Словно безумные мы начали дергаться друг другу на встречу и обратно, громкие чавкающие звуки, как громом огласили комнату. Я понял что умираю, и решил, что об этой смерти можно было только мечтать: в момент наивысшего удовольствия в объятиях моей любимой Оленьки. Какое-то звериное рычание вырвалось из моей груди, и я почувствовал, как бьются в Оленьке освобожденные струи. В тот же момент, как по команде, начал кончать и Паша. Так как его член находился практически перед моим лицом, я в подробностях видел, как его головка мгновенно разбухла и побагровела, и из нее рванули струи его спермы. Они плескали и плескали на лицо любимой Оленьки, заливая ей глаза, попадая в открытый рот, ударяя в спутанные волосы. Странно, но я не испытывал и не капли ревности, а лишь загадочное, всеохватывающее чувство нежной и ласковой любви.
Мертвая тишина повисла в комнате. Мы застыли, словно пытались удержать, остановить прошедшие чудные мгновения. Но вот раздался первый Олин вздох, мой член с легким всхлипом выскользнул из Олиной пипочки. "Гм. Кажется, нам надо выпить" — сказал Паша и босиком пошел на кухню, оставив нас с Олей наедине. Оленька смущенно смотрела мимо меня, старательно отводя свой взгляд. Снова повисла тягостная тишина, но наконец-то показался Паша с пивом в руках. Мы молча выпили, Оленька пошла на кухню приготовить бутерброды, Паша решил залезть в душ, а я остался в комнате, чтобы обдумать ситуацию. Я, как ребенок, не мог решить, хорошо ли мы поступили, и что это все значит. Так углубившись в свои мысли, я не скоро обратил внимание на то, что почему-то бутерброды задерживаются. Я надел шорты и, ощущая легкое беспокойство, отправился на кухню.
От открывшейся картины я чуть не расхохотался. Забытые бутерброды небрежно валялись на кухонном столе. Паша сидел на маленьком стульчике абсолютно голый, а Оленька в одном лишь кухонном переднике, сидя к нему лицом верхом на его коленях, медленно и не спеша то подымалась, то опускалась на его толстом члене. Только закрытые глаза и тяжелое дыхание выдавали ее состояние. С каким-то озорным чувством я подошел к ним и мягко обнял любимую Оленьку сзади, положив ладони на ее нежную грудь. Я тесно прижался к ней и начал покусывать ее за шейку. Оленька вздрогнула и ускорила движения, а вместо тяжелого дыхания из ее рта уже начали вырываться короткие всхлипы. Горячая кровь прилила к моему члену, и он начал шаловливо тыкаться Оленьке в попу: то, постукивая ей по колечку ануса, то, пытаясь залезть ей в пипу вместе с Пашей.
Оленька нежно взяла мой член левой рукой и стала его ласково подрачивать. Я почувствовал, что снова схожу с ума, и, абсолютно не задумываясь, ввел ей в попку свой мизинец. Оленька снова вздрогнула, но только ускорила ласки своей рукой. Я был невольно удивлен, так как раньше всякие попытки проникнуть в нее с черного хода пресекались на корню. Я начал медленно двигать своим мизинцем и вызвал этим у нее тихое поскуливание. Ободренный этим я ввел ей в попу вместо мизинца средний палец, предварительно смазав его стянутым со стола сливочным маслом. Сначала ее попа конвульсивно сдавливала мой палец, словно от страха. Но потом, видимо Оленька успокоилась, попа расслабилась, и мой палец стал проникать в нее без всяких проблем. Понятно, что довольно скоро в попке у нее оказался и указательный, и безымянный палец, а моя любимая Оленька лишь ускорила свою скачку на Паше.
*****
Но теперь она старательно насаживалась не только на Пашу, но и на мои пальцы. Буквально через минуту Паша захрипел, и я почувствовал, как на мой член что-то капает из пипочки моей Оленьки. Ей видимо кончить не удалось, и она страдальчески оглянулась на меня. Я понял ее с полвзгляда и, мягко взяв за подмышки, поставил на ноги. "Нагнись" — шепнул я, и она послушно нагнулась к Паше, схватив попутно ротиком его уже поникший член. А я мягко вошел в ее пипку. Это было просто восхитительно: со стороны Паши слышалось чавканье и мычание Оленьки, а мой член смачно ходил у нее внутри среди Пашиного половодья спермы. Я просто ощущал, как его сперма стекает у меня на яички, течет по моим бедрам. Я полностью погрузился в свои ощущения, как вдруг Оленька прекратила двигаться и, нашарив рукой мой член, вынула его из себя. А затем она, задумавшись на секунду в нерешительности, повела его вверх по своей промежности и уперла его в попочку.
Я был в шоке, но, недолго думая, начал давить. Оленька закряхтела, застонала и вдруг расслабилась, так что моя головка просто скользнула в нее. Она дернулась, испугавшись, и попыталась отстраниться, но я держал ее крепко за ее изумительную талию, и ей это не удалось. К тому же, я уже дошел до такого состояния, что не мог отступать. И поэтому мягко, но решительно двинулся дальше. Наша борьба продолжалась не долго и вот мой член уже полностью в попке, а яички стукнули ее по пипе. Качели заработали, и вот уже послышались Олины всхлипы. Туда-обратно-туда-обратно. Медленно-медленно, чтобы ненароком не сделать больно. Но я чувствую, как движения постепенно ускоряются, и Оленька начинает заводиться. Она отрывается от Паши и выпрямляется, только попка ее продолжает звонко постукивать по мне. Она снова начинает свой танец под неслышную музыку: левой рукой ласкает себе грудь, а правой свою пипку, периодически прихватывая и мои яички.
А я чувствую, что начинаю доходить до точки кипения и непроизвольно усиливаю движения так, что моя любимая чуть не падает. Я подхватываю ее спереди за грудь, и тут же не выдерживаю: бабах! Все, я обессилен. Мы садимся, шумно дыша, на табуретки и приваливаемся друг к другу потными телами. Паша глядит на нас и загадочно улыбается, а мы сидим, и у нас нет сил даже улыбнуться в ответ. "Все" — говорит Оленька — "Теперь действительно пора спать. Я стелю всем в разных комнатах, и не смейте ко мне приближаться. Оба" Моя любимая идет в душ, а мы с Пашей послушно в разные комнаты, чтобы больше никогда не встречаться.