Уфффф… . Таня успокоено вздохнула: кажется, дочка уснула окончательно… Ну, наконец-то. А то уже первый час: И тут вновь снизу взрыв непонятного шума явно скандального свойства: Господи, ну когда же муж вернется со своей вахты: Еще неделю ждать: А эти — опять ведь разбудят, гады! Всё! Хватит! Больше не буду молчать:
Как была — в легком домашнем халатике и шлепанцах, с распущенными по плечам волосами Таня спустилась этажом ниже к дверям четырехкомнатной квартиры, которая уже пару недель, как стала источником неожиданных шумов в самое нежелательное время суток. Жили там, похоже, мужчины. По крайней мере, только их Таня и другие обитатели подъезда встречали в лифте и во дворе. Да и навещали их (и довольно часто) лица сильного пола. Хотя в шумах, разносившихся и вверх и вниз явно фигурировал и некий женский подтекст:
Ну вот — за дверями явно шел разговор на повышенных тонах: Таня позвонила.
Дверь открылась не сразу: хозяин, или кто он там был, явно сначала исследовал ее через глазок. И, видимо, остался удовлетворен: Тане не только открыли, но и предложили войти:
Впустил ее один из постоянных обитателей квартирки — крепкий смуглый крепкий бородатый парень лет тридцати в синей тенниске, камуфляжных натовских брюках и армейских же ботинках. А в прихожей помимо него фигурировала еще и пара лиц кавказской национальности. Этакие Пат и Паташон: высокий тощий и маленький жирненький, оба небритые, в трениках, пиджаках, кепках, с цепочками на шеях. Ойййй… А на маленьком и пресловутые красные мокасины: И оба раскрасневшиеся, брови нахмурены, у маленького волосатые кулачонки грозно сжаты… Из за ближайшей двери смех, а дальше какие-то вздохи и стоны… Видеосалон тут что ли, как в девяностые? (на большее опыта и фантазии Тани не хватало)
— Послушайте, у вас очень шумно! Ребенка же разбудите! — пискнула она:
— Ребенка говоришь? А чего твой мужик разбираться не пришел, тебя послал? Ссыт? — вопрос поставил девушку в тупик:
— Он в командировке — работает вахтовым методом:
— Аааа:
Визги и стоны из за дверей не умолкали, а, вроде бы даже и форсировались: Таня вдохнула воздух и приготовилась выдать в эфир свой гневный меморандум, но не успела:
— А эта вам пойдет?
Гостеприимный хозяин, явно демонстрируя ее, обратился к сынам Востока. На лицах сынов появилось слабое отражение еще более слабых интеллектуальных процессов
— Мгммммм…
— Чего сопли жуешь? А? Покатит? Смотри!
Таня ну никак не ожидала, что милитаризованный детина, захлопнув дверь, молниеносно сдернет с нее халатик, демонстрируя горцам ее прелести.
А демонстрировать было что. Стройное литое смуглое тело с крепкими наливными грудками-двоечками, не испорченными годом кормления дочки, выраженными талией и бедрами, стройными длинными ножками, которые даже в шлепанцах смотрелись лучше, чем у некоторых на шпильках: Ну и нежное смуглое восточное личико то ли гречанки, то ли латиноамериканки, шелковистые пышные волосы коньячно-каштанового цвета:
И на всем этом остались только трусики и шлепанцы:
— Ой! Что вы делаете! — Таня одновременно прикрывала все, что немедля привлекло взгляды не только джигитов, но и ее гостеприимца, и пыталась вернуть халатик:
— Не ори, а? — миролюбиво протянул хозяин. — Все равно никто не придет!
Подтверждая его правоту, из за двери в конце коридора раздался страстный стон:
— Во, слыхала, как тут орут? И никого это не смущает!
— Но…
— Какое но — чуваки, видишь, ждут тебя, как соловей лета! Живо с ними! И смотри, чтобы довольны были!
— Дыва часа! — отморозился длиннобудылый, продолжая, впрочем, томными маслянистыми очами, выступившими из орбит, как у какого-то ракообразного, пялиться на Таню
— Двое на два часа — восемьсот баксов! — немедля отреагировал камуфлированный крепыш.
— Ааааа: — не окончил микрокавказец, коему под нос сунули некий манускрипт