— Ну, как успехи? Получается?
Слова эти, сказанные с интонацией мягкой, почти интимной, возникли в голове Архипа совершенно спонтанно, и — произнося эти четыре слова в виде двух вопросительных предложений, Архип одновременно с вопросами, заданными негромко, но совершенно внятно, положил ладонь рядовому Зайцу на плечо, словно этим отеческим жестом желая унять, остановить самозабвенно танцующее тело восемнадцатилетнего салабона…
Бедный Заяц! Как говорят абстрактные гуманисты, врагу такого не пожелаешь…
Услышав над своим ухом голос и в ту же секунду почувствовав, как на плечо его легла чья-то ладонь, Заяц, ничего подобного не ожидавший и не предвидевший, невольно издал короткий звук, отдалённо напоминающий утробное хрюканье, на мгновение замер, словно остолбенел, но уже в следующее мгновение, рванувшись в сторону, он вместе с тем резко всем телом повернулся к Архипу — и Архип близко-близко увидел его округлившиеся глаза с выражением запечатленного в них тихого ужаса.
— Не ожидал? — игриво проговорил Архип, наслаждаясь произведённым эффектом.
Вопрос прозвучал издевательски. Конечно же, Заяц не ожидал! И не только не ожидал, а даже не предполагал ничего подобного… бедный Заяц! Но кто ему был виноват? Если Архип, время от времени сам предавшийся этому занятию, никогда не терял разумной бдительности и, с упоением двигая кулаком — мысленно рисуя картины сладостного траха, одновременно с этим не забывал чутко вслушиваться в окружающий его мир, чтоб не быть в буквальном смысле пойманным за руку, то Заяц, наоборот, решив поиметь-урвать несколько сладостных минут кайфа, проявил при этом совершеннейшую беспечность, так что трудно было даже сказать, чего в этой беспечности было больше — в чем была истинная причина подобного прокола: то ли это со стороны молодого солдата это был полный непрофессионализм в вопросах организации одиночного секса применительно к особенностям армейской жизни, то ли это было проявлением обычного природного разгильдяйства, когда человек живёт по принципу "авось пронесёт — авось ничего не случится"… случилось — не пронесло: молодого солдата, самовольно покинувшего часть в поисках лучшей доли, более опытный сослуживец одномоментно вернул в родную роту… и возвращение это для молодого солдата было подобно эффекту разорвавшейся бомбы, — бедный Заяц! С учетом небезуспешных попыток агрессивного проникновения-внедрения во все сферы жизни некой коммерческой организации, претендующей на монополию духа, впору было вскричать евангельским выражением "Vade retro, satanas!", которое хотя и трактуется как "не искушай!"-"не соблазняй!", но в буквальном переводе с языка латинского означает "Отойди, сатана!" — с акцентом не на первом слове, а на втором… впрочем, в реальной жизни всё проще и жестче, а потому прозаичней, и салабон, застуканный старослужащим в момент "сеанса", по умолчанию никогда не скажет этому старослужащему: "Отойди, старичок! Дай мне кончить… ".
Какое-то время — буквально секунду-другую — они, Архип и Заяц, молча смотрели в глаза друг друга: Архип был чуть выше Зайца, был крупнее телосложением, и потому он взирал на Зайца как бы свысока, наслаждаясь произведённым эффектом, в то время как во взгляде Зайца, уличенного "в неподобающем для мужчины занятии", замер-застыл кроткий ужас… Брюки Зайца были расстегнуты, резинка трусов была заведена под яйца, так что всё его молодое хозяйство было, словно на выставке, выставлено наружу: яйца, непроизвольно подтянутые кверху, как это нередко случается при половом возбуждении, были хотя и не очень крупные, но, рельефно обтекаемые утончившейся кожей мошонки, выглядели выпукло, классически продолговато, а потому вполне достойно — весомо и зримо; волосы на лобке были густые и, наверное, длинные, поскольку они невольно закручивались вправо-влево шелковистыми на вид колечками, в то время как сам живот был, словно у подростка, совершенно чист — густой волосяной покров срезался вверху ровной горизонтальной линией, и на плоском животе выше этой линии не было ни "тёщиной дорожки", ни хотя бы малейших признаков какой-либо другой растительности в виде сиротливо выросших одиноких волосков; сам же член, который Заяц по-прежнему сжимал в кулаке, был этим самым кулаком на две трети скрыт, но именно на две трети — ещё одна треть возбуждённо торчащего члена, не охваченная свёрнутой в трубку ладонью, заканчивалась чуть продолговатой, вишнёво-сочной залупившейся головкой, на самом кончике которой перламутрово блестела выступившая капелька клейкой смазки, то есть член у рядового Зайца в состоянии боевого стояния был вполне приличный, длинный и толстый, так что его, если вдуматься-разобраться, не стыдно было и показать — продемонстрировать посторонним… что, собственно, Заяц и делал — сам того не желая, — секунду-другую они, Архип и Заяц, молча смотрели друг другу в глаза, но уже в следующую секунду Архип, невольно скользнув глазами вниз, самым естественным образом устремил свой взгляд на Зайцево хозяйство — и Заяц, выходя из состояния ступора, инстинктивно реагируя на этот чужой, праздно любопытствующий взгляд, тут же судорожно дёрнулся, с запоздалой торопливостью пытаясь убрать, спрятать-скрыть своё обнаженное хозяйство в штаны.
— Ку-у-да-а? — невольно реагирую на стремление Зайца уничтожить улики, наглядно свидетельствующие о его столь "позорном занятии", напористо проговорил-пропел Архип, одновременно с этим цепко хватая Зайца за член. — Стоять!