в кресло. Олег же наоборот — вскакивает, берёт меня под руку и ведёт в спальню. Опускаюсь в изнеможении на кровать и начинаю дрочить. Мне приходится сделать не более десяти движений, чтобы забрызгать своей спермой и себя и постель. Олег выходит. Накрываюсь одеялом и почти сразу же засыпаю. Слышу сквозь сон голоса, потом хлопнула дверь и всё стихает.
Через некоторое время я снова слышу шум. Олег входит в спальню, включает свет. Он полностью одет и смотрит на меня с выражением брезгливости и вожделения одновременно.
— Ляг поперёк кровати. Не так, на спину, головой ко мне.
Я повинуюсь. Он подходит ближе.
— Ляг так, чтобы голова свешивалась вниз.
Выполняю и это. Теперь и Олег и комната кажутся мне перевёрнутыми. Он подходит ещё ближе, расстёгивает брюки, опускается на колени. Я уже понимаю, чего он хочет и послушно открываю рот. Он вставляет во всю длину, так, что я упираюсь носом в его яички. Он начинает двигать своим задом, просто трахая меня глубоко в рот. Странно, но я не ощущаю дискомфорта. Моя голова сильно запрокинута назад и его член не блокирует дыхания, даже когда упирается в горло. Лишь в один момент мне становится больно, но я терплю, зная, почувствовав, что он вот-вот кончит. Кончает он бурно и обильно. Я еле успеваю сглатывать струи. Кончив, он встаёт.
— Слушай внимательно. В субботу я приглашаю друзей. Я хочу сделать им подарок. Этим подарком будешь ты, — он останавливает жестом мой отчаянный протест, — так хочет Виктор Николаевич. Это в последний раз, я обещаю. Вечеринка будет продолжаться всю ночь. Утром я отдам тебе то, что обещал. Конечно, придётся потрудиться. Но от этого ещё никто не умирал. Кстати, ты будешь в маске, тебя никто не увидит. Ты тоже никого не увидишь. Запомни — в субботу в шесть. Это твой пропуск на волю. В воскресенье утром ты свободен. А сейчас одевайся и дуй домой. Я очень устал.
Это ты устал? А что мне-то тогда говорить? Вскакиваю, бегу в ванную одеваться, лихорадочно раздумывая над последними словами этого монстра. Говорит, что в последний раз. Обманет? А если не обманет? А впрочем, мне нечего терять. Я уже слишком далеко зашёл, отступать поздно. Застёгиваю куртку, сую ноги в туфли без шнурков и выбегаю в прохладную ночь.
Субботу я ждал со смешанным чувством страха и надежды на освобождение от бесконечного кошмара. Я убеждал себя в том, что предстоит продержаться всего одну ночь, после чего я забуду о случившемся навсегда. А чего мне это будет стоить — ну что ж, от этого ведь действительно не умирают.
И вот наступила суббота. Я выпил бутылку водки, чтобы унять страх перед тем, что меня ожидает. Алкоголь почти не подействовал. На ватных ногах я поднимаюсь в знакомую квартиру. Олег ещё один. Он велит мне принять душ, провожает в спальню и подаёт мне мешок, сшитый из тонкого блестящего трикотажа чёрного цвета, наподобие того, из которого делают лосины. Это маска. Прорезей для глаз нет. Зато есть большая прорезь для рта, открывающая свободный доступ к одному из моих рабочих отверстий на сегодняшнюю ночь. Кроме того, он велит мне одеть широкий кожаный ошейник, берет меня под руку и ведёт куда-то. Судя по всему, это спальня. Щёлкает выключатель. Он ведёт меня на середину комнаты и ставит меня на колени на какое-то возвышение. Нащупываю спинку, подлокотнику. Ага, это кресло. Он заставляет меня упереться подбородком о его спинку и обхватить её руками. Чувствую холод металла, охватившего запястья. Раздаётся щелчок. Наручники! Пытаюсь отдёрнуть руки — поздно. Я прикован.
— Некоторым нравится вот так, ну, что ты ничего не можешь сделать. Так что, потерпи.
Сволочь ментовская! Он кладёт руку на мой затылок, заставляя сильнее прижаться подбородком к спинке. Щёлкает карабин. Так вот зачем ошейник!
— Открой рот. Так, хорошо. Закрой.
Судя по всему, проверка его удовлетворила. Слышу, как он обходит меня сзади.