Ой, что было. Охуеть. Как говорят, пиздец нечаянно нагрянет. Не со мной было бы — не поверил. Я работаю связистом уже четыре года после института. Контора у нас в городе, а линия — 25 км в одну сторону, 25 в другую. Вот я по ней и езжу, обслуживаю точки. Ну, там подкрутка, подтяжка, равномерное размазывание пыли. Когда на машине отвезут, когда сам на автобусе, а чаще на электричке. На этих точках, кроме шкафов на улице, стоят будки ДТ КТП. Вечно забываю, как расшифровывается. Короче, домики из шлакоблоков: маленькая комнатка и предбанник с лопатами, кабелями и прочим хламом. В будке положено дежурить монтеру. Работа у них рутинная, тоскливая — целый день один. Квасят все.
Приехал я на *** разъезд, отковырял положенное в своих двух шкафах и в будку пошел греться. Зима, холодно, а электричка только в 14.46. Захожу. В клубах сизого дыма сидит Алексей Никандрович, монтер тамошний. Среднего роста, худощавый, жилистый, с задубелой обветренной кожей на лице, седые растрепанные волосы. На столе пузырь, мутный граненый стакан, чайник, банка из-под кофе в качестве пепельницы. На газете — хлеб, сушеная рыба, соленые огурцы. Уже датый. Вообще-то, Никандрыч мужик хороший, мне нравится. Молчаливый, серьезный, рукастый (в смысле трудолюбивый), всегда о чем-то своем думает. 60 лет ему, на пенсии, но работает. Сильный, кулак у него как два моих.
— Здорово.
— Здорово.
Никандрыч, говорю, у тебя тут сдохнуть можно. Дым аж глаза щиплет. Молчит, смолит папиросу. Ну, я достаю свой хавчик, пока разогрел на плитке, пока поел. Никандрыч ритуально предложил накатить, хотя знает, что я все ровно откажусь. Разговор потихоньку капает. То да се.
— Ты, Славка, че не женишься?
Привычно отвечаю: не встретил еще.
— Девок, поди, таскаешь?
Смеюсь, глаза в стол. Не люблю я эти разговоры.
— А, я уж забыл, когда последний раз бабу ебал.
Помолчали.
И вдруг:
— Ты, Слав — голубой?
И смотрит на меня, щурясь от папиросного дыма. У меня кровь от лица отхлынула. Заикаюсь:
— Да с чего Вы взяли?
Пепел с папиросы упал на стол. Никандрыч, не спеша, своей ручищей смел его на пол.
— Чай, не дурак.
Опять помолчали. Я лихорадочно соображаю, что делать дальше.
И вот тут Никандрыч выдал номер:
— Слав, давай я тебя в попу выебу.
У меня дар речи пропал. Никандрыч рассудил молчание по-своему:
— Ты не ссы, никто не узнает.
Что за человек — что не фраза то перл. А дальше… А дальше мои мозги отключились. Напрочь. Остались только инстинкты и рефлексы. Ну черт меня дернул?
Я встал со стула, трясущимися руками расстегнул штаны, снял плавки. Стояк у меня уже был на все сто. Немного замялся и снял все остальное: свитер, рубашку, футболку. Никандрыч тоже поднялся и начал расстегиваться.
В комнате две стены занимает стенд с приборами, подставка с телефоном и рацией, у третьей стены — стол, а у дверей — широкая лавка с набросанными старыми одеялами и засаленными фуфайками. Ну чтобы было, где покемарить. Вот на эту лавку я и лег, задрав ноги к голове (не буду врать, что это у меня впервые, ну было). Никандрыч разделся по пояс. Мосластый, с седой волосатой грудью, поджарый живот. Пошуршал с пуговицами и приспустил штаны.
Сюрпра-а-а-айз!