— Майн ю нот андэрстэнд… получается полная чушь.
— Э-э-э, бля, не умничай! Что за манера — показывать своё превосходство там, где заведомо знаешь, что собеседник твой будет в однозначном проигрыше, — Макс, говоря это, недовольно морщится.
— А кто виноват? Я тебе зимой предлагал: давай вместе учить язык… а ты что мне тогда ответил?
— То же самое, что отвечу сейчас: на хрена мне язык твой нужен! Я, в отличие от тебя, патриот… но я тебе не об этом сейчас — я о другом, более важном. Ты сказал мне про тело… так вот — про тело: если взять, к примеру, этих самых орлов из моего отделения, то у меня на них, на плоскожопых представителей степной фауны, даже не шевельнётся — хоть ты мне за траханье с ними, этими экземплярами нечеловеческой красоты, самосвал бабла подгони! А вот на некоторых… — Макс, дурачась, толкает Андрея плечом в плечо, — на некоторых умников у меня при любом удобном случае подскакивает не хуже, чем по тревоге срывается с койки плакатный отличник боевой и строевой подготовки…
— Вот-вот… я же именно об этом и говорю: утонченная ты, Макс, натура… эстет, одним словом, как тебя ни крути — какой стороной ни поворачивай! И всё это — благодаря армии. Другие в армии черствеют, ожесточаются — и душой, и телом звереют, а ты, Макс… ты — наоборот…
— Издеваешься? — Максим, улыбаясь в ответ, вновь толкает смеющегося Андрея плечом в плечо.
— Ничуть! Констатирую то, что вижу…
— Ага… это, бля, точно! Я сегодня наблюдал, и что ты видишь, и что ты констатируешь…
Максим произносит это, по-прежнему улыбаясь, и кажется, что голос его ничуть не меняется, но Андрей, за полтора года совместной службы изучивший Максима вдоль и поперек, улавливает в интонации его голоса какое-то скрытое, почти неуловимое напряжение… и ещё: хотя Максим говорит в повествовательной форме, ни о чем у Андрея не спрашивая, но Андрею в голосе Максима слышится именно вопрос… скрытый вопрос.
— Ты о чём? — чуть помедлив, отзывается Андрей.
— Об этом самом…
— О чём — "об этом самом?" — в голосе Андрея звучит искреннее недоумение; повернув голову, Андрей смотрит на Максима вопросительно. — Я, Макс, не понял… поясни!
— А чего здесь пояснять? Это ты мне, Андрюха… ты мне ответь: что — птенчика себе уже выбрал? Присмотрел пацанчика — положил на него свой констатирующий глаз?
— В смысле? — Андрей, поднося к губам сигарету, на мгновение замирает; "присмотрел", "выбрал"… слова эти говорят сами за себя, и Андрей, не затягиваясь — держа сигарету у чуть приоткрывшихся губ, вопросительно смотрит на Максима, одновременно стараясь придать своему лицу выражение максимального — полного — недоумения.
— Что — "в смысле?" — Максим, подчеркнуто весело глядя Андрею в глаза, тихо смеётся. — В бане сегодня… ты бойца этого так рассматривал — так на него, на голого, в бане, пялился, лапал-щупал его своим констатирующим взглядом, что мне даже неудобно стало… за тебя неудобно — вот в каком смысле! Хотя… мальчик он симпатичный — что спереди, что сзади… есть на что посмотреть — за что мысленно подержаться. Да?
Андрей, глубоко затянувшись — переведя взгляд на весело вспыхнувший кончик сигареты, молча выпускает изо рта струйку сизого дыма.
— Дрянь сигареты… никакого вкуса нет… — с досадой говорит он, сплёвывая себе под ноги. — Трава, а не сигареты! Нужно будет узнать, кто в воскресенье в город поедет, и заказать, чтоб мне купили мои… кто из наших поедет — не знаешь?
— Я говорю: симпатичный, бля, мальчик… — словно не слыша, о чём его спрашивает Андрей, Максим снова тихо — чуть напряженно — смеётся, не сводя с Андрея вопрошающего взгляда. — Особенно — сзади… да?
Андрей, глубоко затянувшись, медленно выпускает изо рта дым… сигареты, конечно, дрянь, и нужно действительно кого-то просить, чтоб привезли из города другие… трава, а не сигареты! Какое-то время они молча смотрят друг на друга, ничего друг другу не говоря… да и что говорить? Отрицать, что он, Андрей, в бане "пялился" на голого бойца, бессмысленно… он действительно пялился, — Макс, оказывается, всё это заметил, всё просёк, и хорошо, если это видел только один Макс… "точно, бля, крышу срывает — контроль над собой потерял", — думает Андрей; глядя Максу в глаза, Андрей чувствует в душе невольную досаду, и вместе с тем душа Андрея наполняется неожиданным смятением: то, что уже неделю он, Андрей, прячет под семью замками, помимо воли вырвалось наружу, и это… это уже совсем ни к чему — это явный перебор! Молчание заметно затягивается — Максим смотрит на Андрея вопросительно, и Андрей, через силу выговаривая слова, нарушает молчание первым — говорит, изо всех сил стараясь, чтобы в голосе его как можно отчетливее слышалась насмешливая пренебрежительность:
— Макс, тебя что — сухостой мучит? Есть хороший способ снять напряжение: подрочи после отбоя — передёрни, бля, затвор…
— Неплохой совет… только ты, Андрюха, не ответил на мой вопрос… ты — не ответил на мой вопрос. А почему? Словно я тебе не друг, а так — проходящий мимо кассы…
— На какой, бля, на твой вопрос? — Андрей, глядя на Макса, изо всех сил старается подавить раздражение. Максим — парень неглупый, и обмануть его, Максима, не так-то просто… а обмануть его — надо! Потому что… потому что — в противном случае всё становится с ног на голову! Да и что, собственно, он, Андрей, может объяснить?!