Мне под нос суют мониторчик фотоаппарата, и я вижу свое явление народу в неглиже с подносом и блядской улыбочкой на лице и себя же, вытянувшуюся в струнку с тем же подносом и весьма постной физиономией. Похоже, такой же она остается и до сих пор…
— Это что еще за вид? Ты что, не рада обслужить своих господ, дырка?
— Да мой господин, конечно, мой господин, я счастлива быть вашей дыркой, мой господин!
И откуда у меня эти елейный тон, подогнутые коленочки и еще более блядская улыбочка, которую я мельком вижу в отражении в большом зеркале на двери платяного шкафа.
— Ставь поднос, шлюха!
— Да, мой господин!
— На колени!
Падаю, как подрубленная. Господи, ведь такое уже было тогда, три года назад, только вместо зрелых мужиков — студенты-троечники, вместо дурацкого голубого с желтыми звездочками покрывала на кровати были черные шелковые простыни… А вот ощущение полного бессилия, беспомощности, чудовищного стыда и безнадёги — один к одному. Еще и больше. То хоть за границей было, а тут — считай, дома. Доигралась…
— Смотри, Юра, а шалава то краснеет! Неопытная, наверное, не привыкла?
Вспышка!
— Нет, мужики, Стасик, Юра, вы не поняли, она, наверное, ещё целка!
Вспышка!
Они стоят надо мной, глумятся и вовсю фотографируют. Ну конечно, у меня есть что фотографировать. Постаралась мама, родила красавицу-дочку! Еще бы мозгов дочке заняла, а то до тридцати дожила, а все писькой думает…
— Встань, сучка! — сильная рука поднимает меня за волосы. Что, стоя иметь будут, что ли? Нет, хотят проверить, не в сказку ли попали. Ну, как дети малые: к ним тётя голая вошла, они ее потрогать хотят. Стою, по-прежнему, красная, а эти самцы по-хозяйски ощупывают все мои прелести и достоинства.
— Ух ты, какие сиськи, потрогай, Андрюх!
Вспышка!
— Что сиськи — а жопа! Не визжи ты, блядь, подумаешь, шлепнули!
Вспышка!
— Да мой господин, спасибо, мой господин!
— Вот так-то, дырка!
Вспышка!
— Стас, сфоткай, будто я этой шлюхе плачу! Эй, дырка, улыбайся, радуйся, клиент твою пизду покупает!
Вспышка!
— А как дырка-то? Ух ты, класс, все выбритое, гладенькое! Как у девочки!
Вспышка!
— Бляяяя! Юра, Стас, она мокрая!
— Да ну?
— Смотри, я ее за манденку лапнул — а там — всё мокрое, и ляжки!
Вспышка! Вспышка! Вспышка!
Господи, срам какой, я еще и теку от всего вышеописанного, как последняя сучка на случке! Ну, возбудил меня этот процесс облапывания! Понимаю, что нехорошо это, неприлично, но что с блядской натурой поделаешь…
А самцы теперь чуть ли не носами тычутся в мою промежность. Изучают. Ляжки мои лапают. У Стасика явно будет паралич пальца, которым он без устали давит на кнопку фотика. Хоть бы аккумулятор у него сел, что ли. Хотя уже нафоткано…
— Ребята, у неё и жопа какая-то влажная!
Вспышка! Вспышка!
— Да, а слюни у неё еще не текут?
Вспышка!
Блиииин! Как же это я со слюнями-то оплошала… Может тогда бы уже от этого глазения к делу перешли. Я, в конце концов, тут как женщина, а не как статуя…
— Дырка, давай на колени!
Вот это уже дело. И, не спрашивая разрешения, из скромной коленопреклоненной позиции начинаю расстёгивать ширинки моих повелителей и выпускать на свет Божий их одноглазых змеев, их драконов, их Змеев Горынычей! Пора, пора от слов к делу!
Вспышка!
Так, где член господина Юры, дырка должна помнить, кто главный, кто знает круг ее знакомств и способен ославить на всю округу. Его надо ублажать в первую очередь! Вот, вперед!
— Ай да шлюха! Как сосёт! Аня, что же ты полтора года ждала, сказала бы раньше, что так моего деревянненького за щечку хочешь, я бы тебя давно отвафлил!
Вспышка!
— Юрка, как она тебе его насасывает! Смотри, Андрюх, в залупу целует!
Вспышка!