Лишь одна из этих ночей мне запомнилась — первая после долгого перерыва. Случилось это через три месяца после нашего разрыва, под Новый год. Мы устроили вечеринку в комнате девушек в общежитии. До Нового года оставалось ещё пару дней, но на первом этаже общежития шла новогодняя дискотека и девчонки здорово принарядились. Это была типичная студенческая вечеринка, с огромным количеством выпивки и весьма скромной закуской. Время от времени мы спускались вниз потанцевать, а потом снова поднимались, чтобы пополнить выветривающиеся градусы. В тот вечер я впервые обратил внимание на Наташу, студентку из параллельной группы. Это была блондинка (позже я убедился, что цвет волос на её лобке подтверждает факт натуральности цвета её волос) . Плотная, с небольшой грудью, крепкого спортивного телосложения, стриженая под мальчика, она не могла похвастать популярностью у ребят. Я тоже не замечал Наташу до той вечеринки, хотя она, как оказалось, была ко мне неравнодушна с самого первого дня. Но она вошла в комнату тем вечером, и я обомлел: гадкий утёнок превратился в прекрасного лебедя. Наташа, не знавшая, как нам казалось, предназначения губной помады, предстала перед нами, украшенная ярким, по моде тех лет, макияжем и маникюром, модная стрижка придавала ей задорный, и даже дерзкий вид, а узкое короткое платье из чёрной ткани, сменившее привычные джинсы, настолько плотно облегало фигуру, что почти не оставляло место для воображения. Довершали картину колготки с люрексом, приковывающие взгляд к Наташиным ногам, которые, может быть и были чуть полноватыми, но зато очень длинными. Я не отходил от красавицы весь вечер. Хорошо помню, как прижимая её под чарующие звуки бессмертной "Калифорнии", я нашёптывал ей на ухо весьма двусмысленные комплименты, и по её благосклонной реакции понимал, что шансы переспать с ней уже сегодня очень высоки. Забегая вперёд скажу, что в Наташиной постели я всё же оказался, но гораздо позже. А в тот вечер всему помешала Лена.
*****
Она вошла, одетая, по обыкновению, во что-то волнующе короткое, остановилась у дверей, замерев, как хищник, почуявший дичь, и, сложив руки на груди, полуприкрытой прозрачной тканью какой-то импортной блузки, принялась внимательно разглядывать присутствующих. Тёмные восточные глаза, загадочная полуулыбка, заставляющая сердца мужской половины гостей забиться сильнее… Она кого-то высматривала, и несколько пар глаз следило за ней с надеждой, что именно на нём она остановит сегодня свой выбор. Она увидела в глубине комнаты нас с Наташей и, сделав приветственный жест, направилась прямиком ко мне, слегка покачиваясь на своих высоченных каблуках.
И вот, она стоит перед нами, болтает о чём-то, смеётся. Я стараюсь не смотреть на узенькую полоску красной материи, туго обтягивающую её узкие бёдра, и на кружева лифчика, просвечивающиеся сквозь шёлк. Каюсь, Наташа была моментально забыта. Стёрлись из памяти и те жуткие воспоминания, помешавшие когда-то продолжению нашего романа. Я с готовностью падаю в нехитрые сети, расставленные искушённой охотницей. Несколько медленных танцев, во время которых я с восторгом исследую рельеф спины и ягодиц моей юной Клеопатры, разогревают меня так, что страсть моя становится очевидной и уже мешает танцевать. К тому времени когда она решает, что пора переходить от разогрева к действию, и волнующим шёпотом предлагает спуститься к ней, мне уже дважды пришлось засовывать левую руку в карман и поправлять своё восставшее достоинство.
Мы входим в её комнату. Она поворачивает выключатель и запирает дверь изнутри, а потом, обвив мою шею руками, приникает губами к моим губам. Её проворный язычок проникает ко мне в рот и принимается настойчиво ощупывать зубы, дёсны, язык. Я узнаю эти горячие прикосновения, вспоминаю, как искусно она ласкала мою посиневшую от натуги головку, как тщательно слизывала капли спермы, и начинаю стонать от предвкушения. Не прерывая свой сладкий поцелуй, она раздвинула коленом мои ноги и упёрлась бедром мне в пах. У меня кружится голова. Я уже не понимаю где я, что со мной. Всё моё сознание сосредоточено теперь между ног. Я чувствую, как кипящая сперма поднимается волной блаженства вверх по стволу члена и бурлит уже где-то совсем близко. Ещё минута — и она зальёт трусы, которые я так и не успел снять. Я слышу чьи-то стоны и с удивлением узнаю свой голос. Впрочем, мне наплевать, как наплевать и на чистоту моих трусов. Я с нетерпением жду развязки. Однако, развязка откладывается. Моя искушённая партнёрша начеку. Слегка отстранившись, она теперь с улыбкой наблюдает, как я опускаюсь на землю из заоблачных высот и блаженство на моём лице сменяется недоумением и досадой.
Как только мой взгляд становится более или менее осмысленным, она берёт меня за руку, подводит к кровати и лёгким толчком заставляет сесть. Под жалобный скрип казённых пружин опускаюсь на застеленную постель. Я сижу, прислонившись к стене и, затаив дыхание, гляжу снизу вверх на мою мучительницу. Медленно, одну за другой, она расстёгивает пуговицы и снимает блузку. Под блузкой — чёрный кружевной лифчик. Я вижу тёмные круги сосков под его прозрачной тканью. Юбка такая узкая, что трещит по швам, её приходится стаскивать с бёдер двумя руками. Наконец, она тоже падает на пол, Лена делает шаг и становится прямо передо мной, одетая только в трусики, лифчик и черные колготки в сеточку. На ногах — туфли на каблуке, красные, как кровь, под цвет юбке. Она садится на корточки и начинает расстёгивать ремень на моих джинсах. Как во сне я наблюдаю, как она стаскивает с меня штаны вместе с трусами (мне приходится привстать под жалобный скрип пружин) и, обхватив рукой член, начинает неторопливые размеренные движения вверх-вниз, глядя мне прямо в глаза. Она дрочит медленно, очень медленно, но я чувствую как снова заволакивает всё перед глазами туман блаженства. Я вижу сквозь туман, как она склоняется над моим бойцом, чувствую её жаркие губы и язык и готовлюсь сделать залп из главного калибра прямо ей в рот, залить его потоком спермы, чтобы потом смотреть, как стекают вниз по подбородку мутные белые капли…
Но моя мучительница опять не даёт мне кончить. Она поднимается на ноги, медленно снимает лифчик и бросает его через плечо. У Ленки высокая упругая грудь, она лишь немного качается от этого движения. Ещё секунда, и туфли летят одна за другой вслед лифчику и приземляются со стуком в противоположном углу комнаты. Наступает очередь колготок. Ленка медленно стаскивает их и бросает мне. Колготки приземляются на моей голове, щекоча невесомым капроном щёку и плечо. Вскоре вслед за ними летят и трусы. Я беру их в руку, подношу к лицу и с наслаждением вдыхаю терпкий запах её истекающей пещерки.
Ленка хватается за край моей рубашки и стаскивает её через голову. Толчком в грудь она понуждает меня лечь и ловким движением садится на меня верхом. Она ложится на меня сверху, прижимается грудью, трётся, стонет, и вдруг, легко скользнув вверх, усаживается на лицо, как любила когда-то делать Оля. Я лежу, прижатый к постели, мой рот плотно припечатан горячими губами мокрого от возбуждения влагалища. Я с удовольствием принимаю предложенное мне лакомство и начинаю слизывать чуть солоноватый сок с раскрывшихся губ её щели. Потом нащупываю языком клитор и начинаю обрабатывать его вращательными движениями, стараясь надавить посильнее. По всей видимости, я попадаю в точку: Лена сильно возбуждается, начинает стонать, я чувствую, как одна за другой пробегают по её прекрасному телу судороги приближающегося оргазма. Она начинает вращать бёдрами, размазывая свой сок по моему лицу, так что оно становится совершенно мокрым, от подбородка до лба и от уха до уха. Я с удовольствием наблюдаю за её агонией. Её движения всё убыстряются, стон становится всё громче. Наконец, она замирает на секунду и начинает с криком кончать мне в рот, сотрясаемая конвульсиями. Она так сильно прижимает влагалищем моё лицо к кровати, что мне становится нечем дышать. Самоотверженно терплю, продолжая слизывать её ароматный терпкий сок.
Наконец, она затихает и сползает, обессиленная, на постель, продолжая чуть слышно постанывать. Даю ей пару минут на восстановление сил и начинаю подталкивать вниз. Лена понятливая девочка и быстро понимает, что от неё требуется. Она устраивается у меня между ног и принимается за работу. Очень скоро она своим горячим ртом, помогая себе рукой, вновь втаскивает меня на самую вершину блаженства. А потом, вынув член изо рта, садится на него верхом и ложится на меня сверху. Она сильно прижимается ко мне низом живота, трётся им, волнообразно двигая бёдрами. Её дыхание учащается, она снова стонет, извивается всем телом в предвкушении нового оргазма. Но я больше не могу терпеть. Я кончаю, с криком выстреливая струю за струёй в её горячие недра. Ленка стонет всё громче и всё сильнее прижимается в попытках успеть кончить до того, как начнёт опадать мой разрядившийся дружок. Чувствуя, как ослабевает его давление на клитор, как он постепенно опадает, как проколотая шина, она мычит от досады и мотает головой. Не полагаясь больше на меня, она опускает вниз руку и начинает отчаянно мастурбировать, стараясь при этом не выпустить ускользающий член из объятий своих половых губ.
Разумеется, я знаю, что мастурбация — это совершенно нормальное явление, и занимаются этим все от мала до велика. Два года назад, когда моя сестра Татьяна застала меня онанирующим в ванной, она это подтвердила. Я хорошо запомнил её слова о том, что онанизмом занимаются все, включая её саму. Всё это так, однако до сих пор вид мастурбирующей женщины не оставляет меня равнодушным. Я завожусь, что называется, с пол-оборота. В те же времена, когда такое зрелище ещё было для меня в диковинку, а сам я был ещё в том прекрасном возрасте, когда член вставал от одного вида стройных ножек и эрекция была постоянным явлением, бороться с которым было бесполезно даже регулярным онанизмом, видеть (и тем более ощущать лежащей на себе) мастурбирующую женщину было очень сильным сексуальным раздражителем. Короче говоря, мой дружок начинает проявлять признаки жизни, наливается, выпрямляется, и к тому моменту, когда Лена кончает, извиваясь и заливая меня потоками своей смазки, он уже снова стоит, заполняя собой лоно моей подруги.
Оргазм всегда отнимал очень много сил у моей темпераментной подруги и теперь она отдыхает, лёжа на мне сверху. Мои толчки, сопровождаемые скрипом пружин, встречают пока очень слабый отклик, а мне нужно закрепить успех, чтобы сделать эрекцию более стойкой. Я вынимаю и, положив руки ей на плечи, слегка подталкиваю вниз, давая понять, что пришло время поработать ртом. Девушка снова устраивается у моих ног и начинает с того, что тщательно вылизывает свои же собственные выделения, которыми в изобилии покрыт член. Она делает это с таким удовольствием, что мне уже самому хочется снова ощутить этот вкус на губах. Я тяну её к себе и крепко целую в губы. Они чуть солоноваты. Это возбуждает. Я снова вставляю член в её дырочку и ощущаю, как там опять замечательно мокро. Может быть даже чуть более мокро, чем надо, Или просто слишком мокро — из-за обилия смазки трение минимальное, а ведь после последнего семяизвержения прошло всего минут десять. Я снова вынимаю, встаю с кровати, поворачиваю Лену спиной. Она с готовностью становится раком и замирает в покорном ожидании, пока я любуюсь отрывающимся видом. Я вставляю резко, грубо, так, что она вскрикивает от неожиданности. Не давая опомниться, я толкаю ещё и ещё. Она ударяется головой о стену и снова вскрикивает, на этот раз от боли. Но я неумолим, и ей приходится упереться в стену ладонями. Я трахаю её, как последнюю сучку, вколачиваю сзади грубыми толчками, всаживаю сразу на всю длину, ощущая как головка касается чего-то в самой её глубине. И на каждое такое касание она начинает отзываться тихим стоном, который становится всё громче и громче, и вот она уже не покорная сучка, выставившая свой зад на потеху всем желающим, она — тигрица, она рычит от похоти, она просит: "Ещё! Сильней! Сильней!", она подмахивает, стараясь вогнать член поглубже, она воет, извивается, и, наконец, кончает одновременно со мной, оглашая общежитие криками страсти…
*****
Я возвращаюсь к столу усталый, выдоенный до последней капли. Меня не было часа полтора. Откуда-то появляется Наташа, но она меня больше не интересует, по крайней мере сегодня. Я наливаю себе полстакана водки, выпиваю залпом, наливаю ещё. Всё, праздник кончился, пора спать. Наташка, ты классная девчонка, но только не сегодня. Я слишком устал. Что? Проводить? Она сидит рядом, положив ногу на ногу. Люрекс призывно поблёскивает в полумраке. Какие аппетитные ляжки! Ну что ж, для начала выясним, стоит ли тратить время. Я кладу руку на её бедро, обтянутое модными колготками, и начинаю поглаживать, поднимаясь постепенно вверх. Пока никто не возражает. Я поднимаю глаза на её лицо. На нём обожание и покорность. Трахнуть двух за один вечер? Такого со мной ещё не было. А почему бы и нет? Рука скользит по гладкому бедру, забираясь всё выше под юбку. Заинтересованный происходящим, зашевелился мой дружок в штанах. Вот пальцы коснулись промежности, погладили "девочку", спрятанную пока за двумя слоями ткани — под тонким капроном колготок я чувствую шов трусиков. Ничего, скоро я с тебя сниму и то, и другое. Обнимаю Наташу свободной рукой, целую долгим поцелуем в губы. В голове мелькает мысль о том, что Ленка мне всю морду извозила и наверняка остался запах. Впрочем, Наташку это, похоже, не смущает. Чуть активнее шевелю рукой между ног и чувствую, что там становится влажно. Целую щёки, шею, уши. Чуть покусываю мочки ушей, слушаю, как учащается дыхание. Всё! Девочка готова! Да и у меня уже стоит. Было бы где — трахнул бы прямо сейчас. Может у неё дома?
Удача — дама непостоянная. Проводив Наташу до дома я узнал, что родители дома, и сегодня мне "не светит". Продолжение нашего романа было отложено до лучших времён, которые наступили только дней через десять, уже в начале нового, 1983 года. Все эти дни я не вспоминал Наташку, так как усиленно домогался Ленки — все новогодние праздники я искал повода для встречи, а найдя безуспешно пытался затащить её в постель. Кончилось тем, что она практически на моих глазах, как мне тогда показалось демонстративно ушла с Эдиком Лейба, добродушным белобрысым толстяком из Эстонии. Я залил обиду хорошей порцией портвейна и отправился разыскивать Наташку.
На следующий день, обнимая в постели мою новую пассию, я размышлял о том, как странно всё складывается в современном мире. Еще пару недель назад я эту девушку не замечал. То есть, я, конечно, знал о её существовании, но относился к ней лишь как к товарищу по учёбе. А сегодня я уже два раза кончил, при этом один раз в рот (она при этом сначала жутко смущалась и минет делала очень неумело) . И она тоже разок кончила (правда пришлось поработать — сначала пальцем, потом языком) . Выходит, не мы, мужики, их, девчонок, а они нас выбирают. Вот же пример — Наташка проявила немного инициативы и настойчивости, и вот я здесь, лежу вот рядом, ласкаю её, стараюсь, удовлетворяю. Вон лежит, улыбается счастливая. А ходила бы, задрав нос, в ожидании принца — так ничего бы не было.
При всей своей скромности и неискушённости в сексе Наташа мне неожиданно понравилась. Она с успехом компенсировала недостаток опыта своей готовностью подчиняться, и делала это с огромным удовольствием. Я видел, чего ей стоило заставить себя взять в рот, и как она возбудилась, когда всё же пересилила себя. И потом, когда я велел ей слизать все капли и проглотить сперму, её первой реакцией были ужас и отвращение. Зато каким счастьем светились её глаза, когда она заставила себя подчиниться!
Рискну предположить, что в каждом из нас, где-то глубоко сидит деспот, и подобная склонность к мазохизму часто провоцирует у нас если не садистские наклонности, то уж как минимум стремление к доминированию. Не стану скрывать, я не избежал этого соблазна. Я повелительным тоном заставлял Наташу принимать самые затейливые и изощрённые позы, почерпнутые мною из рукописной Кама-Сутры, и с извращённым удовольствием наблюдал, как она, вспыхнув сначала от возмущения, заставляла всё же себя подчиниться, и как, раскрасневшись от стыда и возбуждения, исполняла прихоти, приходящие в мою, в общем-то тоже не особо искушённую, голову.
И вот теперь я лежал рядом с Наташкой и задумчиво теребил её сосок, размышляя о том, какие новые унижения я могу придумать для своей рабыни. Будущее рисовалось мне в самом радужном свете, тем более, что в ответ на мои манипуляции пальцами моя партнёрша начала проявлять признаки беспокойства. Участилось дыхание, вернулся румянец на щеки с ямочками. Она уткнулась мне в плечо и застонала. Я продолжал невозмутимо разглядывать трещинку на потолке.
— Хочешь, я… ну… в общем… поцелую тебя… туда?
Хочу ли я? Что за вопрос, конечно хочу, но это слишком смелая инициатива для рабыни.
— Ты хочешь отсосать?
Я не вижу её лица, но не сомневаюсь, что при этих словах его залила краска смущения.
— Да! — голос прерывается от стыда и возбуждения, — Хочу отсосать!
Я вхожу во вкус:
— Тогда попроси меня. Хорошо попроси.
— Пожалуйста, — она старательно прячет лицо.
— Что пожалуйста?
— Ну… можно мне… в рот… ну… отсосать?
Она задыхается от возбуждения, но я непоколебим.
— Нет, не разрешаю. Сначала принеси мне чего-нибудь выпить.
Где она возьмёт выпить? Я что сдурел? Принесла бы хоть воды, а то сушняк после вчерашнего. Наташа поднимается с постели и тянется за халатом. Я отбираю халат.
— Не надо, так иди.
Красная, как рак, Наташа выходит из комнаты, путаясь в собственных ногах. Через пару минут она возвращается, не поднимая глаз, в руках у неё бокал с жидкостью чуть желтоватого цвета. Судя по запаху — это самогон. Я начиная смотреть в будущее со всё большим оптимизмом.
— А теперь соси.
Я полулежу на подушках с бокалом в руке. Наташа устраивается у моих ног и принимается за работу, компенсируя неумение старательностью. Она лижет член языком, сосёт его, причмокивая, мнёт яйца, но после двух раз эрекция нестойкая, а у неё явно не хватает опыта.
— Плохо сосёшь, не стараешься.
При этих словах девушка ещё энергичнее начинает работать языком. Она уже не красная, а пунцовая от стыда. Её потуги уже находят благодарный отклик у моего привередливого дружка, но у меня уже другая идея.
— Становись раком.
Отмечаю про себя, что пауза, предшествующая выполнению моих команд становится всё короче. Наташа послушно принимает требуемую позу и замирает в ожидании. Невольно любуюсь открывающимся видом. Её зад напоминает формой перевёрнутый туз червей. Не спеша занимаю позицию позади неё, раздвигаю ягодицы, провожу рукой по послушно подставленной щели. Ладонь мокрая. Ого! Приставляю головку к мокрым губам и, чуть покачивая ей вверх-вниз ввожу сантиметра на два. Наташа замерла в терпеливом ожидании. Ну, начали! Я резко ввожу член вовсю его длину. Наташа вскрикивает и валится вперёд.
— Стоять!
В ответ на мой грубый окрик, она торопливо принимает прежнюю позу, упершись на этот раз покрепче руками. Я вынимаю и снова всаживаю до упора, ещё раз, ещё… Каждый толчок сопровождается громким хлюпаньем и приглушённым стоном Наташи. Вот так! Ещё! Сильнее! Я стою на полу, широко расставив ноги. Я не обнимаю свою новую возлюбленную, я даже не придерживаю её за бёдра. Единственной точкой соприкосновения наших тел остаются наши гениталии. И я трахаю, трахаю её, без жалости вгоняю свой кол в хлюпающую вульву. Чтобы кончить третий раз подряд, нужно время. Запас спермы подрастрачен, силы истощены. И я гоняю, гоняю туда-сюда, не обращая внимание на то, что моя партнёрша с трудом удерживает равновесие под моими толчками. Впрочем, судя по звукам, которые она издаёт, эта гонка ей нравится. Стоны всё громче, они становятся похожи на подвывание. И вот, наконец, изо рта Наташи вырывается пронзительный крик, она выгибается дугой, и её накрывает волна оргазма. Она падает ничком, так что мне приходится падать на неё, чтобы не прерывать своего занятия, и бьётся в конвульсиях.
Оргазм Наташи продолжается долго, дольше, чем мне приходилось видеть раньше, но постепенно он затихает. Теперь моя очередь. Напряжение в яичках всё нарастает. Я чувствую скорую развязку. Сперма вот-вот брызнет. Я вынимаю член и почти кричу:
— Повернись! Открой рот!
Наташа поворачивается и видит перед собой покачивающийся, мокрый от её выделений член. Секундное
колебание, и она широко открывает рот, закрыв при этом глаза. Вставляю член так глубоко, как только могу. Наташа мычит, пытаясь вытолкнуть языком мой член, достающего ей до самого горла. Но я начеку. Хватаю её за волосы и не даю освободиться от кляпа. Не полагаясь на её умение, начинаю сам делать движения тазом, придерживая голову рукой.
К сожалению, борьба со строптивой партнёршей меня отвлекла, и моё возбуждение чуть отступает. Набираюсь терпения и продолжаю трахать её в рот. Она уже не сопротивляется. Как-то приспособившись к размерам моего бойца, она даже делает движения навстречу. Молодец, хорошая девочка! Я чувствую, как сперма вновь штурмует подступы к выходному отверстию. Ну, ещё немножко! Сейчас я кончу прямо в этот милый маленький ротик! Я балансирую на грани оргазма и никак не могу излиться. Ну, сейчас… Проклятье! Немного помогла бы рукой, и всё было бы о’кей. А может самому, пока у неё глаза закрыты? Не в силах устоять перед соблазном, я вынимаю член из неумелого рта и начинаю дрочить. Наташа закрывает рот и судорожно сглатывает слюну.
— Открой рот!!! — я с трудом узнаю свой голос.
Наташа снова открывает рот, и в ту же секунду выстреливает первая струя. Она попадает ей в закрытый глаз. Сперма капает с длинных ресниц на щёку и стекает вниз. Вторая капля повисает на подбородке. Третья отправляется по назначению — в услужливо открытый ротик. Я смотрю на залитое спермой лицо и чувствую, что игра мне начинает нравиться. Я размазываю сперму членом по щекам, лбу, губам, продолжая дрочить, чтобы выдоить из себя всё до капли.
— Высунь язык. Молодец, послушная девочка.
Я выдавливаю последнюю мутную каплю на её узкий длинный язык.
— Глотай, шлюха! — рабыня не смеет ослушаться.
*****
Я почувствовал, что что-то изменилось, но до затуманенного сознания не сразу дошло, что же именно. Я открыл глаза и зарычал от вожделения — моя возлюбленная поднялась, повернулась ко мне спиной и наклонилась до земли, задрав свою короткую юбочку высоко на спину. Несколько секунд я стоял неподвижно, завороженный чудесным зрелищем. Две стройные ножки, слегка расставленные в стороны, попа покорно отклячена назад, коричневая розочка ануса между двух соблазнительных полушарий ягодиц, а чуть ниже — восхитительные розовые губки, раскрывшиеся в предвкушении долгожданного вторжения, блестящие от выступившей влаги. Я направил член рукой в заветную дырочку, но от возбуждения не смог попасть с первого раза. Мне пришлось обхватить её упругие ягодицы дрожащими от волнения руками и раздвинуть губы большими пальцами обеих рук. Я всадил резко, сразу по самое основание. Ленка закричала, забилась в моих руках, как раненая птица. Я чуть вынул и снова вогнал до упора, ещё и ещё раз. Сперма, не доставшаяся утром ненасытному унитазу, забурлила, закипела в мошонке. Оргазм подступал необыкновенно быстро. Стараясь отсрочить сладкий миг, я принялся делать сильные толчки, почти не вынимая. Яйца звучно шлёпали о стройные бёдра в унисон со шлепками ягодиц о мой плоский живот, головка доставала, задевала что-то далеко внутри моей возлюбленной, заставляя её слабо вскрикивать всякий раз. Лена стояла, опустив голову, ни во что не упираясь, а только обхватив руками лодыжки. Качаясь под напором моих толчков, она едва не падала, так что мне пришлось крепче обхватить её за талию.
Кончили мы одновременно. И снова стоны страсти моей темпераментной партнёрши разнеслись далеко над полем, спугнув стайку ворон. Они с карканьем поднялись над осенним жнивьём, и мой победный крик слился с шумом десятков крыльев. С некоторым удивлением я отметил про себя, что я тоже кричу во весь голос, и оказалось, что это очень приятно, кричать от страсти, стоя во весь рост посреди поля, кричать громко, отбросив ложный стыд. Я удар за ударом вгонял свой поршень и чувствовал, как изливается потоком сперма, заливая её горячие недра… И снова померкло солнце, и замерли мерзкие крики глупых ворон, и остановилось время, великодушно даря юным влюблённым счастье подольше насладиться величайшим из всех наслаждений, доступных человеку…
Несколько мгновений спустя мы стояли рядом, пытаясь отдышаться. Лена провела рукой между ног, и поднесла её к лицу. Ладонь блестела от влаги. Она слизнула капельку пота, выступившую на верхней губе и спросила:
— Ты что, туда… ну… туда кончил?
Я смотрел, как поднималась и опускалась её грудь, в тщетных попытках восстановить дыхание, слушал, как вырывались из груди слова, но не понимал их значения. Наконец, до меня дошёл смысл вопроса, и я кивнул.
— А, понятно… А какое сегодня?
Я попытался вспомнить, но не смог.
— Мне, кажется, уже нельзя было. Или нет? Какое сегодня?
Наморщив лоб, она что-то вычисляла в своей прекрасной головке.
— Не, кажется ещё можно. Но ты в следующий раз скажи. Я лучше в рот…
Воображение услужливо нарисовало мне картинку моего бурного семяизвержения в этот очаровательный ротик, и я почувствовал, что мой ненасытный боец снова зашевелился. Позже я ещё раз порадовал неутомимого труженика, дав ему излиться в рот моей замечательной подруги к большому удовольствию обоих.
Мы вернулись около полуночи. После получаса страстных лобзаний на школьном крыльце я вновь почувствовал прилив сил. Впрочем, разум взял верх над чувствами, и мы отправились спать, предвкушая завтрашнюю встречу. Ночью мне снились эротические сны, и проснувшись, я обнаружил, что лежу в мокрых трусах. Впрочем, это никак не сказалось на потенции: мой боец встречал утро как обычно — по стройке "смирно". Какое все же это замечательное явление — юношеская гиперсексуальность. Как жаль, что нам не удаётся сохранить это свойство в зрелом возрасте. Или наоборот? Как сложилась бы судьба человечества, если бы зрелые мужчины, умудрённые опытом, достигшие ощутимых результатов в постижении науки соблазнения как своих не менее опытных подруг, так и молоденьких девушек, сохранили бы юношескую готовность трахать всё, что движется, и способность делать это по много раз подряд? Боюсь, что понятие семьи рухнуло бы первым, увлекая за собой в пропасть чувственных удовольствий и другие социальные институты.
Впрочем, не могу сказать, что меня в тот период времени очень волновали судьбы человечества. У меня было всё, что нужно молодому парню — отличное здоровье, неиссякаемый оптимизм, стойкая эрекция и подруга без комплексов, помогающая реализовать этот потенциал. Я был счастлив. Я просыпался с улыбкой от предвкушения моря любви, ожидающего меня сегодня. Я ложился в постель удовлетворённый, немного усталый, но счастливый от того, что завтра наступит новый день, который снова подарит мне радость обладания моей темпераментной красавицей. Мы не пропускали ни одного дня. Нам кое-как удавалось создавать видимость работы, но мы использовали каждую возможность уединиться, чтобы заняться любовью. Поля в той дыре, где нам своим трудом приходилось доказывать преимущества колхозного строя, были окружены узкими полосками лесопосадок. Считалось, что это спасает почву от эрозии. Посадки тянулись вдоль грядок, и мы с Ленкой всегда старались выбрать крайнюю, поближе к деревьям. Раз или два за день мы убегали за лесополосу и с упоением юности занимались сексом, прячась за редкими деревьями. Ленка сначала ласкала меня ртом, а потом спускала джинсы и трусы и мы приступали к самому главному. Иногда, в сухую погоду, мы занимались этим, лёжа в траве, но чаще она становилась раком, упершись руками в какой-нибудь предмет для устойчивости, или просто обхватывала руками лодыжки, и мне тогда приходилось придерживать её за талию.
Судя по многозначительным взглядам, цель наших отлучек ни для кого не была секретом. Все прекрасно всё понимали и по-хорошему завидовали. Впрочем, мы были не единственной парой, пытающейся разнообразить наше убогое существование плотскими утехами. Вечерами, восстановив силы после тяжких трудов на ниве колхозного строительства, неунывающее студенчество начинало своего рода "броуновское движение" в поисках любви и секса. На спонтанно возникающих вечеринках, на дискотеке, просто на вечерних посиделках, где всегда царит веселье, звенит девичий смех, бренчат расстроенные гитары и, чего греха таить, частенько слышен звон стаканов, парни и девушки сталкивались в поисках пары, разбегались, снова сталкивались, образуя новые пары. Некоторые связи сразу же опять разрывались, другие были прочнее, полудетские ещё романтические грёзы подкреплялись вполне осознанным стремлением к ещё вчера запретному плоду, и вот уже не только мы с Ленкой бродим вечерами в поисках уединения. Кроме нас, вчерашних школьников, в группе было немало ребят и девушек постарше. Они уже давно забыли смысл таких понятий, как скромность и стеснительность, а слово "целомудрие" вызывало у них нездоровый приступ хохота. Для нас их пример стал серьёзным катализатором процесса, и к середине месячного срока пребывания в колхозной ссылке уже добрая половина "тружеников" разбилась на более или менее устойчивые пары.
Так, регулярно подслащая свою унылую жизнь радостями регулярного секса, мы дожили почти до самого окончания "трудового семестра". Беда случилась за три дня до отъезда.
Было солнечное воскресное утро. Мы забрались довольно далеко в поисках укромного местечка, но в конце концов наши поиски были вознаграждены. Мы наткнулись на живописный уголок в лесу, километрах в трёх от села. Небольшая полянка, сбегавшая по пригорку прямо на берег небольшого ручья, была скрыта от посторонних глаз рядами молодых берёз. Густой подлесок вселял уверенность в то, что никто не помешает нам использовать этот по-летнему тёплый денёк, чтобы наслаждаться друг другом до самого вечера. Мы расстелили на траве предусмотрительно взятое с собой одеяло и принялись целоваться, постепенно раздевая друг друга.
Солнце припекало. Наверное, это был последний день бабьего лета. Я целовал её лицо, шею, а она поворачивала голову, подставляя новые места для моих поцелуев. Я медленно, одну за другой, расстегнул пуговицы её блузки, прислушиваясь к тому, как учащается её дыхание. Я не спешил. Зачем спешить, если в запасе целый день? Её ловкие пальчики скользнули вниз, к застёжке моего ремня. Я затаил дыхание…
Суровая действительность внесла свои коррективы в романтические планы юных влюблённых. Когда появились местные, блузка была расстёгнута, но всё ещё оставалась на её плечах. Они ввалились на нашу полянку, ломая ветки и улюлюкая, и в одну секунду окружили нас. Я вскочил, безуспешно пытаясь застегнуть капризную молнию. Их было пятеро. Четверо примерно моего возраста, или чуть старше. Пятому, здоровенному амбалу в наколках, было лет двадцать пять. Он оскалился, демонстрируя золотую фиксу в ряду гнилых зубов:
— Что, поебаться захотел? Ни хуя, сначала мы.
Ответом ему был пьяный хохот его дружков. Если у меня и была поначалу надежда на мирный исход, то теперь она улетучилась окончательно. Учитывая большой численный перевес аборигенов, нас могло спасти только чудо. Один из них сделал резкое движение, делая вид, что хочет меня ударить. Я машинально отшатнулся, вызвав новый взрыв хохота.
— Смотри, Федот, он испужался!
Федотом очевидно звали амбала в наколках. Он пьяно отрыгнул и осклабился. Лена сидела на траве, хлопая широко раскрытыми от ужаса глазами, и пыталась дрожащими пальцами застегнуть блузку. Я старался занять позицию между ней и местными, но они были вокруг. Кто-то из них, оказавшийся сзади, дал мне увесистый пинок. Я резко обернулся, и тут же получил удар в ухо с другой стороны. Дело принимало плохой оборот. Федот наклонился и схватил Лену за волосы.
— Иди сюда, блядь. Сейчас ты мне отсосёшь.
Я изловчился и ударил его ногой. Ударил сильно, но парень был чуть ли не вдвое крупнее. Он лишь покачнулся, схватившись свободной рукой за щёку, но Лену не отпустил.
*****
Что бы ещё придумать? Как посильнее её унизить? Я тогда ещё и слыхом не слыхивал ни об анальном сексе, ни о "золотом дожде", а мысль о физических истязаниях как-то не приходила в голову, я ведь, всё-таки, не садист… В общем, исчерпав запас известных мне унижений, я удалился домой.
Надо сказать, что роман наш продолжался недолго. Ни о какой теплоте отношений между хозяином и рабыней не могло быть и речи. Особыми талантами в постели, кроме, конечно, феноменальной покорности, Наташа не обладала. Конечно, она была вполне привлекательной девушкой, но на фоне секс-бомбы Лены, её чуть полноватое тело не вызывало особой страсти. Месяца полтора-два я развлекался, реализовывая самые извращённые из своих фантазий. Бедная девушка ползала на четвереньках и по-пластунски, лаяла по-собачьи и мяукала, ей было запрещено находиться в моём присутствии в какой-либо одежде, кроме ошейника, она даже не могла закрывать дверь уборной, что доставляло ей особые страдания. Она с готовностью выполняла все мои прихоти, я даже думаю, что она бы согласилась на групповой секс, если бы я приказал, но я в те времена сам ещё не был столь развращён.
Ну, а когда источник фантазий иссяк, я охладел к своей рабыне. Ещё пару месяцев я из жалости навещал несчастную девушку, а потом встретил Галю и объявил Наташе, что наш роман пришёл к своему логическому завершению. Было море слёз, она на коленях молила меня остаться, я чувствовал себя последним подонком, но ушёл. Так закончилась моя вторая love-story с девушкой из моей группы.
По правде сказать, за время моего обучения, я переспал ещё с одной барышней с нашего потока, Ларисой. Это случилось после какой-то вечеринки на четвёртом или пятом курсе. Я трахнул Ларису в её комнате в общежитии. Сначала мы долго целовались, потом разделись, улеглись на узкую панцирную койку и занялись сексом. Я был сильно пьян и долго не мог кончить. Впрочем, Ларису это устраивало. Я плохо помню подробности, но мне запомнилось, что она так громко кончала, что, наверное, перебудила всех на этаже. В перерывах между оргазмами она кричала, что боится "залететь", и поэтому я должен кончить ей в рот. Я продолжал гонять член в её хлюпающей раздолбанной дырке, почти не встречая сопротивления, и мечтал о том, чтобы кончить хоть куда-нибудь. Наконец, я почувствовал приближение развязки, вынул своего мокрого дружка, подрочил немного (я тогда уже не стеснялся дрочить во время секса) и кончил, как она и просила, ей в рот.
На другой день мы оба сделали вид, что ничего не случилось. Наши прекрасные отношения сохранились, но роман продолжения не имел. А через месяц я узнал, что Лариса вышла замуж за парня из параллельной группы.
Разумеется, мои сексуальные контакты в студенческие годы не ограничивались пределами нашего института. Вообще эти пять лет были, возможно, самыми насыщенными в сексуальном смысле. Мы шагали по жизни бодрым маршем, останавливаясь (совсем по Цою) "у пивных ларьков", да ещё в постелях подруг. Впереди — вся жизнь, а вокруг — сотни молодых и красивых девушек, воспитания, мягко говоря, не слишком пуританского, так же, как и мы жаждущих развлечений. Молодость, здоровье… Мы не знали похмелья, мы могли кончать по четыре-пять раз за вечер, мы трахали всё, что шевелится, легко расставаясь со старыми подругами ради новых встреч. Блондинки и брюнетки, длинноногие модели и маленькие кошечки, пышногрудые матроны и стройные узкобёдрые спортсменки… Рассказать обо всех, да что там рассказать — вспомнить их всех невозможно. Именно поэтому я решил ограничить свой рассказ об этих годах студенческой темой.
Вторым ограничением было то, что я рассказывал только о происходившем со мной лично, хотя по рассказам моих друзей, их половая жизнь протекала ещё более бурно. Я решил сделать только одно исключение из этого правила и рассказать (очень коротко) о небольшом приключении, случившемся с одной из моих подруг, красавицей Кристиной, девушкой с ангельским лицом и дьявольским темпераментом в постели. Кристина постигала премудрость высшего образования в другом институте и к моменту описываемых событий добралась уже до третьего курса.
Профессор Н. пользовался у студентов репутацией "непробиваемого". Тем, кому не удавалось проскочить экзамен с первого раза "на шару", приходилось долго, и часто безрезультатно обивать пороги кафедры, упрашивая Н. разрешить пересдачу. Когда же он соглашался, то сажал несчастных "хвостистов" прямо перед собой, чтобы не дать воспользоваться "шпорами" и начинал безжалостно гонять их по всем темам. Особой свирепостью он отличался по отношению к девушкам, которых считал не способными к точным наукам.
Когда Н. завалил Кристину в третий раз, и перед ней замаячила реальная перспектива отчисления, он, с видом человека, делающего ей огромное одолжение, предложил позаниматься индивидуально с ней, а также с её подружкой Олей. Занятие было назначено на субботний вечер, и это слегка настораживало. Однако, молодым девушкам пятидесятилетний Н. казался глубоким стариком, не представляющим опасности. К тому же, он ведь пригласил их двоих, что по их мнению лишний раз подтверждало чистоту профессорских намерений. Тем не менее, обе нимфы тщательно причесались и сделали макияж, чтобы понравиться старцу.
Н. встретил девушек в махровом халате, накинутом на голое тело, чем привёл их в полное смятение. Пригласив их в большую полутёмную комнату, он сел напротив и для начала минут сорок говорил им о том, какие они юные и красивые, и о том, что они даже не знают, какую радость они могут подарить зрелому мужчине, который рядом с ними сам молодеет душой и телом… Потом он очень убедительно и доходчиво (профессор всё-таки) объяснил, в чём будут заключаться их индивидуальные занятия, и чем им грозит отказ. Перепуганные девушки согласились. Н. приказал им снять блузки. Поглазев пару минут на полуголых красавиц, профессор предложил снять юбки. Потом пришла очередь Олиного лифчика (Кристина лифчик не носила) . Через пять минут вслед за лифчиком в угол комнаты полетели колготки. Н. сидел в кресле и теребил своё поникшее достоинство, пытаясь оживить его. Вскоре обе девушки были уже совершенно голыми, и профессор потребовал, чтобы они продемонстрировали ему свои самые интимные места как можно более откровенно. Отчаянно онанируя, престарелый фавн внимательно рассмотрел предъявленные ему для осмотра гениталии и приказал девушкам мастурбировать. Похоже, это, наконец, произвело впечатление на Н. , так его член начал проявлять признаки жизни. Впрочем, вскоре его хозяину этого было уже мало и он потребовал у девушек, чтобы они мастурбировали друг другу. Громко сопя и глотая слюну он молча смотрел на сеанс взаимной мастурбации, демонстрируемый Кристиной и Олей, не прекращая при этом попыток выдоить что-нибудь из своего вялого хоботка, а потом потребовал, чтобы девушки поцеловались. Следующей идеей была, как нетрудно догадаться, взаимная ласка друг друга между ног языками. Кристина, которой уже начал надоедать этот спектакль, предложила старику просто сделать ему минет, но тот гневно отверг её предложение, и ей ничего не оставалось делать, как, усевшись на лицо подруге, припасть губами к её влажной расщелине.
Сеанс лесбийской любви возбудил профессора до крайности, он уже готов был кончить, но всё же не смог. Отчаявшись достичь кульминации, он вдруг вскочил и опрометью бросился вон из комнаты. Озадаченные девушки сидели, обнявшись на диване и гадали, куда мог запропаститься странный старик, когда дверь распахнулась, и они увидели на пороге своего преподавателя, облачённого в женскую комбинацию и чулки с поясом. В одной руке он держал плётку, а в другой — огромных размеров вибратор. Глаза профессора горели огнём буйного помешательства, и, хотя вид его был весьма нелеп, девушки не решились даже улыбнуться. По команде старого извращенца девушки сначала отстегали его плёткой, а потом изнасиловали по очереди в задний проход при помощи вибратора. Только после этого он, наконец, кончил, смешно повизгивая всякий раз, когда силиконовый стержень погружался в прямую кишку.
Отдохнув немного, Н. отвёл Кристину с Олей в огромную ванную комнату, сияющую кафелем и хромом, улёгся в большую угловую ванну и приказал им помочиться на него. Рассказывая мне через два года об этом случае, Кристина призналась, что до сих пор не может забыть, как профессор жадно ловил ртом горячие струи, неистово онанируя на дне ванны… А в качестве финального аккорда разнузданной оргии, он потребовал, чтобы девушки стали на него испражняться. Правда, последнее оказалось невыполнимым: они долго тужились, сидя на краю ванны, но так и не смогли исполнить желание сумасшедшего старика. Наконец, он кончил второй раз, вылизывая девичьи попки, и отпустил перепуганных студенток домой.
В понедельник в зачётках обеих девушек красовалось "уд", и они со спокойной совестью отправились на каникулы. Курс, который читал профессор Н. закончился, и в следующем семестре они встречались редко. Как-то раз, столкнувшись в коридоре института нос к носу, дерзкая Кристина многозначительно улыбнулась, поздоровалась с профессором игривым тоном и поинтересовалась о его здоровье, выразительно уставившись на ширинку профессорских брюк. Тот в ответ обдал её такой волной холодного безразличия, что повторять подобные эксперименты моей подружке больше не хотелось.