Как бы мне не хотелось и не верилось тогда, да и сейчас пожалуй, неотвратимо как смена времен года, ночи и дня, солнца и луны приближался финиш этой необычной истории. Истории о неудавшемся горном походе. Поверьте, не сразу. Не через день и даже не через два, но все уже было предрешено.
Вернувшись на трясущихся ногах почему-то наверх, я разделся, лег, притянул к себе горячее тело Вани и отрубился. Напрочь забыл, что собирался спать внизу с ребятами.
С самого рассвета опять шумела и громыхала гроза. Проснулся от блаженства и даже не хотел открывать глаза. Казалось, что я в раю. Чувственном. Мой дрын ласкал самый нежный, ласковый и желанный в мире рот, губы, язык, горло.
— А-а-ах!!! — этим возгласом начался наш медовый период. Ваня самозабвенно делал мне восхитительный минет. Но счастье, как известно, недолговечно.
Честно говоря 4 последующих дня я помню весьма смутно. Это было постоянное пребывание в эйфории. Для нас перестали существовать база, погода, люди, новости и события. Не помню что и когда мы ели, пили, с кем общались. Любое даже краткое расставание было пыткой и надругательством и ввергало в ревность, раздраженность, беспокойство и депрессию. Мы пили воздух одним дыханием, воспринимали мир одними органами чувств, и купались во взаимной влюбленности. Это была череда бесконечных сношений куда только возможно. Я сходил с ума от блаженства, яростно вколачиваясь в его юношеское тело, Ваня с молодецкой удалью натягивал меня. Как божественный нектар мы пили соки друг друга, и взаимно со всей возможной страстью, дарили один другому упоительный экстаз. Прерывались лишь по крайней нужде.
Это было восхитительно, несравненно, непревзойдимо: мы были пьяны от эндорфинов, мощно вырабатываемых влюбленным телом, слепы к окружающему и ведомы единым восторгом взаимного обладания. Сквозь пелену этого опьянения вспоминается наше скупое общение с друзьями, их недоумение, растерянность, непонимание, которые мы не желали развеивать: Я перестал существовать для себя и жил одним только им, а он мной. Никогда прежде я ни с кем не был так близок, так вожделен, так необходим.
Во время передышек он рассказывал свою историю приобщения. Ранний сексуальный опыт Вани сводился к десятку взаимных минетов с двоюродным братом-ровесником в тринадцатилетнем возрасте, когда он отдыхал летом в селе у бабушки. Секс с девушкой у него тоже имелся через год. Трижды ему дала слабая на передок соседская девчушка на год младше. К тому времени она давала уже вовсю, и была основательно раздолбана отчимом, мужиками-соседями и пацанами со всей округи. Особенного чего-то он с ней не испытал, так как очень быстро кончал. Вскоре она отшила его, променяв на старших.
В год окончательного приобщения в конце лета ему исполнялось 16. В одном из горных походов он был помощником руководителя. Группа была столичной и состояла из 10 парней и 3-х девушек. Все были студентами 3 — 4-ых курсов. Свободных мест в палатках не было и ему предложили спать у себя двое симпатичных друзей. Парни были высокими и сильными. Кареглазый блондин отличался особенно рельефным телом и обильной волосатостью. Синеглазый смуглый брюнет, его друг — был почти безволосым. Погода тогда стояла жаркая и даже ночью в палатке парни спали на расстеленных как одеяла спальниках в одних трусах. Как-то среди ночи Ваня проснулся от объятий сонного брюнета. Подумал, что тому снится эротический сон. Парень поглаживал ему живот и легко вминался в бедро большим твердым болтом. Это неожиданно возбудило. Ваня замер, не зная как поступить. Ласки студента были так приятны.