Мы танцевали в полумраке большого зала где гремела музыка, мигали синие огни, а колонны, отделанные искусственным мрамором, казалось специально поставлены, чтобы разгоряченный очередной заводной музыкой, ты мог прислониться спиной, и глотнуть "кусок воды", как называли здесь стаканы с прохладительными и даже горячительными напитками. Конечно же маскарада никакого не получилось, устроители просто выпендриться хотели, и все же на две девушки просто и без затей прыгающих в лазерных отсветах, встречалась одна, с глазами загадочно прикрытыми полумаской. Обычно фигуры таких девушек казались куда собразнительнее, и отбою от желающих потанцевать у них не было. Поэтому я так обрадовался, когда в полутьме разглядел такую, переводящую дух возле колонны.
Маска на ней была большая, скрывающая всю верхнюю часть лица а темный брючный костюм очень шел к ее рыжеватым волосам. В руке она держала наполовину пустой стакан с "Кока-колой", но оглядывалась так, словно ей не по себе от духоты и мигания ламп.
Мы с большим удовольствием оттанцевали две быстрые мелодии, после чего закружились в медляке, причем ее тело казалось ощутимым через два слоя одежды. Танец закончился, и девушка мягко отстранилась.
– Я пойду, – улыбнулись ее губы и глаза в прорезях маски. Я удержал руку.
– Может еще?
– Извини. Ты хорошо танцуешь, но мне: – наверное в глазах у меня промелькнуло такое сожаление, что она вдруг сжала мне руку и сказала: – хорошо, но только один танец.
Но мы станцевали не один. После каждого следующего, я чувствовал, она хочет что-то сказать, но каждый раз вглядывалась мне в глаза и ничего не говорила. Наконец она прошептала:
– Очень устала. Не могу больше. – поскольку мы как раз кружились по залу почти обнявшись, я стиснул ее чуть покрепче, и повел к колонне.
– Хочешь выпить?
– Ой нет, нет: – я вдруг вспомнил, как только что напряглось ее тело во время этого неожиданного объятия, и внимательнее пригляделся к тому, как она идет. Спину она несла очень прямо, но шаги делала пожалуй мельче, чем это позволяли ее длинные красивые ноги.
– Слушай, – спросил я, когда мы прислонились спинами к прохладному мрамору, и без всякой цели рассматривали колышащуюся в такт музыке толпу: – а ты чего такая стеснительная?
Белый прожектор отбрасывал на нас яркий круг, и я увидел, как скулы и щеки ее видные из под маски стали стремительно наливаться пунцовым румянцем. Я угадал! И она поняла, я знаю, что угадал.
– Да, стеснительная, – через силу улыбнулась она: – скорее сдохну, чем прямо скажу, что хочу в туалет. И я, кажется, скоро сдохну! – словно позволив своему телу этими словами большую откровенность, она слегка свела колени и наклонилась вперед, приоткрыв рот. Зрелище получилось удивительно красивым и беззащитным.
– Ну так беги, – улыбнулся я. Хоть мне и очень хотелось побольше любоваться девушкой, которой стыдно и очень хочется, но уж очень попалась симпатичная. Она взглянула на меня с обидой и укоризной, потом перевела взгляд на длинную очередь, змеившуюся по вестибюлю. Она вела в женский туалет, только в женский, и стояли в очереди, соответственно девчонки. В масках и без. Разгоряченные спиртным, и ясноглазые любительницы безалкогольных напитков. Но все они хотели одного. То одна, то другая нетерпеливо переступали с ноги на ногу, тоскливо вновь и вновь пересчитывая сколько подруг по несчастью остались впереди. Кто-то как бы невзначай поправлял ремень джинсов, или резинку трусиков, стремясь ослабит давление одежды на переполненный мочевой пузырь. А те, что посмелее или компанией подружек, те хохоча, и без особого стеснения, зажимали себе ладонями низ живота, или прыгали на одной ножке, или, поставив ноги накрест стискивали кулачки.
– Я слишком долго с тобой танцевала, – не глядя мне в глаза, сказала моя партнерша: – и я теперь эту очередь не вытерплю, описаюсь на полдороге. Я уже полная до краешка.
Она говорила спокойно, чуть хрипловатым голосом, и я почувствовал, как у меня встает. Скромная и красивая она была сейчас в отчаянии, она сама себя загнала в ловушку, танцуя со мной один танец за другим, и тому, что она сейчас терпела виной был я сам. Не даром же в английском слово "отчаяние" одновременно означает и "безнадегу" и нестерпимое желание. Девочка нестерпимо хотела, и надежды у нее не оставалось.
– Вот когда я жалею, что женщина, – призналась она почти неслышно, разглядывая очередь в женский туалет, рядом со свободным входом в мужской: – вот когда обидно-то:
– Пойдем танцевать, – предложил я. В ответном взгляде отразилась боль. Не душевная какая-нибудь боль, а вполне конкретная – внизу живота, в сведенных коленках.
– Там наверху, на третьем, – пояснил я, указывая на мраморную лестницу с другой стороны зала: – я видел еще один туалет. Уж не знаю работает ли, но написано – платный, там наверное народу не так много. И там нет мужского и женского. Просто пара кабинок.
– Где-е? – почти пропела она, мелко притоптывая каблучками. Мне показалось, что она сейчас заплачет, чтобы хоть так снизить количество жидкости, разрывающей изнутри ее красивое тело.
– Я покажу, – пообещал я: – но только давай еще разочек. Я хочу потанцевать, зная, что ты хочешь:
Она прижалась ко мне, и я почувствовал, что она дрожит. Заиграла медленная музыка, и мы, медленно кружась пошли между такими же вальсирующими парами в сторону мраморной лестницы. Шары из зеркальных осколков отбрасывали блики на все вокруг.
– Хочу, – шептала она мне на ухо, словно чтобы скорее выаполнить мое тайное желание: – я так хочу-у: Хоть бы не споткнуться, господи!
– А что тогда? – с улыбкой задал я провокационный вопрос.