Действующие лица
Васильева Мария Геннадьевна, 48 лет, продавщица
Кузнецова Евгения Андреевна, 46 лет, бухгалтер
Горшков Антон Игоревич, 19 лет, студент
Зайцев Юрий Сергеевич, 19 лет, помощник электрика
Место действия: санаторий "Дубки"
Время действия: конец января
Мария и Евгения, оказавшиеся волей случая в одной палате, неожиданно быстро подружились. Неожиданно — потому что у них было мало общего. Мария — простоватая, громогласная, развязная, циничная и нахальная. Евгения — тихая, скромная и пугливая. Мария — с хамоватым, хотя и привлекательным, лицом, пухлая, даже, можно сказать, толстая, с колышущейся грудью и жирными ляжками. Евгения — изящная, с тонкими чертами некрасивого сухого лица, в очках, с отличной для ее лет талией и небольшой грудью.
Все-таки что-то их объединяло, а именно — накопившийся, заскорузлый и кровоточащий голод по мужской ласке. Это выяснилось почти сразу, через час после знакомства. Муж Марии был хоть и не сильно ее старше, но уже около десяти лет "не мог". "Ну, не стоит у него, хоть ты убейся", — так описала она его проблему. А Евгения состояла в разводе уже семь лет, и с тех пор ни одна мужская рука к ней не прикасалась.
Мария уже была в этом санатории в прошлом году, где безуспешно пыталась лечь чуть ли не под всех особ мужского пола. Впрочем, "пыталась" — громко сказано: она строила им глазки, но они не реагировали. Немногочисленные мужчины были либо примерными семьянинами, либо слишком стары, либо просто не впечатлялись пышными телесами Марии.
Жизнь пациента санатория предельно скучна: анализы, обследования, процедуры. Завтрак, обед, ужин. По вечерам — танцы "Для тех, кому за", и старое кино типа "Кубанских казаков" или "Белого солнца пустыни". Скука, скука смертная.
Так прошло шесть дней из четырнадцати запланированных. Женщины от тоски частенько делились самым сокровенным, то есть вспоминали былых любовников. Вернее, сначала вспоминала только Мария, Евгения слушала, краснела и отмалчивалась, потом и ее прорвало. Но все эти сладостные воспоминания относились ко временам молодости, которая была для обеих женщин уже невероятно далека.
Ночью Евгения проснулась от странных звуков: шорох, шлепки и частое дыхание.
— Маша, тебе плохо? — испуганно спросила в темноту Евгения.
— Дура, мне хорошо, — задыхаясь, прошипела Мария. Приподнявшись на локте, Евгения почти в полной темноте смогла разглядеть, что подруга лежит на спине, два холма выдавали широко расставленные под одеялом ноги, а между ними яростно дергалась рука. Евгения впервые видела, как женщина занимается онанизмом. Замерев, она слушала хриплое дыхание, постепенно переходящее в стон наслаждения. Потом Мария долго лежала, отдыхая, и вдруг сказала:
— И так я почти каждую ночь. А ты разве нет?
Евгения сделала вид, что заснула. Она все еще стеснялась сознаться, что привыкла делать это не "почти", а как раз-таки каждую ночь, а бывает, что и по несколько раз. Просто здесь, стесняясь, она ждала, пока подруга заснет.
А на следующую ночь подруги уже молча и не сговариваясь возбуждали себя одновременно…
То напряжение, которое копилось в них годами, прорвалось в этом безудержном ночном самовозбуждении, почти самоистязании. А днем, закрыв дверь, они предавались довольно странным утехам. Прежде всего, мотивируя свое поведение хорошим отоплением в комнате, Маша стала разгуливать нагишом, а потом и Женя, не решаясь снять все, носила только белье. Они втайне мечтали, что кто-то подсмотрит за ними в окно. Но оно выходило в лес с глухим забором, так что никто их стриптиза так и не оценил. Потом, однажды ночью, когда Евгения мастурбировала, подруга попросила "показать", но Женя стыдливо отказалась. Тогда Маша зажгла свет, отбросила одеяло, повернулась к соседке широкой щелью и стала напоказ возбуждать себя. Не будучи лесбиянкой, Евгения сначала безрезультатно протестовала, потом отвернулась, а потом вдруг поняла, что в глубине души хочет это увидеть, и стала смотреть. А на следующую ночь она уже сама показала Марии свои тайные приемы самоудовлетворения. С тех пор они кончали, глядя друга на друга…
Разговоры их теперь вертелись вокруг одной темы. Каждая из них наконец-то нашла родственную душу. Мария в деталях описывала сначала свои реальные совокупления, потом стала выдавать за них свои фантазии, представ эдакой Мессалиной, которая трахается по 25 часов в сутки. Евгения понимала, что это сказки, но острый язык подруги живо рисовал перед ней возбуждающие картины, и Евгения слушала, возбуждаясь от этих картин…
***
В этот же исторический период два школьных друга — Антон и Юрий — испытывали примерно те же проблемы. Антон для Юрки был почти что полубог — ведь он смог сдать экзамены и поступить в институт, а в родное село (в полутора километрах от санатория) приехал на каникулы. Отца у него не было, мать весь день работала, почти все друзья разъехались, делать было отчаянно нечего, и школьный друг Юрик стал отдушиной для Антона, хлебнувшего городской житухи. Правда, ни одной девчонки он за полгода не подцепил, и приходилось набивать себе цену, придумывая для друга головокружительные романы. На самом деле в его арсенале был опыт романа с одноклассницей (правда, продолжительный и бурный) и с пятидесятилетней соседкой, о чем он пока не заикался.
Сам Юрик подрабатывал в санатории (больше негде было) электриком, и недавно расстался со своей девушкой, с которой был почти год. То есть опыт у него тоже был, но еще более скудный.
И вот, в очередную ночь, когда две женщины, уже не стесняясь друг друга, с помощью собственных рук компенсировали отсутствие самцов в своей личной жизни, два приятеля сидели в маленькой комнатенке Юрки в подвале санатория, пили водку и говорили о женщинах.
— Тут, у тебя над головой, толпа озабоченных баб. Они родину продадут, чтобы потрахаться. А ты не пользуешься, — тоном знатока говорил Антон.
— Тут, у меня над головой, — передразнил его Юрик, — одни старухи.
— Не старухи, а опытные женщины. Они уже все умеют, но чувствуют, что скоро не смогут. Да они на тебя набросятся, ты им только улыбнись.
— Что хорошего в старухах? Обвислые титьки, целлюлит, гнилые зубы… Фу!
— Дурак ты. Им по 40-50 лет, это не старухи, а бабы в самом соку. Слышал "в сорок пять баба ягодка опять"?
— Ну и что ты предлагаешь?
— Все время думать об этом. Наблюдать. Ищи сочную бабу и не убегай от нее, дай ей тебя соблазнить. Готов спорить, она сразу потащит тебя в постель. Посопротивляйся чуток для приличия… Ты говоришь — старухи. А что, ты можешь предложить юную девочку? Предлагай. Нет ведь никого. Сестер и санитарок видел местных? Да из них самая молодая Сталина помнит! А отдыхающие почти все среднего возраста и без мужей. Значит, оглядываться им не на кого. Через неделю поедут домой, так что они хотят сейчас оставить себе приятные воспоминания. Я тебя уверяю, зрелая женщина во многом лучше, чем девочка. Все умеет, все понимает, ничего не боится, за трах на все пойдет.
— А ты откуда это знаешь? — усмехнулся Юрик.
Антон помолчал.
— Ты мою соседку, Людмилу Владимировну, помнишь?
— Танькину мать? Которая на автобазе работала? Ну и что?
— А то. Я ее трахал полгода. Она же день через день. Моя мать на работу, Танька в школу — я к ней. По пять раз подряд кончали, — не удержался соврать он.
— Вот это да! А потом что?
— А потом я уехал поступать. Сейчас пытался к ней подкатиться, так у нее новый хахаль, чуть ли не замуж собралась.