— Этого мало. Мне нужна компенсация!
— Что же Вы хотите? — в один голос воскликнули старуха и Дашенька.
— Если вы посетите мою скромную обитель в ближайшую пятницу, этого будет довольно!
После обеда, который был действительно хорош (только порции были маленькие) , Дашенька пригласила барина осмотреть дом. Старуха скоро притомилась и оставила молодых. Ковры и мебель интересовали Васеньку мало, но картина в одной из комнат ему понравилась. Это была хорошая копия "Рождения Венеры" художника Бугро.
— Вам нравится эта картина? — тоненьким голоском спросила Дашенька.
— Нравится. Вот только правды жизни в ней нет.
— Вот как? Почему же?
— Про амуров и прочих тритонов я уж не говорю. Вот смотрите, у всякой зрелой женщины между ног и внизу живота растут волосы. А у Венеры их нет!
Дашенька зарделась, как маков цвет.
— Но: но она же богиня!
— Ну и что? — заупрямился Васенька. — Прежде всего она женщина, а у всех женщин тут растут волосы! Уж я-то знаю!
*****
Дашенька собралась с силами и пробормотала чрез смущение:
— А Вы видели много женщин? И ТАМ?
— Много! И ТАМ тоже! Можно подумать, что у Вас ТАМ волосы не растут!
Дашенька растерялась окончательно, присела на тахту и собралась заплакать. Васенька решил поменять тему.
— Сударыня, Вы где учились?
Молодая барыня горделиво выпрямилась.
— Я закончила институт благородных девиц в Петербурге!
— Тогда все понятно! Немного французского, немного домоводства, много танцев и хороших манер! Ведь так?
— А Вы?
— Я учился в Кадетском корпусе, но учебу пришлось бросить.
— Что так?
— Скончался тятенька, — коротко пояснил Васенька. — Пришлось вернуться в родную Нефедовку.
— Как жаль! — молвила Дашенька. — Я Вам искренне сочувствую!
— Благодарю Вас! — церемонно раскланялся Василий, а про себя подумал: "На моем месте тятенька тебе уже вдул!" , а вслух сказал:
— Засим разрешите откланяться, жду Вас с маменькой в гости в ближайшее воскресенье.
Домой барин скакал прямо через поля. Его могучее мужское достоинство расслабилось и мерно шлепало о седло, а лосины уже просыхали на жарком солнце. Дашенька ему очень понравилась:
Спектакль "Пьяный Силен"
Чтобы хоть чем-то удивить свою прекрасную соседку, барин решил устроить спектакль. Он долго думал над этим, но не хотел ставить слащаво- приторных итальянцев, а со всей славянской прямотой взялся за разработку темы древней античности, а, именно, Греции. В покоях дано висела копия картины "Пьяный Силен" , и барин решил следовать ее сюжету. Сказано — сделано! И он засадил за работу толпу крепостных крестьян, сняв их с полей. Мол, оно и так вырастет, а если не вырастет, значит — не судьба! Девки шили хитоны и туники, плотники ладили помост в старом овине, актеры, долженствующие изображать сатиров и нимф, репетировали роли. Во всех начинаниях активно участвовал верный Трифон, подбиравший актеров и актрис из дворни. На роль первой нимфы барин пригласил ту самую соседку, ради которой это все и затевалось. Дашенька поколебалась немного и согласилась, оговорив свое участие тем, что наденет маску. Барин был не против, но про ее роль ничего не сказал, обещав только, что будет рядом и все подскажет по ходу спектакля.
Наконец все было готово, и барин разослал пятьдесят приглашений. В теплый вечер пятницы стали съезжаться гости. Их встречали дюжие конюхи, одетые в длинные хитоны, подхватывали лошадей под уздцы и отводили в конюшню. Многие прибыли с семействами, на что барин, когда узнал, лишь плотоядно ухмыльнулся. Мол, всем роли найдутся. Празднично одетую публику провожали в большую залу светлым коридором, в простенках которого были установлены пьедесталы, на которых стояли крестьянские детишки из воскресной школы, изображавшие амуров обоего пола в разных античных позах и безо всякой одежды. Амуры-мальчики оттягивали свои членики двумя пальцами, ухвативши за крайнюю плоть, а девочки-амурки стояли, погрузив пальцы во влагалища. Гости, увидав такое зрелище, начали шушукаться, а некоторые повернули к выходу, где им предлагалось вино, а детям — лимонад. Испив дармовое угощение, многие ощутили желание вернуться, тем более что это желание загнездилось внизу живота. Проходя коридором с амурами, отцы и матери семейств пристально изучали живые скульптуры сквозь лорнеты и монокли, а их дети что-то искали в своих панталонах и юбочках.
В большой зале, отделенной от сцены занавеской, были установлены стулья, кресла и столы с вином, лимонадами, легкими закусками и сластями. Гости хорошо угостились и стали ожидать начала спектакля. Наконец на сцену вышел Трифон в костюме Аполлона и веночком из полевых цветов на голове. Его хитон спереди был бесстыдно распахнут, а к встопорщенному члену был привязан маленький медный гонг. Зал ахнул, а Трифон поднял молоток и ударил в гонг три раза.
— Дамы и господа, мадам и месье, мы начинаем!
Его член дернулся, и гонг ослепительно блеснул в лучах заходящего солнца. Заиграла роговая музыка, и в глубине кулис мелодично протренькала арфа. Рабочие потянули за веревки и занавес разошелся в стороны. Изумленным зрителям предстала толпа полуодетых мужиков, девок и баб. Женщины были сверху обнажены, то есть их пышные груди торчали вперед и в стороны. Мужчины были одеты в лохматые штаны из козлиных шкур, ради шитья которых были реквизированы все козлы из ближайших деревень. На ногах "сатиров" были одеты деревянные сандалии, и они стучали, как копыта, когда "сатиры" переступали по доскам сцены. В "козлиных штанах" были вырезаны отверстия, из которых вызывающе торчали члены и яйца, густо покрашенные свеклой.
Барин не надел таких штанов, его ноги и так были волосаты донельзя, а член был крепко перевязан у основания широкой красной лентой с красивым бантом, отчего надулся и посинел. Нимфы разом распахнули свои хитоны, и зрители увидели гладко выбритые лобки и половые губы. Щели у каждой были визуально продлены от промежности к животу густой черной угольной полосой, и, казалось, что их прорези огромны. Сатиры, также разом, ухватили свои члены и начали их дрочить, повторяя: "Слава Силену, Слава Бахусу!". Зрители, возбужденные похотным зельем, которое было добавлено в вино в изрядных количествах, повскакали со своих мест и, замерев, ждали продолжения спектакля:
Наконец над сценой пролетел в ремнях Трифон в костюме Аполлона, подвешенный к толстой веревке и державший в одной руке охотничий рог, в который трубил, а другой яростно дрочил свой немаленький член. По сигналу рога на сцене началась вакханалия. Сатиры накинулись на нимф, заголили их и начали грубо насиловать, кто по-собачьи, а кто, повалив на доски. В зрительный зал вбежали амуры и кинулись к зрителям. Мальчики полезли дамам под юбки, а девочки обратились к мужчинам, гладя их по панталонам и призывая их снять. Казалось, что зал и сцена сошли с ума, и ничего, кроме безудержной похоти, их не интересовало. Кресла и стулья были опрокинуты, столы повалены, а посуда разбита.
Один, обнаженный, гость бродил по залу, в поисках свободного влагалища, увидел девочку-амуршу и тут же пронзил ее своим членом. Два гостя повалили пожилую даму на пол, заголили ее и пронзали ее, один — влагалище, другой — анус. Все визжали, мычали и кукарекали, а со сцены неслось: "Слава Бахусу, слава — Силену"! А "Силен" тем временем вовсю "осваивал" свою привлекательную соседку, пронзая ее по очереди в рот, влагалище и анус. Он тоже накушался вина с зельем, и никак не мог извергнуть семя. Наконец он почувствовал приближение оргазма и, спохватившись, подбежал к краю сцены. То же сделали и остальные сатиры. Стоя на краю помоста, они щедро полили зрителей спермой и удалились. Их члены еще стояли. В это время за сценой грустно пропел рожок. Вакханалия, а с ней и спектакль, кончились:
Гости уехали. Им помогали подняться и привести себя в относительный порядок все те же сатиры и нимфы, но уже одетые в простое платье. Один зритель все никак не мог кончить, и его "присоединили" к одной даме, одиноко лежавшей посредине зала, да так обоих и унесли. Соседка Дашенька, утомленная Васенькой, устало стащила маску и вытерла вспотевший лоб:
— Василий Львович, Вы — гений! Такого безобразия я еще не видывала!
— Пойдемте ко мне, соседка, и продолжим безобразие! — ответил Васенька, помахав в воздухе усталым, но еще стоявшим членом.
Весть о необычном спектакле разлетелась по уезду с быстротой молнии, и уже на следующий день к барину приехал предводитель дворянства, в вицмундире и звездах. Он поделился своими сомнениями насчет уместности устроительства подобных спектаклей, угостился обедом с хорошим вином и собрался было уезжать, как его внимание привлекла дворовая девка, убиравшая со стола грязную посуду. Так, ничего особенного, если не принять во внимание, что делала она это голой, и при этом похотливо изгибалась, являя предводителю тщательно выбритые губы, сочившиеся желанием. Предводитель зарычал, аки лев, и набросился на девку, как был — в орденах и при шпаге, пронзив ее девственную плоть своим мужественным жезлом. Трифон, похоже, перелил предводителю дворянства похотного зелья, потому и кончил тот для себя необычно быстро, уставившись на окровавленный член близорукими глазами.
— Что же, Вы мне имущество портите, Ваше превосходительство? — ехидно вопросил Васенька. — Целочку порвали? Не хорошо-с:
— Сам не знаю, — смущенно пробормотал тот, вытирая пот со лба тонким батистовым платком. — Как юноша, право слово. Но готов компенсировать:
На том и порешили. Предводитель "забывал" о похабном спектакле, а Василий Львович снимал претензию о порче движимого имущества. Главный уездный дворянин укатил восвояси, а барин получил уверения в совершеннейшем почтении.
Через неделю Василий Львович женился на Дашеньке, венчался, а после венчания молодые приехали в Дашино имение. Ее маменька было взялась поучать молодых, как "делать детей". Барин обернулся и, сказав: "А вот и теща дорогая!" , завалил обоих на брачное ложе. Он был счастлив. Обе были развращенными до крайности.