Один еб меня в жопку, приговаривая:
— Ребята, жопка охуенно тепленькая:
Другой еб в рот, я захлебывался, но сосал, третий держал мои ножки в воздухе и совал свой член в рот и отталкивал товарища, говоря:
— Кончаю, кончаю, дай, Вагиф, я ему в ротик кончу:
И кончил-таки мне в ротик. А потом вернулся тот — Вагиф.
Еще один обжигал меня бритыми яйцами, ударяя ими сбоку по лицу. Трое, помню, стояли надо мной и дрочили, ожидая своей очереди:
И все они меня повыебли и обтерхали меня своим молофьем — я был в их молофейке с ног до головы. А сам я кончал просто на автомате, даже счет потерял, сколько раз меня корежило. Потом, когда я стоял в душе и снова мылся и подмывался, семя из моего полустоящего члена само выбрасывалось, против моей воли. Мои яички испускали сперму сами по себе — стоило мне только до них рукой дотронуться или напустить на них горячую воду.
Меня еще никогда так доброкачественно не трахали. Думаю, что они меня вытрахали все восемь, и я под ними спустил не меньше десяти раз. Такого со мной никогда не было. Помню только, что в первый раз спустил еще в ванной, когда он меня заставил сосать и я давился с непривычки:
Выхожу из ванной — в номере никого. Только последний из них собирает чемодан и готовится выскочить. Тут я и узнал, кто они вообще-то были, эти мужчины в одинаковых майках.
— Мы тут на месячной вахте отработали, на судоверфи, — последний мужчина решил впопыхах познакомиться, — в аэропорт выезжаем в четыре часа ночи, а уже без пяти четыре. Вы ложитесь, досыпайте, нас автобусом везут. Мы сами из Волгограда, мы азербайджанцы, возвращаемся к семьям, к детям, внукам, у меня внучка, я ей куклу везу. На наше место сегодня утром другая бригада заедет, а мы уже будем в воздухе:
И убежал с огромным чемоданом.
Я рухнул на кровать и уснул. Засыпая, догадался, почему у них у всех лобки выбриты. Национальный обычай:
Спал недолго — горничная пришла убирать номер и менять постели.
Вдобавок с рассветом в комнату вошла, топая бутсами и сапогами, следующая бригада корабелов из Волгограда. Черные все, кудлатые, не выспавшиеся после самолета, их качает, они на меня и не взглянули даже. Разбрелись по койкам, вывалили на стол банки килек, шматы сала и завалились дрыхнуть:
И, представьте себе, что происходит дальше. Утром иду на предприятие — в боковом кармане пиджака нет портмоне. А в нем: паспорт, военный билет, командировочное удостоверение, деньги, обратный билет. Вот так со мной поступили корабелы из Волгограда. Я после этого документы восстанавливал полтора месяца! И все время думал: зачем они это сделали? Не ради же денег: мне с собой дали всего два-три миллиона, уже не помню точно. Тогда в ходу были миллионы. Они за свою работу должны были получить раз в десять больше, чем я: И понял: для того, чтобы я занимался восстановлением документов и не вздумал на них жаловаться. Может, они испугались, что меня изнасиловали? . .
А теперь перенесемся в 2009 год.
Иду вальяжной походочкой на мужской пляж. Раздеваюсь догола, складываю вещички на песочке под кустом. В мои сегодняшние лета теперь уже я ищу парнишек помоложе себя, каким сам был в Сыктывкаре. Тут же замечаю невдалеке крепыша-мальчонку, лет 20. Хуек небольшой, но ладный. Яички кругленькие, подобранные под животик, похожи на две трюфелинки. Глазами скрестились — поняли друг друга с полувзгляда. Полежали каждый в отдельности, позагорали, потом пошли по очереди в воду, в воде поплескались уже вместе, я его пощупал — у него в холодной воде и то вскочил. Он пощупал меня — я тоже не прочь. Вышли из воды и, чтобы не обращать на себя внимание, один за другим ушли в кусты. Я — вперед, он — за мной.
Поцеловались, пососались, полизали жопки друг дружке. Паренек такой попался плотненький, что я его из рук выпускать не хотел, всю жизнь мечтал о таком крепыше, о таком же вот мускулистом, с такой оттопыренной энергичной попкой. Каждую волосинку на его лобочке послюнил, кудряшки его юношеские обсосал, шелковые, и ни один завиточек не остался во рту! Прикреплены к тугой коже намертво — такой мальчишечка, что до сих пор вспомню — и головка наливается, упирается в пупок.
За что люблю мужские пляжи, — так это за то, что все вокруг "наши" , все всё понимают — и никогда не мешают. Подглядывать, конечно, подглядывают, но для меня важно, чтобы подглядывали так, чтобы я этого не замечал. Под чужими взглядами даже иногда еще больше удовольствия. Паренек очень хотел, чтобы я ему засадил в попочку, но я набрался благоразумия — и просунул ему только пальцы. Он раскапризничался: