Никита докурил сигарету, выбросил окурок в окно, сплюнул и процедил сквозь зубы:
— Надо завязывать с этой хуйнёй.
— Ты про курево?
— И про него тоже.
— Я сразу после армии бросил.
— Ты уже сто раз рассказывал о том, какой ты молодец.
Я молча пожал плечами, как бы согласившись. Жертва опять замычала и задёргалась, вылупив на нас свои мокрые и красные от слёз глазенки.
— Может, откроем уже рот, вроде местечко тихое?
Ник обернулся на заднее сиденье, осмотрел дёргающееся и лоснящееся от пота тело и отрицательно помотал головой.
— Рано ещё, пускай успокоится немного, а то я не переношу громкие вопли, сам знаешь.
— Знаю, тебя они просто бесят.
— Вот именно.
Никита потянулся было в карман за новой сигаретой, но чертыхнулся и убрал руку. Некоторое время сидели молча.
— Как там рука твоя? — поинтересовался Ник.
— Ничего, — я встряхнул раненой левой рукой, — до свадьбы заживёт. Тем более, я же не левша.
— Нет, не левша, — согласился Никита.
Опять наступило неловкое молчание.
— А жарища-то какая, а!
— Да, градусов тридцать пять, не меньше!
— А то и все сорок!
— Ну, что там, затихло наше тельце?
— Вроде затихло.
— Открывай тогда.
Я резким движением сорвал скотч со рта жертвы, та громко завопила:
— Сука, больно же, пагни!
— Заткнись, мандавошка тупая!
Я ударил раскрытой ладонью Кирилла по губам. Засохшая было кровь снова струйкой побежала по подбородку. Кирилл захлюпал носом, но замолчал. Никита лишь вздохнул и театрально закатил глаза. Потом вновь уставил свой взор на потрёпанного Кирюшу и начал втолковывать тому назидательным тоном:
— Ну как же так, Кирилл Андреич, такой хороший мальчик, а так нехорошо поступаешь со своим любимым дядюшкой.
— Да мы…
Я прервал его, ударив ребром ладони в кадык. Кирилл закашлялся и затих.
— Весь салон уже твоим потом провонял! — возмутился я.
Никита продолжил:
— Вопрос был риторический. Хотя ты и слова такого не знаешь: ри-то-ри-чес-кий. Умишком не дорос. А вот сейчас последуют вопросы, на которые тебе придется ответить.
* * *
Девчонки в этот раз попались отпадные! Обе горячие, молоденькие, стройненькие, подтянутые, с торчащими сиськами и упругими попками! Обе загорелые и без следов от купальников. Пока одна скакала на моем жезле в позе наездницы, а я мял и крутил её мокрые от пота сисечки, вторая вылизывала мои яйца и анус. Мы шли уже на второй круг, и я был близок к финишу. А вот показался и яркий финиш! Я с рёвом приподнял лёгкую девицу вверх, прижав её плотно к себе, член мой запульсировал, и я с искрами в глазах кончил во второй раз за вечер! Мы лежали всё в той же позе, когда вторая девочка аккуратно вынула мой увядший член из вагины подруги, сняла резинку и выкинула в урну. Я лежал на просторном круглом траходроме и блаженно смотрел в зеркальный потолок. За стеной, где-то вдалеке, едва слышно, гремела клубная музыка, басы даже здесь отдавались гулом в стенах.
В зеркалах я наблюдал стройную маленькую фигурку, накрывающую моё могучее бледное тело, распластанное на смятой шёлковой простыне. На бедре виднелся крупный шрам, но шрамы лишь украшают мужчину, как говорил отец. Я увидел вторую стройную фигурку, отличавшуюся от первой только огненно-рыжими волосами. Рыжая пристроилась между моих широко разведенных ног и начала ритмично работать головкой и ручками. Её жаркий ротик полностью заглатывал мой ствол, а ручки нежно мяли мошонку. Первая девочка, со смоляными волосами, слезла с меня и стала массировать руками и ртом мои грудь и живот. Я уже потянулся к тумбочке за презервативами, когда дверь в комнату резко распахнулась и в комнату, вместе с громкой музыкой, вломился Никитос.
— Рота подъём!!! — проревел он на всю комнату, словно буйвол.
Девчонки испуганно отскочили от меня и прижались к стенке. Никита сгреб мои вещи с тумбочки в кучу и бросил в меня.
— Никитос, ну что за дурацкие шутки?
— Делу время, потехе час!
— Пиздец, ты кайфолом! Что стряслось?
— Потом расскажу, не при блядях же. И хватит уже мобилу на беззвучный режим ставить, хрен дозвонишься тебе!
Я по-быстрому оделся и вышел вслед за корешом. Девчонки проводили нас недовольными взглядами.
Мы прошли через коридор, поднялись по лестнице, миновали шумный танцпол, вышли на жаркую даже ночью улицу, сели на скамейку неподалёку. Никита закурил, уставившись перед собой.
— Ну, что там стряслось? — наконец не выдержал я.
— Дело серьёзное.
— У нас других и не бывает.