И, наконец, вышла. Я кинулся к Юрке, откинул простынь, готовясь не увидеть ложку: по закону физики, открытому еще Ломоносовым-Лавуазье, и по устройству Юркиного жопешника, которого я никак забыть не мог за годы разлуки, ложка должна была уже утопнуть! Но самый краешек ручки все-таки блестел снаружи.
Я попытался осторожненько ухватить ложку за кончик ручки, но вазелиновое масло служило плохую службу.
– Сделай такое движение, как будто ты хочешь пукнуть, – попросил я Юрку.
И он пукнул. Так пёрнул, как умирающим, думаю, не свойственно.
Ложка пулей выскочила на простыню. У меня отлегло от сердца. Самое главное, что резинка в жопе не осталась, а то бывает, что с члена сползет, потом и не достанешь:
Но рано я радовался: ложка в Юрке не утонула, зато член больного взвился с новой силой.
– Сейчас уже некогда, – шептал я торопливо, – она едет с обедом! Потом, после!
Но Юрка спешил жить:
– Пошла она в жопу с ее обедом – хочу спустить, хочу кончить, Алеша! Еби меня дальше!
Ну, что ты будешь делать с этими умирающими! Нельзя же отказать в последней просьбе:
Повернул Юрку опять на бок, ввел черпало в очко – и стал ебать: туда-сюда, туда-сюда, а рукой член надрачиваю. Юрка блаженствует! А у меня сердце колотится: неровен час – какой там час! Минута! – войдет со своей тележкой чуткая Люся-слон!
– Да кончай ты скорее, я слышу тележку, уже, наверное, у соседней палаты!
Тут Юрка, наконец, осознал опасность момента.
– После обеда, – распорядился он. – А то еще Юленьке расскажет. Они ей по мобильнику все докладывают, каждый мой шаг. Шпионки.
Я вынул ложку, быстро стянул с нее резинку, и умирающий вернулся в исходное положение: вновь повернулся на спину.
– Никогда еще у меня так не стоял, – сказал он, когда я вернулся из туалета.
Отворилась дверь. Вошла торжественная Люся, держа в руках две железные миски. За ней следом вошла девушка с чайником и потребовала порожнюю чашку. Из носика в чашку полилось что-то сиреневого цвета.
– Что это? – спросили мы с Юркой хором.
Девушка ответила:
– Как что? Кисель.
Люся важно ушла. Девушка – за ней.
Мы вгляделись в содержимое мисок. На дне одной колебалась желтая вода:
– Гороховый суп, – сказал обреченно Юра.
На дне второй было размазано что-то серое: картофельное пюре. На нем слабо распластался рыбий бочок.
– А ты ничего, кроме йогурта, не принес? – робко спросил Юрка.
Я признался:
– Знаешь, есть куриная ножка и отварная картошка. Взял на всякий случай.
Юрка не поверил:
– Неужели прямо здесь? В портфеле?!
Я вымыл руки, как перед операцией, затем достал из портфеля коробку с куриным бедром и банку с картошкой. Юрка набросился на передачу и всю сожрал.
Минут через пять скрипнула дверь – Люся забрала обе миски.
– Опять ничего не съели! – сказала она в сердцах. – Откуда в вас будут силы-то?
Посмотрела на меня – я пожал плечами.
Как только дверь закрылась, мы продолжили.
В больнице наступил тихий час.
Натянул на ложку новую резинку – и проебал своего любимого Юрку так, как еще никогда не ебал членом! Он извивался от счастья, стоны глушил в подушку. Спустил короткими очередями, поцеловал меня, благодарный, – и тут же уснул. Еще бы: мужик впервые поел по-настоящему:
Уже стемнело, когда в палату вошла другая оплаченная шпионка – Вера. Я попросил ее не шебуршиться, дать больному поспать.
Вера, женщина приземистая и с лицом, как НЛО – круглым и загадочным, попятилась и скрылась за скрипнувшей дверью. Минуты через три у Юрки заиграл мобильник. Юрка вздрогнул и проснулся, схватил трубку. Звонила жена Юленька.
Юрка стал оправдываться, что к нему пришел товарищ Алеша, вот навестил: Долго объяснял про своего товарища: "Я тебе про Алешу говорил, ты забыла! . ." Из его разговора я понял, что любимая Юленька недовольна моим приходом. Ее возмутило особенно то, что я пришел без ее разрешения. Сначала я должен был написать заявление, она бы его рассмотрела, написала бы резолюцию. На меня она не жалела денег – Юрка никак не мог ей втолковать, что Алеша – это "один там товарищ". Потом перешли собственно к Юрке. "Я пообедал: – оправдывался он. – Врет, ее в обед не было, Люсю спроси: я съел обед: Ну, значит, Люся ее обманула:". Наконец, разговор закончился.
– Любит меня безумно, – сказал, потягиваясь, Юрка. И добавил с тоской: – Скоро ужин.
Действительно, через минуту дверь отворилась и медсестра Вера внесла железную миску. За ней шла та же девушка с чайником. Из его носика в порожнюю чашку полился слабый раствор мочи.
– Что это? – хором спросили мы с Юркой.
– Как что? Чай, – ответила, уходя вслед за Верой, девушка.
На дне железной миски было что-то черное. Я понюхал – ничем не пахло.
– Что это? – спросил я Юрку.
– Гречневая каша. Вывали ее в унитаз.